— Положим, имя сменить — дело нехитрое, — заметил я.
— Ну да. Фишка в том, что смена имени тоже фиксируется. А «Болеслев Черногук» — это не псевдоним. У него так в паспорте записано. Первое, что мне пришло в голову, — батюшки, самый настоящий иностранный шпион! И я возомнил себя Джеймсом Бондом, решил немного в это поиграть. В итоге, все оказалось еще интереснее, — и он умолк, напустив на себя загадочный вид.
— Сейчас ты небось объявишь, что ему сто с лишним лет, — небрежно заметил я.
Митя изумленно на меня покосился.
— Хочешь сказать, ты это уже слышал?
— Слышал, слышал, — вздохнул я. — А кстати, если и так — что с того? Может, человек йогой всю жизнь занимается. Или какими-нибудь даосскими техниками. В Европе все это большая редкость, конечно, но не вижу ничего невозможного.
— Я тоже, — согласился Митя. — Но его гипотетический возраст — это далеко не все.
— А что еще? Ну хоть один пример.
— Ладно. Представь себе следующую картину. Солидный, всеми уважаемый господин выходит из дома при полном параде, всем своим видом демонстрируя намерение мирно прогуляться по Малой Стране[34] или, скажем, провести деловую встречу за миской клецок. Вальяжно выруливает к Влтаве, спускается к воде, лезет зачем-то под мост — и привет. В смысле, исчезает с концами. И объявляется у себя дома только два дня спустя, причем не входит в квартиру, а сразу из нее выходит — на очередную невинную прогулку до ближайшего моста. Или, напротив, всего через час вдруг обнаруживается в Берлине, на открытии какой-нибудь выставки, прямую трансляцию с которой показывают в новостях культуры по телевизору, дабы быстро и эффективно свести с ума человека, имевшего счастье только что наблюдать за паном Черногуком на пражской улице. Как тебе такой фокус?
— Ничего, неплохо, — одобрительно сказал я. — Умеет чувак от хвоста уходить, что тут скажешь.
— И такие штуки он проделывает гораздо чаще, чем ездит в такси, — вздохнул Митя. — Не всегда лезет под мост, конечно. Но исчезнуть в самый неожиданный момент, в месте, где нет никакого запасного выхода, тайного лаза или еще чего-то в таком роде? — это, можно сказать, его любимое занятие. Будь ты на моем месте, неужели не захотел бы выяснить подробности?
— Я и на своем месте уже хочу, — признался я. Немного подумал и спросил: — Слушай, а приятель его тебе хорошо знаком?
— Смотря какой.
— Станислав Грочек.
Митя невольно поморщился.
— Вижу, что знаком, — ухмыльнулся я. — Доктор по прозвищу Чума. Большой души, должно быть, человек.
— Он ужасный, — твердо сказал Митя. — Просто ужасный. Зря ты его вообще вспомнил.
— Он странный тип, — согласился я. — И, пожалуй, неприятный. Но что именно с ним не так?
— Все не так, — резко сказал Митя. — Если увидишь его на улице, переходи на другую сторону. Желательно — бегом. Не связывайся с ним ни под каким предлогом, вот тебе мой совет. Пан Болеслев этого монстра приручил и, судя по слухам, более-менее успешно дрессирует, памятник бы ему за это поставить. Говорят, теперь с доктором Грочеком вполне можно иметь дело. Но я бы все равно не стал.
— Все это общие фразы, — сказал я. — А душа жаждет фактов. Предлагаю обмен. Ты внятно объяснишь, что такого страшного в этом вашем Грочеке. А я за это расскажу тебе, как провел сегодняшнее утро пан Черногук. Захватывающая история, головокружительная интрига, пещера Лихтвейса, короче.
— Ты серьезно?
— Более чем. У меня свежайшая информация. Ну как, сторговались?
Митя мучительно поморщился.
— Ладно, сейчас. Подожди.
Некоторое время мы ехали в полном молчании, наконец Митя свернул к очередной заправке, остановил машину, залпом выпил полбутылки воды, повернулся ко мне и очень серьезно сказал:
— В свое время он лечил мою маму. Он может, если хочет. И спас ей жизнь. Но это очень дорого стоило. Я не деньги имею в виду, вернее, не только деньги. Ты уж извини, но не буду рассказывать подробности. И дело не в том, что мне неприятно вспоминать. Просто когда я начинаю рассказывать о нем что-то существенное, у меня начинается мигрень. Одно из последствий наших, блин, высоких отношений. Голова болит как огромный гнилой зуб, час, или два, или полдня, или двое суток, как повезет. Таблетки не помогают, по крайней мере, все, что я перепробовал. Поэтому, пожалуйста, расскажи мне твою информацию просто так. Безвозмездно. Кстати, вести машину теперь придется тебе. Уж извини.
— Голова? Сейчас тоже?
— Как только ты завел разговор на эту тему. Я специально сюда свернул, чтобы поменяться с тобой местами. В таком состоянии ехать опасно.
Я не знал, что и думать. Вроде похоже на правду — вон как его перекосило. С другой стороны, он уже столько раз меня дурачил. Но я решил проявить великодушие. Чего уж там.
— А цитрамон ты пробовал? — спросил я, доставая из рюкзака упаковку.
Митя с сомнением пожал плечами.
— А смысл? Они же слабенькие.
— Да уж не кодеин, — согласился я. — Но если твоя голова действительно болит из мистических соображений, это не имеет значения. Так что бери. Хуже-то не будет. А вдруг окажется, что я великий шаман? Ну мало ли.
— Тоже правда.
Он взял целых четыре таблетки, проглотил, не запивая, и уставился на меня страдальческими глазами. Похоже, ему действительно было плохо. Рожи корчить он, конечно, умеет, но бледность с таким эффектным зеленым оттенком обычно зарабатывают честным трудом.
— Ладно уж, расскажу тебе про Черногука, — вздохнул я. — Может, хоть это поможет. Ну как, меняемся местами?
— Наверное, все-таки да, — неохотно сказал Митя.
В целительную силу моего цитрамона он явно не верил.
Оказавшись за рулем, я невольно почувствовал себя хозяином положения. Приятная иллюзия — при том, что я, конечно, знаю ей цену.
— Так вот, пан Болеслев нынче утром был в Вильнюсе, — тоном Деда Мороза, приступающего к раздаче подарков, объявил я.
Митя встрепенулся.
— Но ты сказал, он так и не узнал ваш адрес?
— От меня не узнал. Если бы даже я очень захотел ему сказать, пришлось бы звонить домой, спрашивать. Я тебе не говорил? Я только улицу помню. Номер дома и квартиры мне ни к чему, я же и так знаю, куда заходить.
— Понимаю, — кивнул Митя. — Я, когда часто квартиры менял, тоже в номерах путался.
— Ну да. Но название улицы я ему тоже не выдал, я точно помню. Однако сегодня утром пан Болеслев гулял именно по нашей улице. И не просто гулял. Залез как минимум в две пустые квартиры. И в нашу пытался пробраться под видом сантехника. Однако Рената его не пустила. Умница.
— Хорошая у вас в семье традиция — родителей по именам называть, — улыбнулся Митя. — Как-то сразу чувствуется, что вы дружите.
— Дружим, да. Но Рената не мама. Она моя няня. Рад, что ты еще способен ржать, но обломись, бывшая. К тому времени, как я вырос, они с Карлом привыкли жить под одной крышей. Им это нравится. Тогда они стали делать вид, что Рената экономка, или как это еще называется… На самом деле их симбиоз покрепче любых родственных уз. Во всяком случае, когда Рената заикнулась, что хотела бы на старости лет вернуться домой, Карл тут же подорвался с насиженного места и переехал в Вильнюс. Хотя там нет приличного органного зала. Но ему плевать, лишь бы Рената была в порядке. Счастье, конечно, что она не из Бишкека какого-нибудь. Но Карл вообще везучий.
— Какая хорошая лав-стори, — слабо улыбнулся Митя.
— Не уверен, что именно «лав». Романа у них никогда не было. Я бы знал.
— Любовь не так уж часто принимает форму романа. Хотя порой, конечно, случается. И это сбивает всех с толку. В смысле, универсальная формула «и так тоже бывает» автоматически подменяется заведомо ошибочной «всегда бывает только так».
— Твоя правда, — согласился я.
— Ладно, а как с Черногуком? Твоя Рената его не пустила, и что было дальше? И кстати, почему ты думаешь, что это именно он?
— По описанию похож. Я при тебе пошутил про Адского-Уборщика-из-Тьмы? Нет, ты к этому моменту уже вышел. Так вот, Рената сразу сказала, что шутки шутками, а внешность у незнакомца для этой роли вполне подходящая. Дескать, вылитый Мефистофель. Бледный черноглазый брюнет и все такое. Я почему-то не сомневаюсь.
— Ладно, предположим. Но ты сказал, он залезал в другие квартиры? Откуда это известно?
— Рената своими глазами видела, как таинственный брюнет заходил к ее подружке, которая в это время была на работе. А позже своими ушами слышала, как соседский мальчик звонил родителям, дескать, в доме кто-то чужой. Не удивлюсь, если этим не ограничилось, специально-то она за ним не следила.
— Все это очень странно выглядит, — вздохнул Митя. — Как будто ты все-таки сказал ему название улицы. Но ты же не говорил?
— Конечно нет. Разве только этот твой «злой колдун» развлекается на досуге чтением чужих мыслей. Или его приятель. Кстати, я бы не удивился.
— Я бы тоже, — сухо сказал Митя. Он невольно поморщился, но тут же замер, лицо его сперва разгладилось, потом расплылось в блаженной улыбке.
— Слушай, эти твои таблетки… — удивленно сказал он. — Вроде подействовали. Я и не надеялся. Вот это да!
— А все потому, что я святой чудотворец, — ухмыльнулся я.
— Похоже на то, — без тени улыбки согласился Митя. — Сверни-ка вон к той заправке. Я тебя, пожалуй, сменю.
— Значит, во-первых, улица. — Сев за руль, Митя сразу взял деловитый тон. — Ее название ты знал, но никому не сказал; тем не менее в нескольких домах, расположенных на этой улице, сегодня устроили шмон. В нескольких — это тоже очень показательно. Потому что номер дома и квартиры ты не только никому не говорил, но и сам не знал. Выглядит все так, будто ваше жилье искали методом тыка. Но беспокоит меня не это.
— А что? — рассеянно спросил я.
Все это время я напряженно вспоминал позавчерашний вечер, точнее, ту его часть, которую провел в маленькой комнате, слушая скрипку и барабан. Заснул там ни с того ни с сего, и сон мне приснился скверный, и еще этот Доктор Чума рядом терся, нависал надо мной, как спасатель над утопленником, только что целоваться не лез, — как ни кр