Я дни и ночи проводил у алхимического горна и перегонного куба — пытался получить философский камень и универсальный растворитель; постигал тайное учение каббалы, теософию и черную магию; практиковал теургию и спиритизм; изготавливал амулеты и талисманы.
Когда Мария I Тюдор сменила на троне Эдуарда VI, меня обвинили в наведении порчи на ее сестру Елизавету (я составлял для королевы и принцессы гороскопы) и государственной измене. В камере нас было двое — два чернокнижника-еретика. После суда Звездной палаты моего сокамерника сожгли на костре. Мне же удалось найти слова оправдания. Выйдя на волю после трехмесячного заключения, я оказался в довольно щекотливом финансовом положении: источники дохода потеряны, сбережения отца конфисковали с началом охоты на протестантов.
Через три года умерла королева Мария. День коронации юной Елизаветы был выбран после личной консультации, которую я дал герцогу Лестеру. Составленный мной гороскоп позволил снискать расположение Елизаветы — королева сделала меня своим научным советником и астрологом. Это означало покровительство. И золото.
В то время я был довольно привлекательным молодым человеком, стройным, высоким, румяным, светловолосым, и догадывался о симпатии Елизаветы. Меня вполне устраивало, что эта властная, сильная, дурно одевающаяся рыжеволосая девушка с длинным носом и гнилыми зубами собирается умереть девственницей.
Елизавета горела желанием заглянуть в мир духов. Желала увидеть волшебное стекло, открывающее канал общения с призраками. Я удовлетворил ее просьбу. Увиденное впечатлило и испугало Елизавету.
Зеркало — небольшой прямоугольник отполированного металла — я купил у французского художника, который был уверен, что вещица проклята. К подобному зеркалу обращался римский император Дидий Юлиан, используя дитя в качестве пророка.
В отражениях проклятого зеркала ко мне обратился Ариэль.
Имена за пределами человеческого мира пусты, особенно когда живешь дольше памяти о них, когда путь наверх долог и изгажен тенями. Но тогда я верил, что мне явился Лев Божий. Но я заблуждался в намерениях Ариэля. Я получил гораздо меньше, чем отдал. Гораздо, гораздо меньше.
Ариэль передал мне агатовую сферу, черный кристалл. В отполированных гранях жили смутные образы и треснувшие голоса. Смысл загадочных видений потустороннего мира часто оставался непостижим. Девочка, назвавшаяся Мадини, шептала на греческом и английском; пропитанная кровью тряпица болталась на острие обоюдоострого меча; жирные личинки ворочались в распахнутом рту умирающего страдальца. Что я видел? Прошлое или будущее?
Я не мог записать и запомнить все откровения магического шара и поэтому занялся поиском секретаря-медиума. Так в моей жизни появился нотариус Эдвард Келли (тогда еще Эдвард Талбот).
Черноволосый, худощавый, с узким лицом и цепкими глазами. Искушенный в некромантии, алхимии и оккультной философии, легко читающий рукописи на древнем кельтском языке, Келли прежде секретарствовал у герметиста Томаса Алена. Но меня интересовало лишь одно: выдержит ли Келли испытание, увидит ли тени иного мира в обсидиановой сфере, услышит ли голоса духов.
Келли отлично справился: видение Ариэля открыло ему секрет изготовления двух талисманов — сложного циклического символа под названием Ангельский Шифр, для создания которого требовался очищенный воск, и Священного Стола из хитинного дерева для работы с восковой печатью.
Поселившись в моем доме в Мортлейке, Келли стал неоценимым помощником в общении с загадочными сущностями. Тетради полнились записями. Чтобы постичь язык духов, мы составили алфавит из двадцати одной буквы. Мистические штудии отнимали бездну времени. Стараясь вызнать у духов тайну философского камня, я позабросил научные изыскания.
Я и Келли быстро обрели славу магов, способных получить алхимическое золото из других металлов. Это позволяло играть на чужих амбициях. Я был представлен польскому князю Альберту Ласки, тщеславному человеку, проредившему собственную казну безумными выходками и сумасбродными развлечениями. Ласки верил в существование красной тинктуры, Великого эликсира, способного залатать дыры в его казне. Полушепотом я поведал князю о могущественных возможностях «магического глазка» и после уговоров согласился организовать сеанс.
Сидя в затененном углу комнаты, князь завороженно следил за погрузившимся в транс Келли. Мой помощник издавал гортанные звуки и произносил непонятные отрывистые фразы, которые были лишь представлением, а не посланиями магического шара. Духи «предсказали» князю богатство и известность, победы над врагами и восхождение на польский престол, обладание философским камнем и обретение бессмертия. Мистификация увенчалась успехом. Воодушевленный Ласки пригласил нас с семьями совершить путешествие на континент.
В январе 1584 года мы прибыли в Краков. Нам предоставили роскошные апартаменты и просторную лабораторию. Я и Келли зажили как богачи.
Вскоре терпение князя начало таять. Мы ссылались на недостающие материалы, неблагоприятное расположение планет и семикратное повторение всех операций на протяжении семи недель. Ласки торопил. Чтобы унять его беспокойство, Келли организовал демонстрацию. Используя тигель с двойным дном, наполненный воском с крупицами золота, он «превратил» ртуть в драгоценный металл. На время удовлетворенный Ласки продал часть земель, чтобы насытить наши с Келли тигли. Но князь так сильно погряз в долгах, что в августе 1584 года уговорил нас отправиться к могущественному и сказочно богатому императору Рудольфу II. Снабженные приглашениями и рекомендациями, мы тронулись в Прагу, надеясь на милость и щедрость покровителя богемских алхимиков.
Мы остановились в заведении «Золотой шар», окутанном сплетнями, словно кладбище туманом.
Рекомендательные письма не произвели особого впечатления на вице-канцлера Куртиса, однако сановник познакомил меня с доктором Тадеушем фон Хайеком. Придворный врач распоряжался в императорских лабораториях и представлял Рудольфу прошедших испытания алхимиков. Фон Хайек предложил снять у него уютный домик, куда я и Келли незамедлительно перебрались с семьями.
Наш новый дом размещался на Золотой улочке в Градчанах. Грязная, пологая, узкая вертихвостка, застроенная карликовыми бездушными строениями. Улочка оккультистов, алхимиков и предсказателей. Улица мошенников.
Здесь жил Кристофер фон Хиршберг, водивший за нос зажиточного покровителя. Бавор Рудовский, в поисках философского камня докатившийся до убогой нищеты. Авторитетный некромант Леонард Вышпергер. И конечно, Клаудиус Циррус, алхимик из Италии, пообещавший графу Уильяму фон Розенбергу, рыцарю Золотого руна, раскрыть секрет трансмутации. На Золотой улочке обитали и обычные мастеровые, и художники да скульпторы, произведениями которых император охотно украшал дворец, и ювелиры, и огранщики, и резчики, и толкователи манускриптов.
Я продолжил общение с Ариэлем через магический шар. В этих сеансах все реже участвовал Келли: мой партнер связался с дурной компанией и погряз в гнусных развлечениях, проявив свою неуравновешенную, вспыльчивую, алчную натуру.
Прежде чем попасть к императору, следовало убедить фон Хайека (а вместе с ним и других видных обитателей Золотой улочки) в своих спагирических способностях. Доктор пригласил нас с Келли в свой особняк, в подвале которого находилась лаборатория. Перед важным испытанием я взял с Келли слово хотя бы несколько дней не прикасаться к алкоголю.
Демонстрация имела большой успех. Достоверность трансмутации, во время которой Келли получил герметическое золото, подтвердил Николас Барно, гость фон Хайека, а также сам доктор.
* * *
И вот я стою перед человеком, лицо которого, сломленного, бессильно-желчного, с дурным блеском в глазах, видел на днях в магическом шаре: «Неблагодарная ведьма! Ты отвергла меня, своего благодетеля, отвергла после того, как я вознес тебя! Будь ты проклята, Прага, да падет гнев Господа на всю Богемию!»
— Поднимите голову, доктор Ди, — приветливо сказал император. — Я пригласил вас не для поклонов. Чувствуйте себя свободно. Любой стул в вашем распоряжении.
— Благодарю вас.
Большие глаза Рудольфа смотрели спокойно, оценивающе.
— Говорите без стеснений.
Я рассказал о божественном послании, которое привело меня в Прагу, о беседах с ангелом Ариэлем посредством черного кристалла.
— Что ангел сказал тебе? — спросил Рудольф.
Свет из окна падал на него, превращая седину волос в драгоценную пряжу, тонкие, кудрявые нити серебра, обрамляющие бледное лицо.
— Он сказал: «За грехи твои призвал тебя, услышь меня и сделай по велению моему, и тогда восторжествуешь. Ежели поступишь иначе, Господь твой отбросит тебя прочь. Соблюди завет Господа, и воздастся тебе: повернись к Господу и забудь злобу свою, и трон твой обретет величие, какого не знала земля, и дьявол падет к ногам твоим и попросит о пощаде».
Я видел, что императора поразила моя смелость. И рассердила. На худощавом лице возникло напряжение темной мысли.
— Догадываюсь, — спешно добавил я, — что за ликом дьявола кроется Турция.
— Я весьма заинтересован вашим «сакральным камнем», мой друг. Побеседуем о кристалломантии. И о катоптромантии.
Я рассказал о металлическом зеркале Пифагора, созданном в полнолуние и используемом для ясновидения. О методах, позволяющих приподнять завесу будущего, которые недавно опубликовал итальянский философ Джованни Пико делла Мирандола.
— Я знаком с этой работой, — сказал император. — Но Мирандола описывает зеркала и кристаллы, изготовленные людьми, тогда как, я слышал, ваш магический шар имеет другое происхождение?
— Истинная правда, мой император. Я получил его через астральный канал.
— Не скрою свой глубокий интерес к этой реликвии.
— При случае обязательно продемонстрирую вашему величеству его силу, — пообещал я.
Рудольф, добровольный затворник Градчанского замка, удовлетворенно кивнул.
От праздной жизни венской столицы Рудольф сбежал в Прагу. Вскоре он переложил груз управления империей на своего брата, замкнулся и предался меланхолии, находя отраду лишь в посещении королевских конюшен, коллекционировании статуй, картин и всевозможных редкостей, а также в мистических науках. Главными увлечениями императора стали магия, алхимия и астрология. Шарлатаны наводнили Прагу, некоторые из них занимали посты важных сановников, заведовали искусствами и науками. Те, кому повезло больше, селились во дворце, пользуясь дарами императорской кухни и винных погребов, другие довольствовались жильем на берегу Влтавы и скромной стипендией.