— В тоннеле ужасно смердело гнилью. Может, причина в крысиных трупах, хотя они казались сухими. Когда я остановился, вонь и сырость стали невыносимыми. И эти тени на стенах… Они двигались, черт знает почему. И тут погас фонарь. Я оказался в темноте. Услышал слева какой-то звук, словно кто-то крался, и чуть было не бросился наутек. Разбил бы себе лицо, а то и чего похуже, точно. Я вспомнил, что у меня есть второй фонарь, Иржи, достал его и включил. Но не сразу. Потому что боялся того, что могу увидеть. Приближающиеся шаги слышались со всех сторон. Я боялся включить свет — и увидеть Иржи, идущего на меня с белым лицом и огромными клыками…
— Ян, — выдохнула Олеся, точно прося передышку.
— Стоять в темноте было еще страшнее, и я включил фонарь. И увидел…
— Кого? Иржи?
— Нет. Из глубины тоннеля на меня смотрел человек с черными дырами вместо глаз. Черная шапочка. Темное лицо, морщинистое, точно в переплетении мелких корней. А потом он поднял руку к лицу, и я понял, что это не дыры — круглые черные очки. Он снял их, но я решил, что с меня хватит, и бросился бежать. Об Иржи я забыл. Бежал, падал, поднимался, а тоннель все не кончался и не кончался, пытался меня доконать, в нишах мерещились лица… Лукаш ждал меня в склепе. И полицейские тоже, они что-то спрашивали. Но я не остановился, пока не выбрался наружу. Чуть не расплакался, когда увидел небо.
Он замолчал. Олеся смотрела на Яна, сквозь него. Она все еще была в подземном коридоре, а лицо в луче фонарика было лицом Карима. Бездомный протягивал к ней руки, ладонями вверх, на которых лежали желтые клыки и фотокарточки.
— Думаете, что видели привидение? — решилась она.
Ян ответил, неохотно и тяжело, будто хотел сказать совсем иное:
— Я был на взводе. Все, что случилось… Этот склеп… В таких местах легко поверить в разное. Когда бежал, верил и в призраков, и в дьявола. Готов поклясться, что видел на полу не только свои следы, но и другие, много следов… Не знаю, кому и зачем понадобился этот склеп, не знаю, куда вел подземный ход. Знаю только, что подвел Иржи. Испугался и убежал.
Олеся снова вспомнила сидящего на полу вокзала гида. Вспомнила серебристый портсигар, фотографию девочки. Вспомнила, что собиралась сделать.
— Теперь ваша очередь, — сказал Ян. — У вас ведь тоже есть история?
Олеся открыла рот, чтобы спросить, почему он так думает, но вместо этого принялась рассказывать. О своей работе, о бомж-туре, о фотографии рыжеволосой девочки, о пропавшем клиенте…
Закончив, она посмотрела на свои руки и увидела расплющенную сигарету. Рядом с тарелкой с кнедликами высилась горка табака.
— И вы хотите его найти? — спросил Ян.
— Да.
— Справитесь лучше полиции?
— Вряд ли.
— Тогда почему?
— Долго объяснять. Не уверена, что смогу.
Ян кивнул. Глянул на рюкзак под ее стулом.
— Мне пора, — резко сказала Олеся, вставая, — я должна…
Он догнал ее у здания Национального театра. Золотая корона, статуи муз, Вагнера, Аполлона, крылатая бронзовая Победа.
— Вы собираетесь проверить маршрут, на котором пропал клиент?
Она почувствовала облегчение.
— Да.
Мужчина кивнул.
— Я хотел бы пойти с вами. Не спрашивайте: тоже долго объяснять.
Олеся поняла, что плачет; слезы были теплыми и стремительными.
— Хорошо, — прошептала она, — хорошо.
Он протянул руку к ее лицу. Олеся сжалась, предвкушая прикосновение и боясь его, но это был лишь платок. Ян предлагал ей платок.
— Спасибо, — всхлипнула она и опустила рюкзак на брусчатку.
Кусочек ткани ничем не пах — ни прошлым, ни будущим. Хорошо. Идеально.
______________________
Tankové pivo (pivo z tanku) — пиво, поступающее в кран из танка (цистерны).
Ležák (чешск.) или лагер — выдержанное пиво (дозревающее при хранении).
Улыбки (нем.)
Глава 6
День, когда Марек превратил ее в вампира, стал самым счастливым в жизни семнадцатилетней Итки.
Они встретились на сайте знакомств. Марек был на пятнадцать лет старше, но это не имело никакого значения. Мужчина — это твои мечты плюс чужой опыт. Наставник и любовник. «Пятнадцать лет!» — смеялась она, думая о вечности.
Итка знала, что одноклассники за глаза называют ее Слонихой. Это тоже было неважно. Зачем переживать из-за слов обычных людей?
Она влюбилась, словно сиганула из невыносимой жары в колодезную прохладу. Влюбилась, как в первый раз. Впрочем, он и был первым.
«Готическая любовь», — говорил Марек.
Итка не была дурочкой, которая может предложить мужчине только тело. Их общее увлечение готикой стало первым узлом или, если угодно, укусом. Она писала Мареку о раннеготических, цистерцианских формах Староновой синагоги, слала свои фотографии на фоне узких фасадов, украшенных эркерами и щитами. Он рассказывал о высокой готике, привитой Пражскому граду Карлом IV и архитектором Петром Парлержом, о невесомом своде собора Святого Вита, где звучит шелест крыльев летучих мышей. Вместе они оплакивали архитектурные памятники готического периода Праги, уничтоженные застройкой девятнадцатого века. Делились ссылками на фильмы и музыку и вскоре захотели пообщаться вживую.
Когда Итка узнала, что Марек вампир, то не могла поверить своей удаче. Всегда мечтала стать вампиром, но не знала как. Марек объяснил.
На третьем свидании он надрезал свое предплечье. Она впервые пила человеческую кровь — никогда не чувствовала ничего подобного, даже во время секса. Ощущение силы, власти, сладкой судороги. Они лежали на крыше пятиэтажного дома времен Первой Республики в Виноградах, где жил Марек, и ночь сползала на землю по крошечным кованым балкончикам — ее колдовской час. Потом Итка взяла у него бритву и разрезала свою руку.
Жизнь Итки изменилась. Она переехала к Мареку. Они спали днем и бодрствовали ночью. Пересматривали «Носферату» с Максом Шреком и «Дракулу» с Белой Лугоши. Раз в неделю, иногда чаще, совершали ритуал — угощались кровью. Марек говорил, что есть доноры, которые хотят поделиться кровью с вампирами, но пока Мареку и Итке хватало друг друга.
В Англии, Германии, Франции, Скандинавии, Штатах, даже в Японии (после смешения готики с «визуальным стилем») таких, как они, были тысячи, но Итка знала, что это лишь внешнее сходство. Она и Марек — особенные.
Настоящие пражские вампиры.
Их свадьба виделась Итке еще более волнующей и радостной, чем ее инициация. Марек предложил не ждать Хеллоуина, и она согласилась. Такое большое и неуместное чувство, распирающее ее грудь, на которой он любил оставлять крошечные ранки, — так зачем тянуть?
Место выбрал Марек. Договорился с кем нужно, подготовился. Устроил сюрприз. Ночью они прошли под аркой дома «У голубой звезды», спустились в сводчатый подвал, массивные стены которого некогда являлись первым этажом романской постройки. Марек провел Итку через ступенчатый портал, а потом еще глубже, в подвал подвала, готический уголок средневековой Праги, освещенный десятком свечей.
Идеальное место для вампирской свадьбы.
На Итке были черное платье с металлическими заклепками в форме костей и остроносые сапоги. Белая пудра, черная помада и тушь — загляденье, а не невеста. Волосы Марека шипами торчали во все стороны и отливали синим. Черные брюки и рубашка плотно облегали костлявую фигуру любимого, тяжелые ботинки уверенно чеканили по покрытому пылью и мусором полу подземелья. Не Лестат де Лионкур, конечно, но все-таки…
Они уселись на расстеленное покрывало и под альбом «Siouxsie and the Banshees» из портативной колонки стали готовиться к свадебному кормлению. С нежностью протерли спиртом кожу на запястьях друг друга, сделали надрезы одноразовыми скальпелями, надавили, пробуждая жизнь. Между ними, в коробке в форме черепа, лежали кольца из черного золота.
Марек — мужчина, господин, будущий муж — припал к ранке. Он жадно всасывал ее темно-красное согласие, Итка стонала. После нескольких глотков он облизал губы, осторожно перевязал ее руку и предложил себя. «Согласна», — сказала она. И стала пить. Марек был лакомым, как всегда, с острым привкусом металла и мудрости. Как смешны те, кто утверждает, что кровь вредна для человека, что к ней приспособлены лишь кровососущие животные.
Внезапно у нее разболелась голова. Боль была сильной, настойчивой. Итке показалось, что она потеряет сознание. Нет-нет, только не сейчас, у свадебного алтаря!.. Она оторвалась от запястья Марека и виновато улыбнулась. Перед глазами плыло.
В черном портале за спиной ее мужа выделялась высокая фигура. Ноги незнакомца растворялись во мраке, и Итка не могла с уверенностью сказать, стоит ли он на полу. Воздух сделался холодным, почти ледяным, фигура словно высосала из него все тепло.
Итка открыла рот, чтобы предупредить любимого, но тут высокая тень пришла в движение.
Кинулась на Марека.
Итке показалось, будто в подвале бесшумно взорвалась бомба, начиненная призрачным светом. Шквал пыли отшвырнул Марека в сторону, в поросшую мхом стену. Из щелей кладки полетели темные комки. На покрывале зашатались свечи, одна упала и потухла. Итка видела сквозь пыль и слезы, как фигура оторвала от земли тело ее мужа…
(Марек заверещал)
…выдрала зубами его кадык, затем вцепилась в лицо и стала пить, как из сочного плода, сосать, массируя шею длинными белыми пальцами.
Итка подняла руки, чтобы защититься от этого зрелища, звука, безумия.
Помещение билось испуганным сердцем. Запах крови стал невыносимым, ядовитым.
Теплые капли на ее лице и руках. Несмотря на холод, лицо Итки пылало, сухие губы дрожали. Она хотела встать с колен, со своих толстых, неуклюжих колен, в которые сквозь покрывало проникали ледяные иглы, но не могла пошевелиться.
Незнакомец повернулся к ней. Марек упал на пол и остался лежать на спине. Его лицо исчезло — стесанная влажная заготовка, красная пустота; правая рука сжимала одноразовый скальпель. Итка чувствовала запах… не крови, уже нет — экскрементов.