Ага, как же, получилось! Перо осталось на месте, а я больно уколола палец.
— Улька, не дури, — рассердилась Феня. — Кипятком плюхай!
Куда? Себе на руки? Не думаю, что перья от этого будут вылезать быстрее. На всякий случай я «плюхнула» подальше от рук. Но нет, перья не вылезли.
— Да что же ты тупенькая такая? — расстроенно всхлипнула Феня. — Мне уж и учить тебя времени нет! Ой, девка, нахлебаешься ты слёз по самый подол! Когда только спать будешь, дурочка наша, мужем битая!
Она бросила недощипанную курицу, притянула меня за шею к себе и уткнулась лицом в моё плечо. Феня плакала! Рыдала, причитала, вытирала слёзы о мою старую, страшную, заношенную рубаху.
— Сиротинушка ты тупенькая! Да как тебя из дому родному выпускать? — причитала Феня.
Кажется, сейчас Феня по-настоящему меня пожалела. В первый раз.
Я осторожно оттолкнула от себя дохлую курицу. Одного не понимаю — зачем меня вообще куда-то выпускать? Оставьте здесь.
— Феня, а чего ты меня с ножом испугалась? — спросила я, пользуясь случаем.
— Дык где видано, чтобы баба куру резала? Грех великий, боги не простят.
Ага, теперь понятно. Надо было сразу сказать, что нельзя, всё равно я на этот ужас не претендовала. Надеюсь, это все запреты? Или ещё есть?
Глава 4
Ощипывать кур всё-таки пришлось, потому что Феня, хоть и подобрела немного, но не настолько, чтобы оставить меня без дела. Наверное, руки Ульяны сами вспомнили, как это правильно делать, и я, преодолевая брезгливость, вполне успешно выполнила работу.
Пекас уехал в город, Феня поставила тесто на пироги, а меня посадила рядом — чистить овощи. Продукты в этом мире были почти все знакомые, и я немного успокоилась. Во всяком случае, еду я приготовить смогу — уже хорошо.
Надо же осваиваться на новом месте. В памяти Ульки остались какие-то смутные разрозненные воспоминания. Я вспомнила, как расположен двор и какую домашнюю работу я делала. Почему-то самую простую, ничего, что требовало мыслительной деятельности, Феня мне не доверяла.
Смутно помнила какого-то рыхлого светловолосого парня, которого Улька и боялась, и ждала одновременно. Как бы узнать — кто он? Напрямую спросить я опасалась.
Ещё глубоко в заколках памяти был пожар. Но едва я попыталась вспомнить хоть какие-то подробности, виски прострелило резкой болью. Я вскрикнула и выронила нож, которым чистила морковку.
— Ты чего? Порезалась? — спросила Феня.
Я кивнула. Боль прошла, но вспоминать пожар больше не хотелось.
— Феня, а какой сейчас год? — спросила я.
Феня поправила на голове платок, посмотрела на меня с подозрением:
— Ты уж совсем-то дуру из себя не строй, — сердито сказала она. — То курей боишься, то про год спрашиваешь. И разговаривать стала больно много, как я посмотрю! Раньше, бывало, за день трёх слов не скажешь, а тут прям рот не закрывается!
Интересно, почему Улька была такой молчаливой? Боялась лишний раз обратить на себя внимание? Но Феня, хоть и слишком строга, в душе не злая — пожалела же меня почему-то.
— Феня, я не помню, — жалобно прошептала я. — Что-то помню, а что-то нет.
Я опустила голову, показывая ей подсохшую царапину.
Вчера вечером Феня смазала ранку густой, остро пахнущей мазью. Я попыталась сопротивляться — кто знает, чем она меня мажет по открытой ране, но Феня подзатыльником в зародыше прекратила мой протест. Это по больной-то голове! Сопротивляться я перестала.
— Ой ты, беда какая! — расстроилась Феня. — Не иначе, когда ударилась, внутри головушки что-то повредилось.
Она отряхнула от муки руки и внимательно меня оглядела. Покачала головой, вздохнула, опять взялась за тесто.
— Год нынче три тыщи пятый, последний летний месяц. Живём мы с тобой в селе, живём справно, потому что дед твой — мужик умный и работящий. Дом у нас свой, в поле есть большой надел. Мы его в аренду сдаём — много ли на троих надо, а деток мне великие боги не дали, — всхлипнула Феня.
Жаль, но, думаю, ждать потомства ей уже поздно — возраст. Всё-таки не так много лет отпущено женщине для рождения детей.
Пока Феня не вспомнила, что в своём бесплодии считала виноватой меня, я сменила тему.
— Феня, а парень, крупный такой увалень, светловолосый и глаза маленькие — это кто? Я его вроде как помню, но зачем — не пойму.
— Улька, плохи наши дела! — выдохнула Феня. — Жениха забыла!
Жениха? Нет, нет, не надо меня пугать! Я добропорядочная старая дева в прошлой жизни, и желаю такой же остаться и в этой тоже.
То есть «дева», разумеется, несколько преувеличенное название, ну да не всё ли равно. Замужем не была никогда, лет много — значит, без вариантов. Старая дева!
Замуж я собиралась лишь однажды, совсем юной. Избранник был на восемь лет старше меня и казался взрослым, пожившим и опытным. Впрочем, кое в чём опыт у него действительно был, и очень даже неплохой. Я, глупая и невинная, высоко его оценила.
Это была большая и головокружительная любовь, я верила, что не смогу прожить без него ни дня, и что никто никогда не любил так, как я.
Он тоже верил и мечтал о нашем будущем. Совместном будущем, где нас ждёт большой светлый дом, прекрасный сад и даже пруд с лебедями. На лебедях настаивала я — очень уж мне хотелось романтики.
И мы, как два лебедя, всегда неразлучны и счастливы.
Детей, конечно, тоже планировали. Двоих как минимум. О том, на какие деньги мы будем строить наше роскошное благополучие, никто не думал. Я училась в колледже, мой избранник крутил гайки в автопарке, и мы были уверены, что со временем заработаем на всё необходимое.
Наше безоблачное счастье длилось почти год, пока мой милый не устроился водителем к одной очень деловой и очень обеспеченной даме. Даме он приглянулся — наверное, сработал тот самый опыт, которым он заслуженно гордился. И любимый, недолго думая, меня бросил.
Вместе с мечтами о доме, цветущем саде и белых лебедях.
Сейчас воспоминания о коварном изменнике вызывали улыбку. Конечно, он всё равно рано или поздно бы предал меня, обменял на материальное благополучие или на более молодую и красивую женщину. Даже хорошо, что тогда я сильно обожглась. Страдала, жалела себя и своё разбитое сердце, зато сделала соответствующие выводы. Никогда ни в ком не растворяться, не становиться тенью другого человека, не любить никого больше, чем саму себя.
Воспоминания прервала Феня. Вымешивая тесто в большом деревянном тазу, или как он здесь назывался, она срочно искала выход из ситуации.
— Ты, как опять чего не вспомнишь, сразу меня спрашивай. Только тихо, чтобы посторонние не догадались. Савву, жениха твоего, надо нынче увидеть обязательно, а то, как бы чего не ляпнула, когда договор будем справлять.
— Какой договор? — уточнила я.
— Свадебный, Улька! Пекас-то за каким лядом в город потрясся? Ну, конечно, ещё много чего надо было прикупить по мужицким делам. Гвоздей, дёгтя, кожи. Но главное — за лентой тебе!
Опять эта лента, будь она неладна.
— Феня, про ленту тоже не помню, — жалобно пропищала я.
Феня вздохнула, накрыла готовое тесто полотенцем и начала меня, беспамятную и не особо умную, просвещать.
Свадебный договор — последняя ступень перед браком. За общим накрытым столом встречаются родня жениха и невесты, только самая близкая родня — родители и дедушки с бабушками. Обсуждают последние приготовления, расходы и всё то, что ещё не успели обсудить. Делят между собой обязанности по проведению свадьбы.
Впрочем, никто там ничего особо не проводит. С утра молодых благословляют, потом ведут к жрецу, который совершает брачный обряд. Дальше всё просто — приглашённые гости садятся за стол, едят, пьют и поздравляют созданную ячейку общества.
Короче, в этой области ничего нового люди в другом мире не придумали.
— Лента зачем? — уточнила я.
— Как без неё? Когда дед твой с отцом Саввы обо всём договорится, тебе и ему на правую руку, пониже локтя, привяжут алую ленту. Чтобы все видели, что вы теперь жених и невеста, вскорости свадьба будет. Чтобы, значит, на тебя и на него никто более не заглядывался — несвободные вы теперь.
Не знаю, как на Савву, а на меня, думаю, никто и раньше не смотрел. Худую, чумазую, с обломанными ногтями и в старой, шитой-перешитой, рубахе. Или на улицу мне что-то другое дадут? Неужели не стыдно выпускать меня замарашкой?
— Феня, а если я не хочу выходить замуж?
Феня отпрянула от стола, повернулась ко мне лицом. Чего это у неё рот сам собой раскрылся?
Глава 5
— Улька, да не пугай ты меня, говорю же! Доведёшь нынче до трясучки! Откуда только мысли глупые берёшь, не пойму! Кто тебя спрашивает, полохало? Где это видано, чтобы девка замуж не хотела!
Ну подумаешь — какое чудо! Да никогда не поверю, что все тут радостно бегут под венец, теряя тапки! Можно подумать, будто девушкам всё равно, за кого замуж выходить, главное, чтобы муж был.
— Все поголовно хотят? — уточнила я. — Никогда не было случая, чтобы кто-то отказался?
Феня прижала ладони к щекам, тяжело вздохнула. Смешным круглым ковшичком зачерпнула воды из ведра, сделала несколько больших глотков, словно у неё в горле пересохло.
— Ой, Улька, чего-то у тебя в голове перевернулось, не иначе, — решила она. — Всё хуже и хуже с каждым часом. Может, и правда доктора тебе надо? Это же расходы какие! Ничего, Пекас не жадный.
— Не надо доктора.
— Глупая я баба, — сокрушалась Феня. — Чего раньше великих богов гневила, тебя ругала за молчание? Радоваться надо было. Нормальная же девка была, тихая, смирная, слова лишнего не скажешь. А теперь? Рот второй день не зарывается, со мной споришь, да ещё и не веришь мне! Ой, беда-беда…
Значит, раньше Улька была тихой и забитой, надо не забыть. А то в самом деле к доктору поведут. Феня расскажет, как я неожиданно изменилась, и, боюсь, эта перемена мне дорого обойдётся. Закроют в больничке и сделают подопытным кроликом для психиатрии. Или вовсе сожгут — в великих богах я пока не разобралась.