Какая земля?
Глава 22
Кармоди оказался на опрятной, хорошо возделанной равнине под синим небом и с золотым солнцем над головой. Впереди в полумиле от него виднелся небольшой город. Он был построен не в обычной американской манере — с бензиновыми колонками на окраине, рядами сосисочных, мотелей и с крепостной стеной свалок. Скорее, он был похож на итальянский городок на вершине холма или же на швейцарскую деревню, которая возникает перед вами внезапно и так же внезапно обрывается без предупреждения.
Несмотря на такую чужеземную внешность, Кармоди был уверен все же, что городок этот американский. И он осторожно двинулся к городу со все возрастающим напряжением, готовый стремительно бежать, если что окажется не так.
Однако все, казалось, было в порядке. Город выглядел приветливо, улицы просторные. Свободное что-то ощущалось в широких эркерах на фасадах. И далее нашлось много приятного. В центре города Кармоди вышел на площадь, похожую на римскую «пьяццу». В середине ее был фонтан с мраморной копией мальчика с дельфином. Из пасти дельфина била чистая струя воды.
— Надеюсь, вам понравилось? — произнес голос за плечом Кармоди.
Он не отпрыгнул в ужасе. Даже не повернулся. Начал уже привыкать к голосам, раздающимся за спиной. В Галактике, видимо, многим нравилась такая манера обращения.
— Очень мило выглядит, — сказал Кармоди.
— Я сам построил все это, — продолжал голос. — Мне кажется, что фонтан, хотя назначение его устарело, воздействует эстетически. А эта пьяцца со скамьями и тенистыми ореховыми деревьями — точная копия Болонской. Снова повторю: я не боюсь упреков в старомодности. Истинный художник, так кажется мне, использует все, что считает необходимым, — тысячелетнее и сиюминутное.
— Я одобряю вас, — сказал Кармоди. — И позвольте представиться. Меня зовут Томас Кармоди.
Улыбаясь, он обернулся с протянутой рукой, но за спиной его никого не было. Вообще ни единого человека не было на площади, никого в поле зрения.
— Извините меня, — произнес голос. — Я не хотел напугать вас. Я думал, что вы знаете…
— Знаю что? — спросил Кармоди.
— Знаете обо мне.
— Понятия не имею. Кто вы? Откуда говорите?
— Я голос города, — сказал голос. — Или, выражаясь точнее, я и есть город. Город говорящий.
— Факт налицо, — сказал Кармоди насмешливо. — Слышу — говорящий. Итак, вы — город. Большое дело!
Кармоди даже не очень удивился. Ему надоело, по правде говоря. Столько он уже повстречал существ с чудесными силами, столько раз его швыряли из одного конца Вселенной в другой. Силы, твари и воплощения кидались на него со всех сторон, так что временами он терял хладнокровие. Кармоди был рассудительным человеком, он понимал, что существует межзвездная иерархия, и человек в ней ценится не слишком высоко. Но у него была и гордость, он считал, что и человек чего-то стоит, и не только для себя самого. Самоуважения Кармоди пока не утратил.
И потому он отвернулся от фонтана, спокойно пересек площадь, как человек, который каждый день разговаривает с городами, чудеса такие ему наскучили. Он прошел по нескольким улицам, заглянул в витрины лавок, отметил размеры домов, постоял у скульптур, но не слишком долго.
— Ну? — спросил город через некоторое время.
— Что «ну»?
— Что вы думаете обо мне?
— Вы — о'кэй.
— Только о'кэй?
— Видите ли, — сказал Кармоди. — Город — это город. Когда знаете один, в сущности, вы знаете все города.
— Это неправда, — сказал город, явно уязвленный. — Я заметно отличаюсь от всех других городов. Я — уникум.
— В самом деле? — Кармоди пожал плечами. — А по-моему, вы выглядите, как конгломерат плохо подогнанных частей. У вас итальянская площадь, группа греческих статуй, ряд тюдоровских домов, нью-йоркские кварталы старого стиля, калифорнийские сосисочные, похожие на портовые буксиры, и бог знает, что еще. Что тут уникального?
— Уникальна комбинация всех этих форм в осмысленном ансамбле, — возразил город. — У меня внешнее разнообразие во внутреннем единстве. Эти старые формы не анахронизмы, видите ли, они являются стилями жизни, хорошо организованной машиной для житья.
— Но это ваше личное мнение, — сказал Кармоди. — Между прочим, есть у вас имя?
— Конечно, есть. Мое имя Беллуэзер [2], штат Нью-Джерси. А не хотите ли вы кофе, или же сандвич, или свежих фруктов?
— Кофе хорошо бы, — охотно сказал Кармоди и позволил городу проводить себя за угол в кафе на открытом воздухе. Оно называлось «Ну-ка, мальчик!» и было точной копией салуна веселых девяностых, с пианино, лампами в стиле Тиффани и канделябрами из резного стекла. Там было очень чисто, как и повсюду в этом городе, но людей не было совсем.
— Прекрасная обстановка, как по-вашему? — спросил город.
— Походная, — сказал Кармоди. — О'кэй, если вам нравится такой стиль.
Дымящаяся кружка капуччино сама собой опустилась на стол на подносе из нержавеющей стали.
— По крайней мере обслуживают здесь хорошо, — добавил Кармоди и отхлебнул кофе.
— Хорошо? — спросил город.
— Да, очень.
— Я горжусь моим кофе, — заявил Беллуэзер. — И моей кухней тоже. Хотите попробовать? Омлет, например, или суфле?
— Нет, спасибо, — сказал Кармоди твердо. И откинувшись на спинку стула, добавил: — Так что, вы — образцовый город?
— Я хотел бы заслужить такую честь, — сказал Беллуэзер. — Я новейшая, самая последняя модель и, надеюсь, наилучшая. Я был задуман объединенной исследовательской группой из университета Дэйла и Чикаго, которая работала в фонде Рокфеллера. Большую часть деталей спроектировали в M.I.T., а некоторые специальные разделы пришли к нам из Принстона или из Рэнд Корпорейшен. Главным подрядчиком была компания «Дженерал электрик», а деньги пожертвовал фонд Форда, а также другие организации, которые я не имею права назвать.
— Интересная история, — заметил Кармоди с невыносимым безразличием. — А этот собор на той стороне — готический, да?
— Да, готический целиком, — подтвердил Беллуэзер. — Но он межрелигиозный, открыт для верующих любой религии. Зал со скамьями для молящихся на триста мест.
— Не так уж много для такого здания, — сказал Кармоди.
— Конечно, не так много. Но я хотел сочетать благоговение с комфортом. Людям это нравится, — возразил город.
— А где люди, между прочим? — поинтересовался Кармоди. — Я никого не видел.
— Они ушли, — сказал город скорбно. — Все ушли.
— Почему?
Беллуэзер помолчал, затем выговорил через силу:
— Получился разлад. Непонимание или несчастливая цепь недоразумений. Подозреваю, что подстрекатели подстроили этот исход.
— Но что именно в точности произошло? — настаивал Кармоди.
— Не знаю, в самом деле не знаю, — сказал Беллуэзер. — Однажды они ушли все. Именно так. Но я надеюсь, что они вернутся назад.
— Возможно, вернутся, — согласился Кармоди.
— Я уверен, что вернутся, — сказал город твердо. — И между прочим, почему бы и вам не остаться здесь, мистер Кармоди?
— Мне? Я как-то не думал об этом.
— Но похоже, что вы устали от путешествия. Уверен, что вам надо отдохнуть.
— Да, я немало постранствовал, — вздохнул Кармоди.
— Может быть, вам и понравится у меня, — сказал Беллуэзер. — И во всяком случае у вас будет уникальный опыт: самый современный город, и весь к вашим услугам.
— Звучит заманчиво, — протянул Кармоди. — Я должен подумать.
Его заинтересовал образцовый город Беллуэзер, но он насторожился все-таки. Ему хотелось точно знать, что именно случилось здесь, почему все жители покинули город.
Глава 23
По настоянию Беллуэзера Кармоди спал в эту ночь в роскошном свадебном номере отеля «Король Георг V». Проснулся поутру свежий, бодрый и благодарный.
Беллуэзер сервировал ему завтрак на террасе и исполнил веселый квартет Гайдна, пока Кармоди насыщался. Воздух был чистейший, он фильтровался. Сам Кармоди не догадался бы, но город не забыл пояснить. И температура, и влажность были идеальны. И вид с террасы открывался превосходный: приятный ансамбль из китайской пагоды, венецианских мостиков, японских каналов, норманнской башни и многого еще.
— Прекрасные виды у вас, — похвалил Кармоди.
— Я рад, что вам нравится, — отозвался тут же город. — Мой стиль обсуждался всесторонне с тех пор, как я был заложен. Одна группа зодчих стояла за единство, за гармонию форм, слитых в единое целое. Но это уже бывало в истории. И таких моделей совсем немного сейчас. Они скучны — эти искусственные творения, созданные одним человеком или одним комитетом. Они не похожи на живые города.
— Но вы и сами искусственное творение, — возразил Кармоди.
— Конечно, — согласился город. — Но я и не претендую ни на что другое. Я не фальшивый «город будущего» и не смешной флорентинский ублюдок. Я — конгломерат. Я должен интересовать, волновать и вместе с тем быть практичным и функциональным.
— Для меня вы — о'кэй, — констатировал Кармоди и добавил: — А случалось вам беседовать с другими городами, похожими на вас?
— Нет, не случалось, — сказал Беллуэзер. — До сих пор другие образцовые города не могли произнести ни единого слова. Но жителям нравится это новшество. Они не любят городов, которые делают свое дело безмолвно. Вот почему я и был создан с искусственным интеллектом.
— Понимаю, — согласился Кармоди.
— Хорошо, что вы поняли. Искусственное сознание очень важно в эпоху всеобщего обезличивания. Оно позволяет творчески подходить к потребностям потребителей. Мы можем рассуждать совместно — я и мои жители, можем, постоянно ведя диалог, помочь друг другу в создании жизнеспособной обстановки. Можем изменять друг друга, не теряя индивидуальности.
— Звучит превосходно, — сказал Кармоди. — Но, к сожалению, вам не с кем вести диалог.
— Это единственная брешь в схеме. Но сейчас у меня есть вы.
— Да, я у вас, — повторил Кармоди. И удивился, почему эти слова звучат неприятно.
— И у вас есть я, само собой разумеется, — подхватил Беллуэзер. — Взаимные отношения, единственно достойные. А теперь, дорогой Кармоди, я считаю, что показал вам себя всесторонне. Теперь вы можете вселиться в меня, и все будет в порядке.
— Что именно будет в порядке?
— Я имел в виду слово в точном его значении. Это не слишком удачное научное выражение, но вы понимаете, наверное, что взаимные отношения требуют и взаимных обязательств.
— Но отношения могут быть и свободные.
— Мы стараемся уйти от этого, — сказал Беллуэзер. — Свободные отношения — это доктрина для эмоций, знаете ли, и они ведут к беззаконию, к вседозволенности. А сейчас, если вы пойдете по этой дороге…
Кармоди отправился, как ему посоветовал Беллуэзер, осматривать его достопримечательности. Он посетил силовые установки, водно-фильтрационную систему, заводской район, секцию легкой промышленности. Осмотрел Детский парк и Дворец Старости. Обошел музей и картинную галерею, осмотрел концертный зал, театр, цветочную аллею, бильярдную, автотрек и кино. Он устал, стоптал ноги, хотел уже было остановиться, но Беллуэзер настаивал на полной самодемонстрации. Кармоди пришлось еще осмотреть пятиэтажное здание Американского Образа и Португальскую синагогу, статую Бэкминстера Фуллера, автовокзал, междугороднюю автобусную станцию и многое другое. Он пришел к выводу, что чудеса образцового города не лучше и не хуже, чем чудеса Галактики. Поистине красотой наслаждаются глаза, а отвечают за это ноги.
— Небольшая закуска теперь, — предложил наконец Беллуэзер.
— Превосходно, — поддержал Кармоди.
Его проводили в модное кафе Рошамбо, где он начал с картофеля потаж о пти-фуа и закончил печеньем пти-фур.
— Не завершить ли хорошим сыром грюер? — предложил Беллуэзер.
— Нет, благодарю вас, — сказал Кармоди. — Я сыт, Я очень сыт.
— Но сыр не переполняет желудок. Камамбер хотите?
— Спасибо, спасибо, я больше не могу.
— Фрукты, может быть? Фрукты освежают нёбо.
— Спасибо, мое нёбо не нуждается в освежении.
— По крайней мере хотя бы яблоко? Грушу? Кисть винограда?
— Спасибо, нет!
— Парочку вишенок?
— Нет, нет, нет!
— Трапеза не закончена без фруктов, — настаивал Беллуэзер.
— Моя трапеза закончена.
— Только во фруктах есть некоторые важные витамины.
— Я обхожусь без них.
— Может быть, половинку апельсина? Я очищу ее для вас. Цитрусовые не занимают никакого места в желудке.
— Не могу. Не в состоянии.
— Хотя бы четверть апельсина.
— Решительно: нет!
— Вы доставили бы мне удовольствие, — настаивал Беллуэзер. — У меня полный комплекс в меню, но никакая еда не завершена без кусочка фруктов.
— Нет! Нет! Нет!
— Ну ладно, не волнуйтесь так, — уступил Беллуэзер. — Если вам не нравится мое угощение, тогда все кончено у нас.
— Но мне все нравится.
— Если нравится, почему вы не хотите фруктов?
— Ну хватит, — сказал Кармоди. — Дайте мне винограда.
— Я не хотел бы заставлять вас силой.
— Вы не заставляете. Дайте, пожалуйста!
— Вы уверены, что вам хочется?
— Давай же! — закричал Кармоди.
— Так берите. — И Беллуэзер сотворил чудесную ветвь мускатного винограда.
Кармоди съел все. Виноградины были очень хороши.
— Извините. Что вы делаете? — спросил Беллуэзер.
Кармоди выпрямился и открыл глаза.
— Я вздремнул. Что тут плохого?
— Плохого ничего. Это так естественно.
— Спасибо! — Кармоди закрыл глаза снова.
— Но какой же сон сидя? — не успокаивался Беллуэзер.
— Я уже сплю.
— У вас будет растяжение мышц на спине, — предупредил голос.
— Не беспокойтесь, — промычал Кармоди с закрытыми глазами.
— Почему бы вам не поспать с удобством, на кушетке.
— Я уже сплю с удобством.
— Нет, вам неудобно на самом деле. Человек не приспособлен к сидячему сну.
— В данный момент мой организм приспособился.
— Ну почему бы вам не прилечь на кушетку?
— Мне и на стуле хорошо.
— Но кушетка гораздо лучше. Пожалуйста, ложитесь, Кармоди. Кармоди!
— Э, что там? — спросил Кармоди, очнувшись.
— Кушетка! На кушетке отдыхать гораздо лучше.
— Ну хорошо, — сдался Кармоди. — Где кушетка?
Его проводили вниз по улице, за угол, в здание с вывеской «Дремотная». Там стояла дюжина кушеток. Кармоди двинулся к ближайшей.
— Нет, не эта, — предупредил Беллуэзер. — У нее плохие пружины.
— Неважно. Я улягусь между ними.
— Но у вас будет судорога в итоге.
— О Боже! — воскликнул Кармоди. — На какую же прикажете лечь?
— На ту, сзади, — указал Беллуэзер. — Это королевская кушетка, лучшая из всех. Эффективность ее проверена научно. Подушка…
— Хорошо, прекрасно, великолепно, — бурчал Кармоди, ложась на указанную кушетку.
— Хотите какую-нибудь музыку?
— Не беспокойтесь!
— Как вам угодно. Я потушу свет?
— Прекрасно!
— Дать вам одеяло? Я регулирую температуру, конечно, но у спящих иногда особенная чувствительность к холоду.
— Не имеет значения. Оставьте меня!
— Хорошо. К сожалению, я не могу последовать вашему примеру. Лично я не сплю никогда.
— Очень жаль.
— Нет, меня жалеть нечего. Тут все в порядке, — сказал Беллуэзер.
Наконец наступило молчание. Но через некоторое время Кармоди сел.
— В чем дело? — заволновался Беллуэзер.
— Не могу заснуть! — сказал Кармоди.
— Постарайтесь закрыть глаза и расслабить каждый мускул, начиная с большого пальца ноги и так вплоть до…
— Я не могу заснуть! — закричал Кармоди.
— Может быть, вы недостаточно хотите спать? Но тогда вы можете отдыхать с закрытыми глазами.
— Нет! — отрезал Кармоди. — Не хочу спать и не хочу отдыхать.
— Упрямец! — посетовал Беллуэзер. — Делайте, что вам хочется. Я старался как лучше…
— Э-эх! — вздохнул Кармоди, вставая на ноги и выбираясь из «Дремотной».
Стоя на горбатом мосту, Кармоди смотрел на голубую лагуну.
— Это копия моста Риальто в Венеции, — сказал Беллуэзер. — В уменьшенном масштабе, конечно.
— Знаю, — сказал Кармоди. — Я прочел вывеску.
— Очаровательно, не правда ли?
— Да, довольно красиво, — согласился Кармоди, зажигая сигарету.
— Вы ужасно много курите, — посетовал Беллуэзер.
— Знаю. Я люблю курить.
— Заботясь о вашем здоровье, я должен напомнить вам, что доказана связь между курением и раком легких.
— Знаю.
— Вы проживете дольше, если перейдете к трубке.
— Мне не нравится трубка.
— А как насчет сигары?
— И сигар не люблю. — Кармоди зажег еще одну сигарету.
— Это уже третья за последние пять минут.
— Черт побери, я буду курить столько, сколько хочу! — взорвался Кармоди.
— Да, конечно, будете, — сказал город. — Но я старался для вашей же пользы. Разве вы хотите, чтобы я был тут рядом с вами и молча смотрел, как вы губите свое здоровье?
— И хочу, — сказал Кармоди.
— Не могу поверить, что вы на самом деле хотите этого. И тут налицо этический императив. Человек может действовать против самого себя, но машина не позволит дойти до такой степени извращенности.
— Уйдите прочь! Не стойте у меня за спиной! Вы совсем зажали меня.
— Зажал вас? Дорогой Кармоди, разве я рассердил вас? Что я сделал? Только добрые советы давал.
— Слишком много советов! — Кармоди зажег очередную сигарету.
— Это уже четвертая за пять минут.
Кармоди открыл было рот, чтобы выругаться как следует, но передумал и пошел прочь.
— А это что? — спросил он.
— Автомат. Выдает сласти.
— Не похож с виду.
— И все же это автомат. Я скопировал проект силосной башни Сааринена. Уменьшил, конечно, и…
— А как он работает?
— Очень просто. Нажмите красную кнопку. Подождите немножко. Теперь надавите на этот рычажок в ряду А. И нажмите зеленую кнопку. Ту.
Плитка «Бэйб Рут» скользнула в руку Кармоди. Он сорвал обертку, откусил кусочек.
— Настоящая «Бэйб Рут» или копия? — спросил он.
— Самая настоящая. Я заключил контракт с фирмой.
Кармоди хмыкнул и отлепил обертку от пальцев.
— А это уже, — сказал город, — постоянный пример непростительной беспечности.
— Кусочек бумажки всего лишь, — пожал плечами Кармоди, глядя на обертку, упавшую на безукоризненно чистую мостовую.
— Конечно, только кусочек бумажки, — посетовал Беллуэзер, — но, если умножить его на сто тысяч жителей, что получится тогда?
— Сто тысяч кусочков бумажки, — пошутил Кармоди.
— Мне это не кажется смешным, — сказал город. — Вы сами не захотели бы жить среди всех этих бумажек, уверяю вас. Вы первый пожаловались бы, если бы все улицы были завалены мусором. Но разве вы убираете за собой? Конечно, нет! Вы предоставляете это мне, хотя у меня достаточно дел в городе, дневных и ночных, по воскресным дням тоже.
— Вы так и будете продолжать? — спросил Кармоди. — Ладно, я подберу ее.
Он нагнулся за брошенной оберткой, но, прежде чем его пальцы прикоснулись к бумажке, щипцы высунулись из ближайшего колодца, схватили бумажку и спрятались.
— Все в порядке, — сказал Беллуэзер. — Я привык убирать за людьми. Я делаю это всегда.
— Ох ты! — произнес Кармоди.
— Делаю, не ожидая благодарности, — заключил Беллуэзер.
— Я благодарен, благодарен!
— О нет!
— Ну ладно, я не благодарен. Что вы хотите сказать этим?
— Я ничего не хочу сказать. Будем считать, что инцидент исчерпан.
— Достаточно? — спросил Беллуэзер после обеда.
— В высшей степени.
— Вы едите немного.
— Я ел, сколько хотелось. Все было очень вкусно.
— Если все очень вкусно, почему вы не кушаете больше?
— Потому что больше не хочу.
— Если бы вы не перебили аппетит этой сладостью…
— О черт! Сладкое не портит мне аппетита. Как раз…
— Вы опять закуриваете?
— Ох!
— Вы не можете потерпеть немножко?
— Слушайте, — взорвался Кармоди. — Какого черта вы…
— У нас есть более важные темы, — быстро перебил Беллуэзер. — Подумали вы, как зарабатывать на жизнь?
— У меня не было времени подумать.
— Хорошо. Но я подумал за вас. Неплохо было бы, если бы вы стали доктором.
— Я — доктором? Идти учиться в колледж, в Медицинский институт и так далее?
— Я все это устрою.
— Не интересуюсь.
— Ну… а стать юристом?
— Никогда!
— Инженером? Прекрасное дело…
— Не для меня.
— Бухгалтером?
— Нет! Даже для спасения вашей жизни.
— Так кем же вы хотите стать?
— Летчиком, — неожиданно выпалил Кармоди. — На ракетоплане.
— О, что вы?!
— Совершенно серьезно.
— У нас даже нет аэродрома.
— Тогда я буду летчиком в другом месте.
— Вы говорите это мне назло?
— Ничуть! Я хочу быть летчиком. На самом деле. Я всегда хотел быть летчиком. Честное слово.
Последовало долгое молчание. Затем Беллуэзер произнес:
— Выбор полностью в ваших руках. — Сказано это было замогильным голосом.
— Куда вы идете?
— Погулять.
— Так поздно? В половине десятого?
— Ну да! А почему не пойти?
— Я думал, что вы устали.
— Раньше устал.
— Но мы могли бы поговорить немного.
— Давайте поговорим, когда я вернусь.
— Это не играет роли.
— Верно, гулянье не играет роли, — согласился Кармоди, усаживаясь. — Поговорим.
— У меня больше нет настроения. Пожалуйста, идите гулять.
— Ну, покойной ночи! — сказал Кармоди.
— Прошу прощения!
— Я сказал: «Покойной ночи».
— Вы идете спать?
— Ну да! Уже поздно. Я устал.
— Вы намерены лечь прямо так?
— А почему бы нет?
— Можно лечь, конечно. Но вы забыли помыться.
— О! Верно, забыл. Но я помоюсь утром.
— Когда вы принимали ванну в последний раз?
— Очень давно. Я приму утром.
— Не лучше ли принять ее прямо сейчас?
— Нет!
— Даже если я приготовлю ванну для вас?
— Нет! Нет, черт побери! Я иду спать.
— Делайте как хотите, — сказал Беллуэзер. — Не мойтесь, не учитесь, не соблюдайте диету. Но потом не корите меня.
— Вас корить? За что?
— За что-либо.
— Конкретно, что вы имеете в виду?
— Это неважно.
— Тогда зачем вы так настаиваете?
— Я думаю о вас, — сказал Беллуэзер.
— Я понимаю.
— Тогда вы должны понять, что я не стану счастливее от того, умылись вы или нет.
— Уверен, что не станете.
— Когда заботишься о ком-то, — продолжал Беллуэзер, — когда чувствуешь ответственность, неприятно выслушивать проклятия.
— Я не проклинал вас.
— Сейчас нет. Но раньше…
— Ну… я нервничал.
— Это из-за курения у вас нервы не в порядке.
— Не начинайте опять.
— Я не начинаю, — сказал Беллуэзер. — Дымите сколько угодно, дымите как печная труба. Какое мне дело? Это же ваши легкие.
— Правильно, черт возьми, — согласился Кармоди, закуривая.
— Ваши легкие, но мой крах! — сказал Беллуэзер.
— Нет, нет. Не говорите так, пожалуйста.
— Забудьте, что я сказал.
— Хорошо, забыл.
— Иногда я бываю придирчив.
— Верно, это есть.
— И это особенно трудно, потому что я прав. Ведь я же прав, вы это знаете.
— Знаю! — крикнул Кармоди. — Вы правы, правы, вы всегда правы. Правы, правы, правы, правы, правы!
— Не перевозбуждайтесь перед сном. Хотите стакан молока?
— Не хочу.
— Вы уверены?
Кармоди закрыл руками глаза. Он чувствовал себя очень виноватым, хилым, грязным, болезненным и неряшливым. Чувствовал себя скверным целиком и полностью и безнадежно… Но где-то в глубине души он нашел силы, чтобы крикнуть:
— Сизрайт!
— Кого вы зовете? — взволновался город.
— Сизрайт! Где вы?
— Почему я теряю вас? — спрашивал Беллуэзер. — Объясните!
— Сизрайт! — взывал Кармоди. — Возьмите меня отсюда! Это не та Земля!
Треск, хруст, щелк. И Кармоди оказался в другом месте.
Глава 24
Хушш! Крруш! Крроу! И вот мы попали куда-то, но кто знает, куда, когда и на какую Землю? Будьте уверены, только не Кармоди, который оказался в городе, очень похожем на Нью-Йорк. В очень похожем, но в том ли?
— Это Нью-Йорк? — спросил Кармоди.
— А черт его знает, — ответил кто-то.
— Вопрос был задан риторически, — сказал Кармоди.
— Я понимаю, — ответил голос. — Но поскольку я изучал риторику, вот и отозвался.
Кармоди огляделся и сообразил, что голос исходит из черного зонтика, который он держит в руке.
— Это ты, Приз?
— Конечно, я. А ты что подумал? Разве я должен быть на шотландского пони похож?
— А где ты был раньше, пока меня пичкали в этом образцовом городе?
— В отпуске. В коротком, но заслуженном отпуске, — сказал Приз. — И ты не имеешь права на это жаловаться. Отпуска оговорены в соглашении между Амальгамированными Призами Галактики и Лигой Получателей.
— Я и не жалуюсь, — сказал Кармоди. — Я просто так… А, неважно. Вот что важно: это место — точь-в-точь моя Земля! Точь-в-точь — Нью-Йорк!
Вокруг был город. Потоки людей и машин. Вспышки вывесок. Полно театров, полно киосков, полно народу.
Полно магазинов с объявлениями о дешевой распродаже по случаю закрытия. Полно ресторанов — самые большие назывались «Северянин», «Южанин», «Восточник», «Западник», и во всех — фирменные бифштексы и картофельная соломка. Кроме того, были еще «Северо-восточник», «Юго-западник», «Восток-северо-восточник» и «Запад-северо-западник». Кинотеатр на той стороне улицы анонсировал «Апокриф» («Грандиозней, красочней и увлекательней, чем „Библия“!!! Сто тысяч статистов!»). Рядом была дискотека «Омфала», где выступала труппа народного рок-н-ролла по имени «Говнюки». И девчонки-подростки в платьицах «мидаллесс» танцевали там под хриплую музыку.
— Вот это — веселая жизнь! — воскликнул Кармоди, облизывая губы.
— Я слышу только звон монет в кассе, — сказал Приз тоном моралиста.
— Не будь ханжой, — сказал Кармоди. — Кажется, я дома.
— Надеюсь, что нет, — возразил Приз. — Это место действует мне на нервы. Присмотрись как следует. Помни, что сходство — не тождество.
Но Кармоди видел же своими глазами, что это угол Бродвея и 50-й улицы. Вот и вход в метро — прямо перед ним. Да-да, он дома! И он поспешил вниз по лестнице. Все было знакомо, радовало и печалило одновременно. Мраморные стены гноились сыростью. Блестящий монорельс, выходя из одного туннеля, исчезал в другом…
— Ох! — вскрикнул Кармоди.
— В чем дело? — спросил Приз.
— Ни в чем… Я передумал. Пожалуй, лучше пройтись по улице.
Кармоди поспешно повернул назад — к светлому прямоугольнику неба. Но дорогу преградила откуда-то взявшаяся толпа. Кармоди стал проталкиваться сквозь нее к выходу, а толпа тащила его назад. Мокрые стены метро вздрогнули и начали судорожно пульсировать. Сверкающий монорельс соскочил со стоек и потянулся к нему, словно бронзовое змеиное жало. Кармоди побежал, опрокидывая встречных, но они тут же вставали на ноги, словно игрушки-неваляшки. Мраморный пол сделался мягким и липким. Ноги Кармоди увязли, люди сомкнулись вокруг него, а монорельс навис над головой.
— Сизрайт! — завопил Кармоди. — Заберите меня отсюда!
— И меня! — пискнул Приз.
— И меня! — завизжал хищник, ибо это он искусно притворился подземкой, в пасть которой так неосторожно влез Кармоди.
— Сизрайт!
И ничего! Все осталось, как было, и Кармоди с ужасом подумал, что Сизрайт мог и отлучиться: вышел пообедать, или же в уборную, или заговорился по телефону. Голубой прямоугольник неба становился все меньше, выход как бы запирался. Фигуры вокруг потеряли сходство с людьми. Стены сделались пурпурно-красными, вздулись, напряглись и начали сдвигаться. Гибкий монорельс жадно обвился вокруг ног Кармоди. Из утробы хищника послышалось урчанье и обильно пошла слюна. (Давно известно, что все кармодиеды неопрятны как свиньи и совершенно не умеют вести себя за столом.)
— Помогите! — продолжал вопить Кармоди. Липкий сок уже разъедал подметки. — Сизрайт, помогите!
— Помогите, помогите ему! — зарыдал Приз. — Или же, если это слишком трудно, помогите хотя бы мне. Вытащите меня отсюда, и я обещаю торжественно: я дам объявления во все ведущие газеты, созову комитеты, организую группы действия, выйду на улицы с плакатами, все для того, чтобы убедить мир, что Кармоди не должен остаться неотмщенным. И в дальнейшем я посвящу себя…
— Кончай болтать! — сказал голос Сизрайта. — Стыдно! Что же касается вас, Кармоди, вы должны думать, прежде чем лезть в пасть своего пожирателя. Моя контора создана не для того, чтобы вытаскивать вас из зубов в самый последний момент.
— Но сейчас-то вы меня спасете? Спасете, да? — умолял Кармоди.
— Уже сделано! — сказал Сизрайт.
И было сделано.
Глава 25
Сизрайт на этот раз неважно, должно быть, справился с перемещением. Только после длительной паузы Кармоди оказался в другом городе, очень похожем на Нью-Йорк, на заднем сиденье такси и в разгаре разговора с водителем.
— Чего сказал-та? — спрашивал тот.
— А ничего, — ответил Кармоди.
— А мне казалось, сказал-та. А я сказал-та. А я сказал-та — та новая махина — это Фламмарион.
— Знаю, — услышал свой голос Кармоди. — Это я строил его.
В нем сейчас жили два Кармоди. Слова эти и действия были естественны для одной части Я (активного Кармоди), в то время как другая (рефлективное Я) наблюдала сама за собой с некоторым удивлением.
— Правда, строили? — продолжал таксист. — А сейчас кончили, да?
— Да, кончил, — ответило активное Я. При этом он вынул сигарету изо рта, нахмурился и выбросил окурок в окно. — С этой дрянью я тоже кончил, — сказал он.
— Что же не сказал-та? — спросил таксист. — Попробуй мои.
Кармоди посмотрел на открытую коробку.
— Курите «Прохладные»?
— Только «Прохладные», — подтвердил таксист. — У них запах ментола и вкус что надо.
Кармоди поднял брови, изображая недоверие. Тем не менее он взял коробку — забил еще один гвоздик в свой гроб. Водитель с улыбкой смотрел на него в заднее зеркало. Кармоди вздохнул, изобразил удивление и выдохнул медленно, с наслаждением.
— Хм! Тут что-то есть, — сказал он.
Таксист кивнул с умным видом.
— Все курильщики думают так. Ну вот мы и на месте, сэр. Отель «Уолдорф-Астория».
Кармоди расплатился и собрался выходить.
— Ну а как мои «Прохладные»? — напомнил водитель.
— Ах да! — Кармоди вернул коробку. Они улыбнулись друг другу, и машина отъехала.
Теперь Кармоди стоял перед отелем «Уолдорф-Астория». На нем было прочное пальто фирмы Барберри. Это сразу можно было узнать по ярлычку, пришитому не под воротничком, а снаружи, на правом рукаве. И все прочие ярлыки были снаружи, так что каждый мог прочесть, что у Кармоди рубашка от Ван Хейдена, галстук от Графини Мары, костюм от Харта и Шаффнера, носки Ван Кампа, ботинки кордовской кожи от Ллойда и Хейга, шляпа «борсолино», сделанная Раиму из Милана, на руках перчатки оленьей кожи от Л. Л. Бина, на запястье — самозаводящийся хронометр с таймером, счетчиком затраченного времени, календарем и будильником (гарантия точности плюс-минус шесть секунд в год). А кроме того, Кармоди распространял слабый запах мужского одеколона «Дубовый мох» фирмы Аберкомби и Фитч.
Все на нем было с иголочки, все казалось безупречным, и все-таки разве это настоящий шик? А ведь он честолюбив, ему хотелось продвигаться вперед и выше — выйти в люди того сорта, у которых икра на столе не только на Рождество, которые носят рубашки от братьев Брукс, потребляют лосьон «Оникс» после бритья, белье покупают у «Кантри Уормер», жакеты у Поля Стьюарта.
Но для таких штучек нужно пробиться в категорию Потребителей А-АА-ААА вместо заурядной категории В-ВВ-АААА, на которую его обрекало скромное происхождение. Высший разряд ему просто необходим. Чем он хуже других? Черт возьми, ведь он же был первым по технике потребления на своем курсе в колледже! И уже три года его Потребиндекс был не ниже девяноста процентов. Его лимузин «додж-хорек» был безупречно новехонький. Он мог привести тысячу других доказательств. Так почему же ему не повысили категорию? Забыли? Не замечали?
Нет, пораженческой ереси не место в голове. У него заботы поважнее. Сегодня он сыграет ва-банк. Риск гигантский. Если дело сорвется, его могут в мгновение ока выставить со службы, и он навсегда вылетит в безликие ряды потребительских париев, в категорию НСТ-2 (нестандартные товары — сорт второй).
Было еще рано. Активное Я нуждалось в подкреплении перед испытанием огнем и водой. Кармоди прошел в бар «Астории», поймал взгляд бармена — тот еще и рта не успел открыть, а Кармоди уже крикнул:
— Повтори, дружище! (Неважно, что ему ничего еще не подавали и повторять было просто нечего.)
— Садись, Мак, — сказал бармен, улыбаясь. — Вот тебе «Баллантайн». Крепко, ароматно и на вкус приятно! Рекомендую!
Черт возьми, все это Кармоди сам должен был сказать — его застали врасплох! Он уселся, задумчиво потягивая пиво.
— Эй, Том!
Кармоди обернулся. Это Найт Стин его окликнул, старый друг и сосед. Тоже из Нью-Джерси.
— А я пью колу, — сказал Стин. — После колы я веселый! Рекомендую!
Опять Кармоди попался! Он залпом выпил пиво и крикнул:
— Эй, друг, повтори! Напритворяюсь до зари.
Убогая уловка, но лучше, чем ничего.
— Что нового? — спросил он у Стина.
— Блеск! Жена с утра в Майами, — сказал тот. — На неделю. Солнечный рейс — «Америкен Эйруэйс». Два часа и меньше даже — вот и сразу на пляже.
— Отлично! А я свою заслал на острова, — подхватил Кармоди (на самом деле его Элен сидела дома). — Отправьте жену на Багамы, не будет семейной драмы!
— Точно! — прервал Стин. — Но, если у вас недельный отпуск, неужели вы станете тратить драгоценные дни на дальний морской переезд, когда у вас под боком очаровательная деревня — Мариборо!..
— Верная мысль, — подхватил Кармоди. — А кроме того…
— Нетронутая природа, комфортабельные коттеджи, — перебил Стин. — Живу на даче, не тужу, не плачу!
Это было его право: он предложил тему.
Кармоди снова крикнул:
— Эй, друг, повтори!
Но не мог же он повторять до бесконечности. Что-то было не так в нем самом, во всем окружающем и в этой обязательной игре! Но что? Это он никак не мог ухватить.
А Стин, спокойный, собранный, откинулся, продемонстрировал свои небесно-голубые подштанники, пришитые, конечно, снаружи и снова завел:
— Итак, когда жена в отлучке, кто будет заниматься стиркой? Конечно, мы сами!
Вот это удар! Но Кармоди попытался его опередить.
— Эй! — крикнул он, хихикнув. — А помнишь песенку: «Смотри, старик, мое белье куда белее, чем твое».
И оба неудержимо расхохотались. Но тотчас Стин наклонился и приложил рукав своей рубашки к рукаву рубашки Кармоди, поднял брови, открыл рот, изобразил сомнение, недоверие, удивление.
— Ага! — воскликнул он. — А моя рубашка все же белей.
— Смотри-ка! — отозвался Кармоди. — Просто чудо! Стиральные машины у нас одной марки, и ты тоже стираешь «Невинностью», да?
— Нет, у меня «Снега Килиманджаро», — возразил Стин горделиво. — Рекомендую!
— Увы, — задумчиво вздохнул Кармоди. — Значит, «Невинность» меня подвела…
Он изобразил разочарование, а Стин сыграл на губах победный марш. Кармоди задумался, не заказать ли еще хваленого пива, но оно было пресным на вкус, да и Стин для него — слишком прыткий партнер сегодня.
Он оплатил пиво кредитной карточкой и отправился в свою контору на 51-й этаж, N 666, 5-я авеню, приветствуя сотрудников с демократическим дружелюбием. Некоторые пытались втянуть его в саморекламные гамбиты, но он решительно уклонялся. Никак не мог он позволить себе отклоняться сегодня. Наступал решающий час. Кармоди понимал, что положение у него отчаянное. Всю ночь он перебирал варианты, встал с жестокой мигренью и коликами в животе. Жена его (которая никуда не уезжала) дала ему Алька-зельцерскую. Вода исцелила его в единый миг, они поехали на конкурс, как и планировали, и он выиграл первый приз благодаря зельцерской. Но проблема осталась проблемой, и когда Элен сказала ему в три часа утра, что в этом году Томми и малютка Тинкер простуживались на 32 процента меньше, он сказал ей: «Знаешь ли, Элен, я думаю, что это от Всевышнего». Но душа его была холодна, хотя он и ценил Элен за постоянную заботу и поддержку. Он понимал, что поддержка жены ничего не изменит в его положении. Уж если вы отважились ввязаться в соревнование Потребителей, если хотите показать себя достойным не какого-нибудь барахла, а Вещей, Которые На Этом Свете Имеют Настоящую Цену, например швейцарского шале в девственных дебрях штата Мэйн или лимузина «порше 911-S», который предпочитают Люди, Считающие Себя Солью Земли, — ну так вот, если вы хотите иметь вещи такого класса, вы должны доказать, что вы их достойны! Деньги — деньгами, происхождение — происхождением, наконец, даже примитивная целеустремленность в деле — это тоже не все. Вы должны доказать, что вы сами из Людей Особого Покроя, из Тех, Кто Может Преступить, кто готов поставить на карту все, чтобы выиграть все сразу.
— Вперед, к победе! — сказал сам себе Кармоди, трахнув кулаком о стол. — Сказано — сделано!
И он героически распахнул дверь мистера Юбермана, своего босса.
Кабинет был еще пуст. Но Юберман должен был появиться с минуты на минуту. А когда он появится, Томас Кармоди скажет ему: «Мистер Юберман, вы, конечно, можете вышвырнуть меня на улицу, но я должен открыть вам правду: у вас изо рта скверно пахнет». И после паузы вот так: «Скверно пахнет!» А затем: «Но я нашел…»
В мечтах все просто, а как обернется на деле? Но, если ты Настоящий Мужчина, ничто не может остановить тебя, когда ты вышел бороться за внедрение новейших достижений гигиены и за собственное продвижение вперед и выше! Кармоди просто ощущал на себе глаза этих полулегендарных личностей — их величеств Промышленников. И если он действительно открыл…
— Приветик, Карми! — бросил Юберман, большими шагами входя в кабинет. (Красивый человек с орлиным профилем, с висками, тронутыми сединой, — благородный признак высокого положения. Роговая оправа очков на целых три сантиметра шире, чем у Кармоди!)
— Мистер Юберман, — дрожащим голосом начал Кармоди. — Вы, конечно, можете за это вышвырнуть меня на улицу, но я…
— Кармоди, — прервал босс. Его грудной баритон пресек слабенький фальцет подчиненного, как хирургический скальпель марки «Мерсонна» рассекает слабую плоть. — Кармоди, сегодня я открыл восхитительнейшую зубную пасту «Поцелуй менестреля». Мое дыхание час от часу благоуханнее. Рекомендую!
Фантастическое невезение! Босс сам наткнулся именно на ту пасту, которую Кармоди собирался ему навязать, чтобы добиться своего! И она подействовала. Изо рта Юбермана уже не разило, как из помойной ямы после ливня. Теперь его ждали сладкие поцелуи. Девочек, конечно. Не Кармоди же с ним целоваться.
— Слыхали об этой пасте?.. — И Юберман вышел, не дожидаясь ответа.
Кармоди иронически улыбнулся. Он опять потерпел поражение, но от этого ему не сделалось легче. Мир потребления оказался ужасен и фантастически утомителен. Может, он хорош для людей иного склада, но Кармоди не из того теста. С некоторым сожалением подумал он, что ему придется расстаться со своими приобретениями: с купонами, со шведской замшевой шляпой, светящимся галстуком, с деловым кейсом «Все мое ношу с собой», со стереофоном KLH-24 и особенно с наимоднейшей импортной мягкой новозеландской дубленкой с шалевым воротником «Лэйкленд». Все это придется бросить.
— Э-э!.. И беда приносит добро иногда, — сказал сам себе Кармоди.
— Приносит добро? Так о чем же говорить тогда? — ответил Кармоди сам себе. — Смотри-ка! Не слишком ли быстро ты акклиматизировался здесь?
Два Кармоди поглядели друг на друга, сравнили наблюдения, приняли решение… и слились.
— Сизрайт! — крикнул единый Кармоди. — Заберите меня отсюда.
И верный Сизрайт забрал его.
Глава 26
Со своей обычной пунктуальностью Сизрайт тотчас же перебросил Кармоди на следующую из вероятных Земель. Перемещение получилось даже быстрее мгновенного, такое быстрое, что время скользнуло назад и чуточку отстало от самого себя: Кармоди охнул раньше, чем его толкнули. Из-за этого возникло противоречие, крохотное, но все же недопустимое. Однако Сизрайт все подчистил, и начальство ничего не узнало. Обошлось без последствий, если не считать дырочки на пространстве-времени, которую Кармоди даже и не заметил.
Он оказался в маленьком городке. Узнать его вроде бы не составляло труда: Мэйплвуд, штат Нью-Джерси. Кармоди жил там от трех до восемнадцати. Да, это был его дом, если только вообще у него был родной дом где-нибудь.
Кармоди стоял на углу Дюранд-роуд и Мэйплвуд-авеню — прямо перед ним был торговый центр, позади — улицы пригорода с многочисленными кленами, дубами, орехами и вязами. Справа — читальня «Христианской науки», слева — железнодорожная станция.
— Ну и как, путешественник? — произнес голос у его правого бедра.
Кармоди глянул вниз и увидел у себя в руке красивый транзистор. Конечно, это был Приз.
— Ты опять здесь? — заметил Кармоди.
— Я никуда не уходил.
— Но я не видел тебя на предыдущей Земле.
— Это потому, что ты не посмотрел как следует. Я был у тебя в кармане в образе поддельного динара.
— Как я мог догадаться?
— А ты бы спросил, — сказал Приз. — Знаешь, что я метафоричен по своей природе и изменяюсь непредсказуемо для себя самого. Неужели мне надо сообщать о своем присутствии всегда и всюду?
— Так было бы удобнее, — заметил Кармоди.
— А мне гордость не позволяет вести себя так навязчиво, — сказал Приз. — Я откликаюсь, когда меня зовут. В последнем мире ты во мне не нуждался, поэтому я пошел закусить в ресторан «Стоклол», а затем заглянул в «Пропариум» выпить сухого, а после этого уж в «Солар Викон паб» поболтать с дружком, который оказался по соседству, а потом уж…
— Как это ты успел? В этом мире я был полчаса, едва ли больше.
— Я говорил же тебе, что у нас время течет по-разному.
— Значит, успел. Ну а где все эти рестораны?
— Это долго объяснять, — уклонился Приз. — Попасть туда легче, чем объяснить дорогу. И вообще это неподходящее место для тебя.
— Почему?
— Ну… по многим причинам. Тебе, например, не понравилась бы еда в «Солар Викон пабе».
— Я уже видел, как ты ел орити, — припомнил Кармоди.
— Да, конечно. Но орити — редкостный деликатес. Кусочек пробуешь раз или два за всю жизнь. В «Викон пабе» наше обычное питание.
— Какое же?
— Не надо бы тебе узнавать.
— Но я хочу знать.
— Я знаю, что ты хочешь, но когда узнаешь, захочешь, чтобы не знал бы.
— Ладно, кончай. Так какая же у вас там пища?
— Ну хорошо, мистер Нос-сующий, — сдался Приз. — Но заруби себе на этом длинном носу: ты настаивал. Так вот, мы едим сами себя.
— Что-что?
— Себя едим. Я предупреждал же, что тебе не понравится.
— Себя? То есть свое собственное тело?
— Точно.
— Чертовщина какая-то. Это и противно, и невозможно. Нельзя жить за счет самого себя.
— Я могу, и я живу, — настаивал Приз. — И горжусь этим. А с точки зрения морали это выдающийся пример. Полнейшая личная свобода.
— Но это невозможно, — настаивал Кармоди. — Это противоречит законам сохранения энергии или материи, чего-то такого. Противоречит законам Природы в общем.
— Верно, но только в узком смысле, — согласился Приз. — А если бы ты изучал материю глубже, ты увидел бы, что невозможное в природе встречается чаще, чем возможное.
— Как это понимать, черт возьми?
— Не знаю, — признался Приз. — Но это написано во всех наших учебниках. И никто не сомневался до сих пор.
— Но я хочу получить прямой, ясный ответ, — не уступал Кармоди. — Ты действительно и буквально съедаешь кусочек собственной плоти?
— Да, именно так. Хотя это и не только моя плоть. Печенка моя очень вкусна с крутым яйцом и куриным жиром. А ребрышки хороши, чтобы перекусить в пути. Бедра же надо выдерживать несколько недель, прежде чем…
— Довольно! — закричал Кармоди.
— Извини, но…
— Нет, ты объясни все-таки: за счет чего же твое тело всю жизнь снабжает пищей твое тело? Даже звучит смешно.
— Ну я не слишком много ем.
— Может быть, я спросил не очень ясно, — поправился Кармоди. — Но ты не можешь же питать свою плоть, если ты эту плоть уничтожаешь.
— Боюсь, что я не совсем понял.
— Давай сначала. Если ты потребляешь свою плоть…
— Так я и делаю.
— Итак, если ты поглощаешь свою плоть для пропитания плоти… Минутку. Давай с цифрами. Если ты весишь, скажем, пятьдесят фунтов…
— Именно так. На родной планете я весил пятьдесят фунтов.
— Прекрасно. Идем дальше. И если ты весил пятьдесят фунтов, и если, скажем, за год ты съел для поддержания жизни сорок фунтов, сколько же останется?
— Десять фунтов. Правильно?
— Черт возьми, ты видишь, к чему я веду? Ты просто не сможешь долго кормить себя.
— Почему не смогу?
— Просто по вычитанию. Совершенно очевидно, что ты съешь сам себя. Съешь, и ничего не останется. Тебе нечем будет кормить себя. Ты умрешь неизбежно.
— Совершенно верно. Но смерть неизбежна и для себяядных и для чужеядных. Умирают все, Кармоди, как бы они ни питались.
— Но если ты действительно ешь себя, ты умрешь через неделю.
— Есть насекомые, которые живут один день, — возразил Приз. — Но у нас — Призов — вполне разумная долговечность. Запомни правило: чем больше мы съедим, тем меньше надо кормить, и тем больше получается срок жизни. Время — великий фактор автопоедания. Большинство Призов съедает свое будущее еще в ранней юности.
— А ты съел свое будущее?
— Не могу объяснить. Съедаем, и все. Я, например, слопал запас за двенадцать лет — от девяноста до восьмидесяти, — старческие годы, когда от жизни нет удовольствия. А теперь, соблюдая рациональное самопотребление, я думаю дожить до семидесяти с лишком.
— У меня голова болит от тебя, — прервал Кармоди. — И тошнит заодно.
— В самом деле? — возмутился Приз. — Тошнит его по всякому поводу. А ты сам, кровавый мясник, сколько несчастных животных ты разгрыз и сожрал в своей жизни? Сколько слопал беззащитных яблок, сколько головок лука вырвал из их земляных постелек? Верно, я съел случайно попавшегося орити, но перед тобой в День Страшного Суда встанут целые стада, которые ты сожрал: сотни волооких коров, тысячи беззащитных курочек, бесконечные ряды кротких овечек, не говоря уже о целых садах, изнасилованных тобой, целых лесах ограбленных яблонь и вишен. Да, я отвечу там за съеденного орити, но ты как искупишь стоны всех этих животных, которых ты сожрал безжалостно? Чем искупишь, Кармоди, чем?
— Ладно, заткнись! — рявкнул Кармоди.
— С большим удовольствием, — ответил Приз с иронией.
— Я ем, потому что я должен есть. Природа у меня такая.
— Ну, если ты так полагаешь…
— Закройся, наконец. Дай мне сосредоточиться.
— Не скажу больше ни слова. Только можно спросить: а на чем ты хочешь сосредоточиться?
— Это место похоже на мой родной город. Я хочу понять: он это или не он?
— Неужели это так трудно? — удивился Приз. — Кто знает, как выглядит его город, тот узнает его без труда.
— Я не очень рассматривал его, когда жил здесь. А с тех пор как уехал, почти не вспоминал.
— Если ты не разберешься, где твой дом и где не твой, никто в этом не разберется. Надеюсь, ты это помнишь?
— Помню, — сказал Кармоди. И начал медленно спускаться по Мэйплвуд-авеню, с внезапным ужасом думая, что любой выбор может стать роковым.
Глава 27
Все было как будто таким, как и должно было быть. В Театре Мэйплвуда днем на экране шла «Сага Элефантины» — итало-французский приключенческий фильм Жана Мара, блестящего молодого режиссера, который уже дал миру душераздирающий фильм «Песнь моих язв» и лихую комедию «Париж — четырнадцать часов». На сцене выступала — «проездом, только один раз» — вокзальная группа «Якконен и Фунги».
Кармоди заглянул в витрину галантереи Марвина. Увидел мокасины и полукеды, джинсы с бахромой «собачья рвань», шейные платки с рискованными картинками и белые рубашки с отложным воротом. Рядом, в писчебумажном магазине, Кармоди увидел свежий номер «Кольерс», перелистал «Либерти», заметил еще «Монси», «Черного Кота» и «Шпиона». Только что пришло утреннее издание «Сан».
— Ну? — спросил Приз. — Твой город?
— Рано говорить, — ответил Кармоди. — Но похоже, что да.
Он перешел через улицу и заглянул в закусочную Эдгара. Она не изменилась нисколько. У стойки сидела, прихлебывая содовую, хорошенькая девушка. Кармоди ее сразу узнал.
— Лэна Тэрнер! Как поживаешь, Лэна?
— Отлично, Том. Что это тебя не было видно?
— Я ухлестывал за ней в последнем классе, — объяснил Кармоди Призу, выходя из закусочной. — Забавно, когда все это припоминается.
— Забавно, забавно, — с сомнением сказал Приз.
На следующем углу, где Мэйплвуд-авеню пересекалась с Саутс-Мунтэйн-роуд, стоял полисмен. Он улыбнулся Кармоди меж двумя взмахами своей палочки.
— А это Берт Ланкастер, — сказал Кармоди. — Он был бессменным защитником в самой лучшей команде за всю историю школы «Колумбия». А вот, смотри! Вон человек, который помахал мне, входя в скобяную лавку. Это Клифтон Уэбб, директор нашей школы. А ту блондинку видишь под окнами? Джейн Харлоу, она была официанткой в ресторане. Она… — Кармоди понизил голос. — Все говорили, что она погуливала.
— Ты знаешь массу народа, — сказал Приз.
— Ну конечно! Я же вырос здесь. А это мисс Харлоу, она идет в салон красоты Пьера.
— Ты и Пьера знаешь?
— А как же! Сейчас он парикмахер, а во время войны он был во французском Сопротивлении. Погоди, как его фамилия?.. А, вспомнил! Жан-Пьер Омон, вот как его зовут. Он потом женился на Кэрол Ломбард, одной из здешних.
— Очень интересно, — скучным голосом сказал Приз.
— Да, мне это интересно. А вот еще знакомый!.. Добрый день, мистер мэр.
— Добрый день, Том, — ответил мужчина, приподнял шляпу и прошел мимо.
— Это Фредерик Марч — наш мэр, — объяснил Кармоди. — Грозная личность. Я помню его дебаты с нашим радикалом — Полом Муни. Мальчик мой, такого ты не слышал никогда!
— Н-да, что-то странное во всем этом, — сказал Приз. — Что-то неправильное. Не чувствуешь?
— Да нет же! Говорю тебе, что вырос со всеми этими людьми. Я знаю их лучше, чем самого себя. О, вот Полетт Годдар, там наверху! Она помощник библиотекаря. Хай, Полетт!
— Хай, Том! — откликнулась женщина.
— Мне это не нравится, — настаивал Приз.
— С ней я не был знаком близко, — сказал Кармоди. — Она гуляла с парнем из Милборна по имени Хэмфри Богарт. У него был галстук с бабочкой, можешь представить такое? А однажды он подрался с Лэном Чэни — школьным сторожем. Надавал ему, между прочим. Я это хорошо помню, потому что как раз в это время гулял с Джин Хэвок, а ее лучшей подругой была Мирна Лэй, а Мирна знала Богарта и…
— Кармоди, — тревожно прервал Приз. — Остерегись! Ты слыхал когда-нибудь о псевдоакклиматизации?
— Не болтай курам на смех! Я говорю тебе, что знаю весь этот народ. Я вырос здесь, чертовски приятно было жить тут. Люди не были пустым местом тогда, люди отстаивали что-то. Они были личностями, а не стадом!
— А ты уверен? Ведь твой хищник…
— К черту! Не хочу больше слышать о нем! Посмотри, вот Дэвид Найвен. Его родители англичане…
— Все эти люди идут к тебе!
— Ну конечно. Они так давно меня не видели!
Он стоял на углу, и друзья устремились к нему со всех сторон: из переулка, со всей улицы, из магазинов и лавок. Их были сотни, буквально сотни, старые товарищи, все улыбались. Кармоди заметил Алана Лэдда, и Дороти Ламур, и Ларри Бэстера Крэбба. А за ними — Спенсер Трэси, Лайонелл Барримор, Фредди Бартоломью, Джон Уэйн, Френсис Фармер.
— Что-то не то! — твердил Приз.
— Все то! — уверял Кармоди. Кругом были друзья. Друзья протягивали руки. Никогда еще он не был так счастлив с тех пор, как покинул родной дом. Как он мог забыть такое? Но сейчас все оживало.
— Кармоди! — крикнул Приз.
— Ну что еще?
— В этом мире всегда такая музыка?
— О чем ты?
— О музыке. Ты не слышишь?
Только сейчас Кармоди обратил внимание на музыку. Играл симфонический оркестр, только нельзя было понять, откуда звуки исходят.
— И давно это?
— Как только мы здесь появились. Когда ты пошел по улице, послышался гул барабанов. Когда проходили мимо театра, в воздухе заиграли трубы. Как только заглянули в закусочную, вступили сотни скрипок — довольно-таки слащавая мелодия. Затем…
— Так это музыка к фильмам! — мрачно сказал Кармоди. — Все это дерьмо разыгрывается по нотам, а я не учуял!..
Но Франшо Тон уже коснулся его рукава. Гарри Купер положил на плечо свою ручищу. Дэйрд Грегор облапил как медведь. Ширли Тэмпл вцепилась в правую ногу [3]. Остальные обступили плотной толпой, плотней и плотней, все еще улыбаясь…
— Сизрайт! — закричал Кармоди. — Сизрайт, бога ради!..
И все произошло быстрее, чем Кармоди что-нибудь сообразил.