– Погибнем? – задумчиво переспросила Валя, закатив глаза к потолку так, будто увидела там заблудившегося таракана—астронавта. – Ну, знаешь, уж лучше погибнуть с достоинством, чем всю жизнь быть твоей ручной мышкой в лабиринте чужих хотелок.
Кляпа нервно фыркнула, явно не ожидая столь категоричного ответа:
– Достоинство! С каких пор оно тебе понадобилось, моя дорогая? Ты ведь прекрасно жила и без него!
– Жила, – с глубоким философским выражением согласилась Валя, – до тех пор, пока одна настырная инопланетная дама не решила, что моё тело – это такой уютный космический корабль, куда можно залезть и рулить в своё удовольствие. Но теперь, извини, дорогуша, придётся искать компромиссы. Либо играем по—человечески, либо вообще не играем.
Кляпа замолчала. Пауза затягивалась настолько, что Валя даже слегка забеспокоилась, не вырубила ли инопланетную квартирантку случайным образом коротким замыканием своей логики.
Наконец голос Кляпы прозвучал снова, на этот раз совершенно другим тоном – тихо, чуть устало, с примесью чего—то похожего на отчаяние:
– Валентина, я совершенно серьёзно. У меня нет запасного варианта. Это была моя последняя попытка, последний шанс. Если мы провалим миссию, Жука меня буквально пустит на молекулы. А тебя, между прочим, тоже. Она очень не любит провалы, особенно такие эпичные, как наш сегодняшний.
Валя слушала её внимательно, с тем особым интересом, с которым люди обычно слушают продавцов в магазине, предлагающих невероятную скидку на товары, которые никому и даром не нужны.
– Знаешь, Кляпа, – наконец протянула она, стараясь звучать максимально убедительно и величественно, – если бы ты с самого начала со мной советовалась, а не использовала меня, как маленький инопланетный самокат, мы бы давно нашли общий язык. Теперь же условия ставлю я. Если хочешь, чтобы мы обе вышли из этой истории без потерь и с минимальным количеством скандалов, придётся научиться договариваться. По—человечески.
Инопланетянка снова замолчала, видимо, обдумывая не только слова, но и перспективы всей своей дальнейшей космической карьеры. Валя представила, как где—то внутри её головы Кляпа мечется от одного края мозга к другому, яростно жестикулируя всеми щупальцами и пытаясь принять судьбоносное решение.
И в этот момент Валя вдруг почувствовала странное удовлетворение. Впервые за долгое время она сама решала, что делать, сама ставила условия и не боялась последствий. Инопланетянка, привыкшая рулить ей, как игрушечным роботом, впервые растерялась. Валя ощутила вкус этой маленькой победы, наслаждаясь каждым мгновением.
– Ты это серьёзно? – наконец осторожно спросила Кляпа таким голосом, будто впервые в жизни ей пришлось просить в долг у земной соседки соли.
– Абсолютно, – кивнула Валя, закрывая глаза и сладко зевая. – Либо компромисс, либо твоя космическая миссия закончится самой грандиозной неудачей в истории всех галактик, которые тебе известны.
Кляпа снова замолчала. Но в этой тишине уже не было прежней нервозности и раздражения. Теперь там звучали совсем другие ноты – задумчивость и осторожность существа, впервые задумавшегося о том, что землянка Валя оказалась не таким уж простым биологическим материалом, как ей казалось поначалу.
И Валя, ощущая это внутреннее смятение своей космической квартирантки, впервые за долгое время искренне улыбнулась в темноту. Она поняла, что впервые по—настоящему контролирует ситуацию. Инопланетянка, которая думала, что умеет управлять людьми, сама оказалась в плену человеческой логики и непредсказуемости.
Это было почти комично. Почти поэтично. Но главное – это было невероятно приятно.
Ночь мягко наползла на город, разливаясь по углам квартиры густыми тенями, и Валя наконец провалилась в сон. Но вместо привычных невнятных картинок мозг выдал ей такую премьеру, что даже театры Бродвея со своими мюзиклами нервно затянули бы шторы.
Всё началось с того, что звонок в дверь прозвучал не как обычно, а с эпическим эхо и легким жужжанием, словно по квартирам ходил не курьер с пиццей, а сама судьба на магнитной подушке.
Валя встала, пошаркала к двери босыми ногами, открыла – и обнаружила на пороге трёх гигантских осьминогов. У каждого – строгий серый пиджак на восьми щупальцах, значки на лацканах «Межпланетная служба защиты детей» и серьёзные лица, напоминающие одновременно заботливых бабушек и прокуроров.
– Валентина Земная? – спросил самый толстенький осьминог, щупальцем перелистывая какие—то документы. – Мы прибыли с планеты Кляпула. В связи с многочисленными жалобами на условия содержания нашей малышки Кляпы!
Валя, которой хотелось просто спать, уставилась на них и моргнула. А затем, сделав серьёзное лицо, пригласила их внутрь, решив выяснить, насколько далеко может зайти ночная шиза.
Осьминоги чинно проползли в квартиру, оставляя за собой мокрые следы на ковре, и тут же начали свою ревизию. Один щупальцем поднимал подушки на диване, другой ощупывал кактус, третий заглядывал в холодильник с выражением эксперта в области гастрономической безопасности.
– Где игровая зона для развития мелкой моторики? – строго поинтересовался осьминог с толстой папкой.
– Где комплект развивающих игрушек? – вторил ему второй, заполняя чек—лист с маниакальной педантичностью.
– А где, простите, персональный психолог? – трагически воскликнул третий, хватаясь всеми щупальцами за голову.
Валя, не веря своим глазам, прижала ладони к лицу, а потом всплеснула руками:
– Кляпа взрослее всех вас вместе взятых! У неё уже голос грубеет, понимаете? И усики почти пробились!
Но осьминоги не слушали. Они начали шмыгать носами (точнее, их осьминожьими аналогами) и, переглядываясь мокрыми глазами, устраивать маленький спектакль отчаяния прямо на ковре.
– Она так долго была одна! – всхлипывал один, заливая слезами Валин плед.
– Без поддержки! Без душевного тепла! – рыдал второй, размазывая по полу следы тревоги.
– И вы ещё смеете утверждать, что она готова к самостоятельной жизни?! – восклицал третий, размахивая щупальцем, как дирижёр, которому порвали партитуру.
Валя, наблюдая за этой истеричной сценой, сначала попыталась воззвать к логике, потом к здравому смыслу, потом к невидимому Богу, но осьминоги рыдали с таким упоением, что можно было бы смело открывать филиал драматического театра прямо в её гостиной.
Тогда Валя приняла единственно верное решение: включила в себе земного психолога.
– Так, – строго сказала она, хлопнув в ладоши, от чего осьминоги вздрогнули и притихли. – Садимся в кружок.
Расположив пришельцев на полу, Валя сама устроилась напротив, скрестив ноги, как в лучших тренингах личностного роста.
– Теперь каждый из вас по очереди рассказывает, почему он на самом деле не может отпустить Кляпу и пытается удержать её на цепи. Давайте! Открываем чакры! Дышим ровно!
Осьминоги, шмыгая носами, начали с неуверенных исповедей:
– Она была нашей единственной радостью на планете… Мы так боялись потерять её…
– Мы не верили, что она справится без нас…
– Мы просто хотели быть рядом… хоть чуточку…
Каждое признание сопровождалось новыми всхлипами, обниманиями щупалец и коллективным растроганным подвыванием. Валя сидела перед ними, чувствуя себя одновременно мудрой шаманкой и школьной учительницей, загнавшей весь класс в угол за плохое поведение.
Когда последний осьминог залился горючими слезами, она встала, мысленно положила руку на каждого и торжественно произнесла:
– Кляпа выросла. Она должна идти своим путём. А вы… вы должны гордиться тем, что воспитали свободную, сильную инопланетную женщину!
Осьминоги всхлипывали, кивали всеми щупальцами и протирали глаза бумажными платочками с надписью «Мы верим в тебя, Кляпа!»
И, на последнем аккорде этого странного ночного психотренинга, они торжественно достали из своих кейсов маленький документ, подписали его всеми доступными щупальцами и вручили Вале: «Акт о добровольном отпускании Кляпы на свободное плавание».
Затем осьминоги чинно выстроились у двери, поклонились так низко, что шляпы (да—да, у них были шляпы!) упали на пол, и, утирая последние слёзы, медленно уползли прочь в лунную ночь.
Валя осталась стоять в пустой квартире, держа в руках акт, и тихонько хихикала в кулак.
Никогда ещё её подсознание не выдавало таких шедевров.
Сон рассыпался, словно карточный домик, под лёгким дуновением утра. Валя открыла глаза, уставившись в потолок с таким выражением, будто ожидала увидеть там хотя бы одного осьминога с чемоданчиком. Но потолок был пуст, как всегда. Воздух в комнате пах свежестью, сырой от недавнего дождя улицей и капелькой абсурдной надежды. Валя потянулась, зевнула так широко, что могла бы проглотить мелкую планету, и хихикнула в подушку. Этот сон, каким бы диким он ни был, оставил в ней странное ощущение тепла и освобождения.
Глава 2
Валентина очнулась ни свет ни заря, и первым, что пронзило её сознание, был тихий, аккуратный ужас – такой, каким накрывает человека, когда вдруг осознаёшь, что лежишь не на своей кровати, а где—то на холодном полу, да ещё и лицом вниз. Только в этот раз никакого пола не было. Была её кровать, родная и скрипучая, только она, к великому стыду, совершенно не подчинялась хозяйке. Ни пальцем пошевелить, ни шею повернуть, ни даже пискнуть. Лежала, как варёная сосиска без шансов на амнистию.
В голове закружились панические мысли, каждая нелепее другой. Может, паралич? Может, она теперь овощ? Может, это за вчерашний эксперимент с трёхслойной шавермой на ночь? Всё бы ничего, если бы не появившийся внутри знакомый, вкрадчивый голос – ласковый, как наждачка по сырому колену: "Расслабься, дорогуша. Сегодня рулю я."
Где—то в глубине сознания Валентина заныла и заплакала. Мысленно, конечно. Настоящими слезами она бы сейчас удавилась от собственного бессилия, но даже этого роскошного удовольствия тело ей не предоставило. В полной беспомощности она осталась без права даже моргнуть. Настоящая VIP—ложа в театре ужасов, где главный актёр – её собственная кожа.