— Ладно-ладно, ты знаешь свое дело. И, кто-нибудь, если удастся найти хоть какую-нибудь зацепку, где блуждают вихрастые, сообщите.
Князья кивнули.
Аравийский полуостров.
Красное, словно напившееся крови, солнце медленно выползало из-за дальних барханов. Только слабый ветерок подгонял навстречу светилу переливающиеся ручейки песчаной реки. Змеи, скорпионы и небольшие ящерки скользили по этому переливающемуся песку, как по волнам.
Двое сидели на небольших ковриках, подогнув ноги по-турецки. Распущенные волосы черного и светлого цветов слабо трепетали. Солнце светило в лицо обоим. Оба устали от роскоши дворца Смуты. Дворец с бассейнами и пальмами был словно оазис среди бескрайней пустыни, но оазис огражденный, с высокими белыми стенами. Скорее, крепость, содержащая в себе все необходимое для комфортного, роскошного существования. Крепость со спутниковой системой связи и джакузи. Крепость, построенная на ресурсы того, что хранят в себе пески.
— Ну что, батарейка, зарядился? — спросил блондин, думая скорее о кофе, приготовленном на песке, чем о том, сколько еще часов здесь торчать. Ночные бдения порядком надоели. В чем-то суфийские мудрости Отшельника Смуты не подходили арийцу. Песок — вотчина семитов, считал Сема и среди пустыни чувствовал себя неуютно. Как и во дворце. Хотелось в лес и на речку или к морю, так как на родине все покрыто снегом, не сезон.
— Не полностью. Полностью остатки яда мешают. Урезают возможности, — сухо ответил Скорпион, щупая солнечное сплетение.
— Чувствуешь, где он?
— В том-то и дело, что нет. Это как пустота энергоканалов, как холодок, как бессилие, сложно описать. Я просто потерял полный контроль над телом.
— Ну, ничего, восстановишься. Умрешь или восстановишься. Третьему не бывать.
— Восстановился, насколько возможно. Сидеть здесь дальше — только время терять. Завтра уходим, — уверенно донес Сергей.
— Ну наконец-то. Куда пойдем-то? — загорелся Сема.
— В горы пойдем, — не задумываясь, ответил брат.
— На кой?
— Пески мне не помогли; может, горы мудрее песков. Как насчет поездки к Живе?
— Индия? В Тибет, что ли, собрался?
— Почему бы и нет?
— Да ну тебя, то помирает лежит, то на Джомолунгму, как авторитетный альпинист. Ты опоздал лет на пятьдесят-шестьдесят. Вот раньше бы пошел, в газету и учебники бы занесли.
— А что, хорошая идея… Горы, — донеслось со спины, и рядом с двумя ковриками появился третий — со светловолосым богатырем в просторной рубахе.
Сема почесал переносицу и, вздохнув, отвернулся. Жить под одной крышей с многовековым Отшельником, месяц воочию лицезреть Лилит, тут еще полубог зачастил. Или бог?
— Приветствую тебя, отец, — не поворачиваясь, обронил Скорпион.
Сема ощутил холод в словах. На брата в последнее время свалилось столько родни, что немудрено было заплутать в собственных чувствах. Оказывается, одних братьев трое: названый, по крови и по роду. И по паре матерей, отцов. Быть где-то в середине этого списка не хотелось. Спросил:
— Родослав, откуда взялся-то этот Меченый? Чей сын?
— Брата моего, Миромира.
— А можно подробнее иерархию?
— Тебе со всеми делениями?
— Конечно, я ж полиглот, — хмыкнул Сема.
— У Творца, Рода, Пращура, Ра было четыре ипостаси: Макошь, Мара, Сварог и Световит — боги первой волны. Сварог — символ триединства мира Яви, Нави и Прави. Тебе понятнее символ инь-янь и то, что получается в результате их взаимодействия.
— Ага.
— А Световит, бог солнца, коло, коловращения, разделивший жизнь на четыре сезона. Он и подарил людям календарь. Символ коло.
— Коло?
— Круг. Солнце описывает круг: зима, весна, лето, осень. Иногда на улице минусовая температура, иногда — плавится асфальт.
— А, ну да.
— Вот и у Световита было четыре ипостаси. Зима — Хорс. Единственный из смертных. Умирая, бог зимнего солнца заливал землю кровью и из этой влаги появлялся весенний Ярило. Холодный Хорс и кровавый Ярило — как бы боги темной сути Световита, то есть Чернобог. Ярило летом становился Даждьбогом, а тот по осени Триглавом. Даждьбог и Триглав — как бы светлые стороны Световита. Я родился в момент слияния Макоши и Триглава, брат мой — Мары и Хорса. Говоря «как бы», я ориентирую смысл под ваше физическое восприятие.
Скорпион повернулся:
— Он показывал мне сон, где Световит был сам по себе.
— Так он и есть сам по себе. Всегда. Род же, породив ипостаси, не растворился в них. Это божественный уровень, вам сейчас не понятный. — Родослав сделал эффектную паузу. — Позвольте продолжить. Мир не догматичен, как это стараются преподнести радетели вер. У одних и тех же богов столько имен, сколько придумают люди. Мысль, найдя много сторонников, становится материальной. Не было адско-райской тематики, но появилась мысль — и гляди же: Велес создал резервацию в Африке, а Тартар нашел себе место под Алатырскими горами и Черным морем. И Лилит, не вклинивающаяся в современные представления, ушла в прошлое, как Денница, бог второй волны, — в будущее.
Сема снова вздохнул. Родослав махнул рукой, продолжая:
— Если я стану объяснять тебе суть первочеловека, порожденного Макошью и Даждьбогом, ты вообще уснешь?
— Макошь — богиня матерь? Это ее изображали в виде толстой бабы пещерные люди?
Родослав вздохнул:
— Изображали. Как только не изображали.
— А Даждьбог?
— Его изображали символом неба.
— Замечательно, выходит, первые люди не слеплены, а порождены небом и матерью?
— Перволюди — потомки богов. Не дети Перуна (он молодой бог второй волны), а Даждьбоговы дети. А Творец приходится дедом первым людям. В каждом из нас заложено ДНК Рода. В каждом боге, полубоге и человеке. Ведь разделив единого человека на мужское и женское, каждому дал симметричные спирали.
— Кто разделил?
— Род.
— Зачем?
— Для развития. Наша вселенная дуальна, иначе никак.
— А что там дальше с богами?
— От первой волны богов вместе с перволюдьми пошла и вторая волна стихийных богов, богов охоты, животноводчества, ремесла, торговли, знаний, мудрости. Полубоги и чудища, порожденные Марой: Велес, Денница, Люцифер, Стрибог, Дый, Симаргал, Перун, Дана, Иштар, Атлант, Лемур, Асур, Крышень, Вышень, Брахма… Их множество, порядка тысячи. Просто одни примелькались, другие исчезли в конфликтах или просто ушли. У каждого много имен, ибо много толкований в разные времена. Велес разделил индоевропейцев на ариев и семитов, Атлант и Лемур породили собственную расу, Асур вывел из перволюдей монголоидную расу.
— А негроидную? — не переставал сыпать вопросами Сема.
— Опыты Лемура.
— А Меченый?
— Меченый, как сын Миромира и Лилит, является богом второй волны.
— Почему Меченый?
— Мы трое меченых. Денница, вернувшись из будущего, обрел столько силы, что поглотил Чернобога и сел на импровизированный трон. Он и отметил меня, брата и его сына. У каждого из нас по три цифры на руке. — Родослав закатал рукав рубахи, оголив три черные единицы. — У брата девятки, у сына его — шестерки.
— Шестерки? Почему вы не дали ему имени при рождении?
— Денница сказал, что когда нарекут его, наступит расцвет Кали-Юги. Вот и наступил две с лишним тысячи лет назад. И имя ему все же дали. Ему и отцу. Иудеи прозвали Миромира и Меченого Гогом и Магогом. Знакомые имена?
Блондин подскочил с коврика:
— Так, Скорп, пойдем в горы, а? Перегруз мозга.
— Подожди, — Скорпион поймал взгляд отца. — А что же с Колядой?
— Вторая ипостась Спасителя. Ходил, бродил, добрел до Срединных гор. Их еще звали одно время Пановыми. Урал, если по-нашему. Подгорный народец ему меч подарил. Из черного булата. Хорошая вещь. Он с ним и пошел в Тартар за Адамом и Евой. Велес же схалтурил. Вроде умерли они физически, а реинкарнации для них не придумал, вот в ад и поместил свои изобретения. Это Лилит бессмертие обрела за мучения как дар богов, а не те двое.
— Я понял, почему пантеон язычества развалился, — кивнул Сема. — Пирамиду иерархии, похоже, только сами носители званий — волхвы — и знали. А одного бога проще почитать, вот на этом три мировые религии и вылезли, будь то христианство, иудейство или ислам. Как, впрочем, буддизм, иудаизм и всякое там конфуцианство.
— А пророки тебе, святые, апостолы и прочие первозванные — чем не пантеон?
— Вам, может быть, за сорок тысяч лет и больше намозговать удалось, а мне некогда. У человека срок жизни короткий: родился, вырос, туннель, родился, вырос, туннель. Скорп, пойдем уже в горы. Живу потрясем, может, он тебе акупунктурно куда-нибудь нажмет, ты и воспрянешь духом и телом.
— Да, идем, идем.
Родослав расплылся в улыбке, глаза ностальгически закатились:
— Вы же молодые еще, вам еще шагать и шагать. Еще столько грабель, столько шишек. Отделиться, попутешествовать, самим все увидеть, а потом кивнуть в такт ранее произнесенным словам… Словам родителей.
Сема развел руками:
— Какие грабли? Страна зажата в тиски, эмиссаров что убивай, что нет, мало что меняется, а тут еще то ли новая мировая религия, то ли возврат к прошлому, то ли вообще черт-те что. Мы за Лерой в командировку выдвигались, нам не до богов, не до демонов. Нас дома ждут.
— А если сгорит дом? Умрут все?
Сема прищурился:
— Ты точно сын светлого бога? Или с божественной точки зрения все это снова не имеет значения? Так, может, наш мир — тюрьма вселенной? Поназаслали уголовничков, воюют друг с другом.
Родослав посуровел:
— Что если не будет у вас ни точки возвращения, ни памяти прошлой. Как проклятые на вечное скитание цыгане, кочевать будете из угла в угол?
— Скорп, ну что у тебя за родня такая пасмурная? Вторую стадию еще, что ли, не прошли?
— Стадию?
— Ну, с рождения человек — оптимист. Детство. Потом пессимист — половое созревание, первые кризисы, все такое. Потом реалист. Как бы нашел себя в жизни, устоялся. А четвертая стадия — фаталист. О душе, о бренном. Мысли о переходе за черту. Судьба. Все такое.