– Мой господин… Мой господин… – повторяла она.
Мне от всего этого стало очень неудобно. Хотя, пожалуй, так и должно было быть, все-таки, несмотря на автоматы и электронного Оракула, тут царили нравы воинственного Средневековья.
– Похоже, ты обзавелся еще одной поклонницей, – заметил Тогот.
– Как тебе не стыдно!
Я попытался поднять Альму с колен и вырвать у нее свою руку. Но это оказалось не так-то просто.
– Иди и сделай то, что я велел! – наконец нашелся я.
Неожиданно Альма замерла.
– А что будет с моим братом, господин?
Я вспомнил мальчика, которого мне пытались подложить в постель.
– Хорошо. Прежде чем заняться уборкой, сходишь, заберешь его. Поначалу пусть помогает тебе по хозяйству, а там разберемся.
– Мой господин… Мой господин…
Благодарственное целование ручек продолжалось.
– Что еще?
– Там, среди слуг принцессы Янины, есть и другие достойные люди.
– Ага! – я окончательно высвободил руку, потом постарался состроить недовольное лицо. – Но с остальными я буду разбираться потом. А сейчас марш за работу! Иначе передумаю! – Альма вскочила и бросилась к дверям с криком:
– Великий Тзар назначил меня старшей наложницей!
– Что-то мне все это очень напоминает, – проворчал Тогот.
– А ты меньше телевизор смотри, меньше напоминать будет, – фыркнул я, подумав о том, что вот только наложниц мне сейчас и не хватало.
Однако надо было закончить все дела. Я еще раз посмотрел на дам, жавшихся в углу.
– А вам что, особое предложение требуется? Я же сказал: кыш! Власть сменилась!
Обе гетеры, проститутки, наложницы или кто они там были на самом деле, соскользнули с кровати и, потрясая своими жирными телесами, устремились к выходу. Одна из них по пути попыталась прихватить какой-то кусок ткани, видимо, для того, чтобы прикрыть свои прелести, но у меня относительно этого были совершенно другие планы:
– А ну, брось! Нагишом через весь го… – Но окончание фразы они так и не услышали, скрывшись за дверью. Тем не менее, кусок ткани остался на полу у самой двери.
– Да ты зверь какой-то!
– Нет, я должен был расцеловать их в щечки и продолжить любовные утехи своего предшественника.
– Ну, если бы ты обнаружил в койке милого мальчика или парочку малолеток, ты бы не растерялся…
– Извращенец и педофил, – и я мысленно представил себе огромный кипящий котел, в котором, распятый на кресте, варился Тогот.
– Вот я и говорю, больное воображение, – проворчал покемон. Однако пусть сам на себя пеняет. Он первым начал. – И на твоем месте я бы делом занялся, а то время-то идет.
Я тяжело вздохнул. Тогот был совершенно прав.
Запустив руку за кровать, я на стене нащупал часть кружевной лепки. Точно в том месте, о котором говорил Оракул. С полминуты я дергал его в разные стороны и наконец, нащупав нужный угол, повернул.
Со скрипом полстены справа от меня отъехало в сторону.
В первую очередь в глаза бросился огромный телеэкран. Там была еще пара кресел, столик с клавиатурой, несколько стеллажей с бутылками, заполненными неведомыми напитками. Войдя в потайную комнату, я опустился в кожаное кресло перед экраном и нажал кнопку включения.
Сразу послышалось странное гудение, экран замерцал. А потом на нем появилось изображение Оракула.
– Вижу, у тебя все получилось, – вздохнул Оракул.
– Да, – подтвердил я. – Внесите.
Два огромных воина Оракула внесли тюк, развернули. На полу лежала моя точная копия, тот, кто вместо меня – Тзара Великого, сядет на трон Крымии и кто будет править от моего имени, выполняя волю Оракула, – идеальный правитель для дикой страны. У меня-то в этом мире была совершенно иная цель. К тому же я не был Тзаром Великим.
– Пока все идет по плану. Теперь, прежде чем я активирую груз, ты должен сообщить мне, где ключ.
– Ключ! – голосом великанов из «Королевства кривых зеркал» повторил Тогот, так что у меня даже в ушах зазвенело.
Глава 6. Три месяца назад
Когда провалишься сквозь землю от стыда
Иль поклянешься: «Провалиться мне на месте!» –
Без всяких трудностей ты попадешь сюда,
А мы уж встретим по закону, честь по чести.
Нельзя так обращаться с магией. Искусство – вещь нежная. Тут как минер – ошибся, и «здравствуй, небо, земля, прощай». Только вот некоторые пламенные материалисты считают по-другому. А ведь по сути своей разобраться, так и не материалисты они вовсе, а ярые идеалисты. Ведь у них, как у идеалистов, существуешь только ты и то, что ты знаешь. А у упертых материалистов: не может существовать ничего, чего нельзя объяснить с помощью науки. То есть, если материалист откроет дверь, а за ней вместо привычной обосранной лестницы парадняка окажется чистейший песок какого-нибудь пляжа-«баунти», то материалист решит, что сошел с ума. А ведь в нашем мире и не такое возможно, потому и выходит, что самые упрямые материалисты – по сути настоящие идеалисты, ведь все, что они не могут понять, принять и объяснить, для них не существует.
Я к чему веду этот разговор? А к тому, что у большинства сотрудников силовых ведомств мысль, как таковая, напрочь отсутствует. Нет, в некоторых направлениях, как то взимание взяток, выбивание мозгов у подозреваемых, грабеж пьяных – тут мысль летит впереди паровоза, но не дай бог им столкнуться с чем-то таинственным и необъяснимым – наступает полный ступор. Только в этот раз ступор наступил после того, как рвануло, потому как нельзя голыми руками лезть в протоплазму, пропитанную магией.
В итоге от того омоновца, который полез в ванну, осталась лишь кучка дымящего пепла, да по помещению, затянутому дымкой взвешенной штукатурки, прокатилась волна сернистого запаха.
Выпучив глаза, офицер уставился на то место, где секунду назад стоял боец.
– И где?.. – только и смог сказать он.
– Отправился на небеса или в ад, тут уж как Бог даст, – ответил ему невидимый Тогот.
Офицер же, услышав голос, исходящий из пустоты изначально, повернулся ко мне.
– Чревовещатель?
– Ага, – кивнул я. – А еще я крестиком вышиваю.
Тут же мне приложили прикладом по пояснице. Если бы не защитное заклятие, я бы, наверное, после такого удара неделю кровью писал. Но при правильном применении заклятия пули не страшны, а не то что удары качка-дебила. Однако для приличия я скривился, даже от боли вскрикнул. Ну, нельзя же человека расстраивать, а Тогот тем временем продолжал «веселиться».
– А теперь фокус-покус века. Вынос и пропадание, вызывает страх и непонимание. Крекс-пекс-фекс…
И тут саркофаг исчез.
Я-то отлично понял, что Тогот отправил его на нашу новую «штаб-квартиру», а вот офицер ничего не понял, а посему, широко открыв рот, уставился на то место, где несколько секунд назад стояла тяжеленная каменная ванна.
– Все выше, и выше, и выше… – начал напевать Тогот из пустоты. Я не удивился бы, если бы он, материализовавшись, заглянул в широко открытый рот офицера, чтобы убедиться в отсутствии гнилых зубов. – Ну, а теперь пришло время и остальным откланяться.
Офицер побагровел. Лицо его надулось и вспухло. Сеньор Помидор, который сейчас лопнет, и только.
Неожиданно омоновец, который держал Иваныча, отлетел в сторону, словно кто-то невидимый, но очень сильный дал ему хорошего пинка. После чего та же таинственная сила подняла Иваныча, швырнула в пентаграмму в другом конце чердака, и он исчез. Следующим оказался лжесудья…
– Не отдавайте меня им! – истошно завопил очкарик.
Его надрывный вопль привел в себя офицера и его дуболомов. Они сгрудились вокруг меня и очкарика. Я почувствовал, как дуло пистолета уперлось мне в затылок. Неприятное прикосновение. Единственное, о чем не знали защитники правопорядка, так это о защитном заклятии. Что ж, как говорят, незнание закона не освобождает от ответственности.
Я рванулся.
Пистолет выстрелил мне в затылок. Легкий толчок, не более, но ощущение не из приятных. Трое омоновцев навалились на меня, пытаясь задавить массой. Только они не рассчитали, что защитное заклятие на то и защитное: рухни на меня скала, все равно смогу выкарабкаться. Я повел плечами, разбросав противников, словно это не здоровенные мордовороты, а тряпичные куклы, потом разорвал наручники. Нет, не цепочку между двумя стальными браслетами, а сами браслеты.
Не обращая внимание на пару автоматных очередей, которые должны были превратить меня в решето, я подошел очкарику. Даже не глядя на вцепившихся в него омоновцев, спросил:
– Ну что, пойдем?
Не знаю, расслышал ли он мой голос сквозь грохот автоматной стрельбы. Однако эта пальба меня не особо волновала. Слышал он или нет, только вот головой покачал. Мол, не хочу я с тобой.
Я лишь вздохнул.
– Не хочешь, а придется, – и ментально продолжал. – Ты лучше прикрой очкарика, а то палят придурки, глядишь, его пристрелят, и что потом?
– Потом суп с котом.
И неожиданно все замерли. Даже пули в воздухе.
– Приемчик Орта?
Из пустоты материализовались Тогот и… Бибиулу. Маленький негритенок едва доходил мне до пояса, но пыхал огромной сигарой. Она и грязная набедренная повязка придавали ему потешный вид. Покачиваясь, словно маленький пупсик, он обошел вокруг офицера, неодобрительно покачивая головой. Потом остановился пустил кольцо дыма в застывшего человека и медленно протянул:
– Ой, какие мы нервные… И как людям со столь неуравновешенной психикой доверяют выполнение столь серьезных заданий?
Я только плечами пожал.
– Думаю, он и кошку обыкновенную поймать не сможет, не то что задержать особо опасного преступника, – тут негритенок посмотрел на меня. – Давай, бери этого уродца, – он кивнул в сторону очкарика, все еще барахтающегося под грудой неподвижных тел. – А я тут закончу.