- Вечерняя лошадь обломала ногу, жду утреннюю.
- Пошли ко мне, - позвала бабенка. - Тут рядом.
- Ну, если рядом... - не стал кочевряжиться Мошкин.
Сам мужчина дробный, он считал, что хорошей женщины должно быть много и питал к тем, которых в избытке, повышенное либидо. Тамара была упитанная особа, и коса на полспины.
- Коса у тебя... хоть укрывайся.
- Не отстегивается! - на ходу пококетничала шевелением плеч Тамара. Если только рядом хозяйку класть.
- Черная коса, карие глаза! - пропел вместо развития одеяльной темы Мошкин. - А у тебя какие глаза?
- Жуткие, - вытаращилась в Мошкина Тамара. Глаза были скромных размеров, но засасывающе черные.
- SOS! - дурашливо заблажил Мошкин. - Раздать спасжилеты!
И запел:
- Черноокую дивчину я рисую на картину!
- На перину! - хихикнула Тамара.
Мошкин чирикал мелкой птахой, но внутри его уже встрепенулся могучий орел, он расправил мощные крылья и взмыл над жертвой в предвкушении сладкого пиршества. Правую руку Мошкин положил на сдобное плечо добычи.
Тамара открыла входную дверь квартиры, прошептала:
- Тише, детишки спят.
Орлиные крылья несколько повяли. Квартира была однокомнатной.
Тамара провела гостя на кухню. Молодецкие крылья снова зашевелились к полету. Кухня была царской. Даже полновесно-двуспальный диван стоял запросто. Так что у детей своя свадьба, а здесь тоже можно хорошо посидеть.
Деловито клацнул холодильник. Из него вынырнула бутылка коньяка. Из подвесного шкафчика выпорхнули две полуведерные рюмки. Тамара щедро плеснула в одну, вторую...
- За знакомство! - предложила гостю и шлеп - метнула в себя граммов сто пятьдесят, а то и больше.
Мошкин повторил ухарский номер в свое горло.
- И скоренько закрепим результат, - по второму кругу наполнила емкости Тамара.
Скоренько не вышло. В комнате что-то завозилось-заскрипело. На кухню приковылял малыш.
- Где папка? - захныкал с порога.
- А вот! - показала на Мошкина Тамара.
- Бе-е-е! - показал язык Мошкину мальчуган.
- Бе-е-е! - еще длиннее высунул язык Мошкин.
- Мне тоже папку? - пришла кудрявая девчушка.
"Они что, на свет лезут?" - подумал Мошкин.
- Ух, неспашки! - сделал он грозное лицо, - я вам сейчас пальцем попки выстегаю! Быстро в кровать!
И повел детей в комнату. Там в темноте сделал перепись населения. Донжуанские крылья не выдержали результатов статистики. Скукожились. Мошкин насчитал пять голов.
- Папка пришел! - хихикнула Тамара, когда Мошкин вернулся на кухню. Давай еще по одной, да будем укладываться.
- Ага, - серым голосом сказал Мошкин и, выпив, заметил в углу мусорное ведро, полное, с бортов свисало.
- Во, пойду вынесу, - в голосе Мошкина появился энтузиазм.
- Утром похозяйничаешь.
- Не, у меня пунктик - не усну, когда грязная посуда или мусор в квартире. Прямо клинит мозги...
Мошкин схватил ведро и бодро пошел. Выйдя из дома, спринтерски побежал. За спиной часто захлопали крылья свободы, невзирая на дождь.
До самой гостиницы летел на них.
- Привет, сердцеед! - высунулся из-под одеяла Кока. - С победой!
- Ага, полной и безоговорочной! - клацая зубами, сказал Мошкин. Он был мокрый, как из Дона. - Чуть многодетным папой не стал.
- Предохраняться надо, - глубокомысленно заметил Кока.
- Вот я и предохранялся мусорным ведром, - сказал Мошкин и нырнул в постель, оставив Коку с разинутым от такого противозачаточного средства ртом.
БИЛЕТ БУХАЛОВУ
Толя Шухов соблазнил Коку Патифонова, Мошкина и еще двух коллег по КБ в поход на плоту. Показал фотографии, и даже от черно-белых у мужичков зачесался дух бродяжий, похватали рюкзаки и самолетом-вертолетом полетели в Горную Шорию на реку Мрас-Су.
Заповедные места! Уже от первой рыбалки Кока остолбенел. Не ерши сопливые, лещи костлявые - царь-рыба, таймень, попалась! И не из присказки: поймал два тайменя - один с нос, другой помене! На восемь килограммов выволокли красавца на удочку в клеточку, то бишь - сеть.
А природа! Че там сравнивать с зацивилизованной вдоль и поперек Швейцарией! Тайменя вы в Швейцарии на 8 килограммов возьмете? "Один с нос, другой помене" и то не водится. А тут первозданная красота. Хоть на горы голову задери, хоть в речку загляни, хоть в тайгу нос сунь, если, конечно, не боишься косолапого встретить.
А какую мужички баньку устраивали! Представьте - мощный галечный плес, сзади тайга, впереди река, вверху небо, а мы посередине! Представили. И вот здесь, посередине, десяток жердей ставятся чумом, на них полиэтилен герметично натягивается. Пусть просвечивает, да кто там за тысячу верст от жилья твои бесштанные телеса увидит. Жар в "чумовой бане" обеспечивают раскаленные камни, кои затаскиваются из костра. Пол устилается свежескошенной травой, обязательно с душицей, а сверху слой пихтового лапника. Представили? Дальше любая фантазия бледнеет перед кайфом. На камни плеснешь взвар из листьев смородины, душицы... Взахлеб дышал бы, да уши трубочкой сворачиваются, посему - падай на лапник и млей в аромате, а потом ковш взварчика на камни и айда истязаться веником, пока круги в глазах не замелькают. А как замелькали, прыгай в реку, откуда без кругов, но с криком "едрит твою в копалку!" пулей вылетишь на берег. А в родничке компотик из ягод малины и смородины томится... Кружки две хватанешь и опять в банный чум!..
И в том же родничке стоят поллитровочки в ожидании момента, когда весь пар разберут мужички и усядутся кружочком...
На следующее утро после такой баньки порог грозно зашумел поперек маршрута. Да такой, что, если шарахнет о камни, костей не соберешь. "Я бы его лучше заочно прошел", - сказал Мошкин, когда туристы-водники, стоя на берегу, кумекали, как лучше миновать препятствие.
Однако проскочили ревущую преграду без человеческих жертв. После чего речка успокоилась. Левый бережок более каменистый, правый - более кустистый. Мошкин стоял между ними на плоту. И вдруг раздвинулись кусты, из них высовываются две очень колоритные физиономии. Даже морды. Недалеко от этого места находился лагерь, отнюдь не пионерский, физиономии-морды были оттуда. Не сбежавшие - нет, из разряда расконвоированных. То есть зек, но с некоторой свободой от колючей проволоки.
Свобода не очень отразилась на их угрюмых физиономиях.
- Мужики, - спросила одна морда, - у вас бухалов есть?
Не успели наши мужики ответить "нет" или "не пьем", Мошкин торопыжно высунулся:
- Среди нас Бухалова нет!
И чтобы ни в коем случае не перепутали его с этим неизвестно где пропавшим Бухаловым - может, подляну какую корешкам устроил? - громко ткнул себя в грудь:
- Лично я - Мошкин.
Кока и остальная компания едва в реку не попадали.
- Ой, не могу! - корчился Кока в судорогах. - Ой, зачальтесь, я сойду! Он, оказывается, не Бухалов, а Мошкин!
И до конца похода "Бухалов" намертво приклеился к Мошкину.
- Бухалов, доставай родственника в стеклянном пиджаке!
- Бухалову бухаря не наливать! Он и так Бухалов.
Особенно, конечно, Кока изгалялся.
- Смеется тот, кто хохочет последним, - отмахивался Мошкин.
И дождался праздника в своем переулке.
Окончив маршрут, путешественники приехали в шахтерский город Осинники, где в ресторане, а потом до поздней ночи на квартире у брата Шухова ставили яркую точку походу. И, конечно, в очередной раз угорали от истории с Бухаловым.
- Да я для ржачки подыграл зекам! - в сотый раз пытался открутиться Мошкин. Но ему не верили.
Наутро Кока и Витя Смолин пошли за билетами на самолет. Хотели послать Бухалова, но Мошкин сказал:
- Я в Омске торчал в кассе, теперь ваша очередь париться.
Наши отпускники пришли в кассу в семь утра. А надо было в пять, очередь выстроилась - смерть мухам... Они в семь-то еле поднялись после "точки".
При виде непробиваемой очереди мужичкам совсем поплохело. Хорошо, захватили для освежения бутылку вермута. Освежились за углом, опять в очереди потоптались, которая двигалась в час по чайной ложке. В те времена не было автоматизации и компьютеризации, билеты выписывали врукопашную, и кассирша явно работала не на износ.
Коке временами хотелось разнести всю эту богадельню, до того медленно шел процесс. Он буквально сатанел от глупо проходящей жизни. И когда руки уже тянулись к рукоприкладству, Смолин уводил напарника в гастроном, где был портвейновый сок на разлив.
После двенадцати Кока начал психовать по другому поводу: успеют они отовариться билетами до перерыва, который начинался в 13 ноль-ноль, или нет? Кока делал контрольные замеры времени обслуживания, складывал, умножал, делил, получалось - успевают.
И вдруг, когда перед ними осталось три человека, к окошечку прилипла дамочка в канареечном платье.
- На группу беру, - сказала она в ответ на Кокины роптания.
Стрелка на обед неумолимо ползет, окошечко перед носом, а очередь столбняком - ни тпру, ни ну, ни кукареку...
Без пяти час групповая дамочка отлипла от кассы, но та поспешно захлопнулась. Кока бросился на закрывшуюся амбразуру с кулаками:
- Еще пять минут! - барабанил он, пытаясь отвоевать у вечности час жизни.
- У меня бланки кончились! - прокричало окошечко.
Смолин потащил разъяренного Коку от греха подальше - в гастроном. Там Кока несколько успокоился. Однако после обеда в кассу две бабенки полезли на арапа. Одна тощая, как заноза, другая - еще наглее. Буром в два горла:
- Мы стояли! - доказывают.
- С семи утра вас здесь в глаза не видел! - задохнулся от бабского хамства Кока.
- Кого увидишь, когда с шести зеньки залил! - сказала заноза.
- Ты меня поила? - Кока грудью встал на пути несправедливости.
- Пять билетов на рейс 3460! - сказал в билетное отверстие, решительно оттирая женщин в сторону.
- На куда? - вылетело в Коку.
- На рейс 3460.