– Между прочим, – бойко замечает Семен, – автор этой картины тоже был военным человеком.
Полина, скользнув по Семену беглым взглядом, продолжает смотреть на полотно.
– Федотов его фамилия, – не сдается Семен – Павел Андреевич. Выдающийся живописец, основатель демократического, сатирического обличительного жанра в русском искусстве. Едко высмеивал язвы крепостничества, нравы дворян и купцов. Его картины отличаются глубоким психологизмом…
– Почему же вы не слушаете концерт? – холодно перебивает его Полина.
– А мне после вашего выступления ничего больше не интересно, – льстит Семен напрямик.
Полина взглянула на ефрейтора с сомнением.
– Тем более, – продолжает он, – что такие фамилии, как ваша, у нас в каждом селе есть.
– А вы откуда? – в мягком голосе Полины послышалась заинтересованность.
– Из Винничины, – с готовностью отвечает Семен.
– Ой! – с радостным удивлением восклицает Полина.– И я винничанка! Я из Немирова.
– Из Немирова?! – Семен даже задохнулся от избытка чувств. – Так это же в двух шагах от моей Чижовки!
– Вы из Чижовки?! – Полина смеется восторженно, по-девчоночьи. – В нашу школу девчата из Чижовки ходили. Надю Лагоду знаете? У нее брат Семен…
Семен потрясен еще больше. Он во все глаза смотрит на Полину, шевелит губами, силясь что-то сказать. Наконец шепчет:
– Ты… вы… Полюнька Трохимова?.. Так я ж…
– Сенька!.. – Полина бросается Семену на шею. – С ума можно сойти!..
– Антракт! – объявляет конферансье. В зрительном зале вспыхивает свет. Публика встает, заполняет проходы.
Из дверей зрительного зала выливается в фойе публика. В толпе солдат выходят Юрий Мпгуль и старшина Прокатилов. Юрий вдруг устремляет перед собой крайне удивленный взгляд, трагикомическим жестом хватается рукой за сердце и шепчет:
– Хлопцы!.. Держите меня, а то сейчас врежу дуба!
Солдаты и Прокатилов замирают на месте и, потрясенные, смотрят на… Семена Лагоду, который под руку с Подиной прохаживается по фойе – гордый и недоступный, делая вид, что никого не замечает.
Полина оживленно о чем-то ему рассказывает, заразительно хохочет.
Застыли у колонны лейтенанты Самсонов и Маюков. Они смотрят на Семена и Полину так, будто не верят своим глазам.
– Ущипни меня, Маюков, – растерянно шепчет Самсонов.
– Нет, друг мой, это не сон, – отвечает Маюков. – Это все та же загадка человеческого характера… Как он ухитрился, стервец?!
– Когда ты успела вырасти? – с удивлением спрашивает Семен у Полипы. – Я тебя помню пигалицей с двумя косичками.
– Сам ты пигалица. Я ж три года потом в Киеве жила! Училась.
– Я тоже собираюсь на учебу. В офицерское училище.
– Сеня, – Полина вдруг делается озабоченной. – Лене надо уходить, а мы с тобой и не поговорили.
– Ну давай еще встретимся, – предлагает Семен.
– Давай, – соглашается Полина. – А знаешь что? – Она засматривает ему в глаза. – Мы завтра уезжаем с концертами в другие части, а через три недели вернемся. Тогда и встретимся. Хорошо?
Со стороны завистливо смотрит на Семена и Полину Юра Мигуль, проводит рукой по своей стриженой голове, тяжко вздыхает…
Полигон…
Трепещет на верхушке мачты красный флажок…
На обвалованных позициях стынут на пусковых установках под пронизывающим ветром хищные, серебристые тела зенитныл ракет. Дремлют заиндевелые фургоны – кабины станции наведения.
Аппарат панорамирует, и мы замечаем холмики над бункерами командного пункта. Над ними выставили округлые головки перископы.
В недалекой низине приютились машины-вездеходы и тягачи с прицепами для транспортировки ракет.
И больше не на чем остановиться взгляду. Кругом голая, чуть всхолмленная степь, прихваченная первым морозцем. Холодное безмолвие под дымчато-голубым небом.
Тепло и светло в просторном помещении укрывшегося под железобетонными сводами командного пункта.
На раскладном стульчике, повернувшись к свисающей с серого потолка электрической лампочке, сидит полковник Андреев и, поблескивая очками, читает «Красную звезду». Рядом прохаживается знакомый нам генерал. Он посматривает на размещенные вдоль стен выносные индикаторы, планшеты воздушной обстановки и управления самолетами и огнем, графики, таблицы и напевает.
В бездверный проем заглядывает лейтенант Кириллов. Он в шинели, в ушанке; видно, что забежал в подземелье оттуда, со стартовых позиций. Заметив генерала, пытается улизнуть куда-то в глубину, но это ему не удается.
– Наведенец?! – заинтересованно спрашивает генерал.
Исчезнувший было в сумрачном проходе Кириллов опять появляется в полосе света.
– Так точно! – докладывает он. – Лейтенант Кириллов. Ищу инженера.
– Был, да наверх сплыл… А зачем вам инженер? – с веселым любопытством спрашивает генерал. – Я слышал, что у вас каждый оператор может инженера заменить.
– Ну, не инженера, но за пультом наведения некоторые работать могут.
– Ой, хвастаетесь, лейтенант! – генерал достает табакерку, нюхает прямо из нее и крякает от удовольствия.
– Не хвастаюсь, – с уверенностью отвечает Кириллов.
– Придется проверить, – с сомнением качает головой генерал, бросив взгляд на полковника Андреева. И тут же протягивает Кириллову табакерку. – Угощайтесь!
– Не привык, – качает головой Кириллов.
– Ну, ради любопытства. Тут все нежные ароматы земли!
Кириллов деликатно берет щепотку табаку.
– Больше, больше! – подбадривает его генерал. – Иначе не продерет.
Кириллов зажимает между пальцами побольше коричневого порошка и поочередно заправляет им ноздри… Силится чихнуть, но у него не получается.
В это время в укрытие заходит майор Оленин. Андреев, оторвав глаза от газеты, спрашивает у Оленина:
– Порядок?
Оленин утвердительно кивает головой.
– Как регламенты? – интересуется генерал.
– К концу, – отвечает Оленин.
– Оценка?
– Стараемся…
Генерал обводит офицеров добродушным взглядом, понимая, что сковывает их своим присутствием, потом говорит:
– Считайте, что меня здесь нет.
– Дивизион готов… – недоумевает Андреев.
– Но я не знаю, когда появятся цели, – усмехается генерал. – Может, сейчас, а может, ночью. Так что занимайтесь по распорядку дня.
– Ясно, – коротко бросает полковник Андреев.
Среди голой степи виднеются несколько сборнощитовых домиков и ангаров. Это стартовая позиция самолето-мишеней. Похожие на реактивные истребители, три мишени, вздыбив под углом носы вверх, стоят наготове на пусковых установках.
Закончив предстартовую подготовку, убегают в укрытие солдаты – все в шлемофонах, одетые в темные комбинезоны.
В штурманской кабине за пультом управления – лейтенант Филин. Лицо его спокойно и сосредоточенно. Рядом с ним сидят еще два штурмана. Перед каждым – приборный щит для управления мишенью. На щите виднеются кнопки с надписями: «Кобрирование», «Пикирование», «Левый разворот», «Правый разворот». Здесь и рычаги управления мощностью двигателя и положением щитков.
– Напоминаю задачу, – строго обращается Филин к своим соседям. – В зоне ракетного огня непрерывно делать эволюции. Маневренные возможности использовать до предела и максимум помех. Надо постараться уклониться от ракет и совершить посадку мишеней.
Филина прерывает голос командира эскадрильи, зазвучавший из динамика:
– Старт первой разрешаю. Готовность двадцать секунд!
Колючими глазами впивается Филин в секундную стрелку часов, вмонтированных в приборный щит, кладет указательный палец правой руки на кнопку «Старт».
– Старт! – резко звучит в динамике.
Филин энергично нажимает на кнопку, и тотчас же все содрогается от оглушительного грохота.
На стартовой позиции. Крайняя мишень, выбрасывая из сопла мощную огненную струю, срывается с направляющей рамы пусковой установки и круто взмывает в небо…
Новый удар грома!.. Уходит стрелой ввысь вторая мишень… И только утонула она в голубом океане неба, как стартовая позиция вновь содрогается от мощного взрыва: третья мишень тоже стартовала…
В кабине у индикатора кругового обзора сидит майор Оленин. Красивыми, почти изящными движениями он поочередно поворачивает регулировки, подстраивает яркость пробегающей развертки, затем, повернувшись к Кириллову, энергично командует:
– Дивизион, готовность номер один!
В глубине кадра в кабину наведения заходят генерал и полковник Андреев. Они сейчас в роли пассивных, но пристрастных наблюдателей…
У пультов с электронной аппаратурой – расчет операторов. Слышится мерный гул включенных двигателей и вентиляторов.
Лейтенант Кириллов нажатием кнопки вверху включает станцию, затем вращает регулировки. Перед ним на панелях загораются десятки лампочек, вспыхивает голубым светом экран локатора.
Замерли на своих местах операторы. Ближе к Кириллову сидят Семен Лагода и Юрий Мигуль.
– Поиск! – приказывает майор Оленин.
– Есть поиск! – повторяет Кириллов и, устремив взгляд на экран, вращает маховики.
И тут случается непредвиденное: Кириллов вдруг морщит нос, потешно кривит лицо.
– Апчхи! – неожиданно оглушает он всех. – Апчхи-и!
– Будьте здоровы! – с усмешкой говорит генерал. С тревогой смотрит на лейтенанта полковник Андреев. А Кириллов, зажимая нос платком, все чихает и чихает – звонко, по-бабьи, с упоением.
– Азимут сто сорок три! – слышится настороженный голос майора Оленина.
Кириллов продолжает чихать. Экран перед ним расплывается в голубое бесформенное пятно.
– Лейтенант, вы убиты, – дает вводную генерал.
В кабине наведения наступает гробовая тишина.
– Разрешите… – порывается к пульту управления полковник Андреев.
– Вас здесь нет, – останавливает его генерал.
– Разрешите, – подает голос Оленин.
– И вас нет, – отвечает ему генерал. – Только операторы.