[20]. А это обстоятельство уже отделяет "Карнамак" и другие версии предания об Ардашире, включая "Шахнаме", от официального свода эпоса [21]. В арабоязычных версиях заметен элемент историзма и отсеивание большого числа сказочных сюжетов и мотивов.
Особо следует остановиться на тех выводах, которые можно сделать из сопоставления с "Карнамаком" версии, известной Моисею Хоренскому, у которого тоже дана легендарная генеалогия Ардашира. Здесь необходимо учитывать то обстоятельство, что у армянского историка отсутствует повествование и приводится лишь перечень сюжетов. Он не скрывает своего пренебрежительного отношения к персидской эпической легенде, прямо называя ее "нелепыми баснями" (совершенно иное отношение у него к армянскому эпическому циклу о Персидской войне, который он широко использует в своей "Истории"), а потому он только упоминает отдельные эпические мотивы, опуская в своем перечне многое из известного ему, вставляя "и то, что было после", "и обо всем другом", "и о том, что в духе аллегорий". Поэтому отсутствие в его перечне целого ряда сюжетов, встречающихся в "Карнамаке", ни в коей мере нельзя считать показательным для характеристики той версии, которая была ему известна. Правда, и отклонения, которые можно отметить в упомянутом им сюжете, от соответствующего в "Карнамаке" носят характер вариантных расхождений, всегда присутствующих в изложениях одного и того же сюжета у разных сказителей (так, трем снам Папака в "Карнамаке" (Iа) отвечает один сон текста армянского историка).
В приводимом Моисеем Хоренским отрывке интересен ряд сюжетов, свидетельствующих о его знакомстве с иранским эпосом [22].
В "Агафангеле" Ардаширу также дана легендарная генеалогия. Однако данная версия легенды об Ардашире, хотя и содержит, несомненно, отголоски иранской, не совпадает с последней. Возможно, в "Агафангеле" отражен какой-то другой вариант предания, представляющий эпизод-завязку в большом армянском эпическом цикле о войне с персами который дальше излагается как в "Агафангеле", так и, более детально, у Фавста Бузанда. Коренное отличие между вариантами Моисея Хоренского и Агафангела, как кажется, заключается в тем, что первый приводит перечень аутентичного иранского предания, тогда как в "Агафангеле" отголоски иранской легенды проявляются в контексте армянского национального эпоса. Ардашир в "Агафангеле" также лицо царского происхождения, находящееся на службе при дворе Ардабана. Последний с юности хорошо постиг науку предсказания судьбы по движению звезд. Как-то ночью, находясь в палатке, он рассчитал по движению звезд свою судьбу, предопределившую ему низложение и гибель от одного из его мятежных вассалов. Он рассказывает об этом царице. Служанка царицы, Артадухт, находившаяся в это время в той же палатке, услышав этот разговор, сообщила о нем своему возлюбленному — Ардаширу. Ардашир собирает персидскую и вавилонскую знать и призывает ее к восстанию против Ардабана, которого он называет чужаком, несправедливым правителем и узурпатором трона, принадлежащего по праву ему, Ардаширу. Собравшиеся посылают к Ардабану своих послов, полководцев Зика и Карена, но Ардабан не принимает посольство. Между Ардабаном и Ардаширом начинаются военные действия, которые то возобновляются, то прекращаются Далее в тексте идут очень большие лакуны, однако из сохранившихся строк можно узнать о гибели Ардабана [23].
Из сказанного выше можно вывести следующее. Наряду с теми полуофициальными сводами иранских эпических циклов, составление которых, очевидно, имело место при царях Хосрове Аноширване и Йездигерде III, некоторые циклы иранского эпоса имели и письменную фиксацию начиная, видимо, с IV в. н. э. При этом существовали различные редакции этих отдельных частей — более или менее пространные, — осуществленные в разное время. Очевидно, эти редакции и были использованы наряду с другим материалом (фольклорным, авестийским и, возможно, документальным) при составлении "Хвадайнамака". Кроме дошедшего до нас "Карнамака" существовала, вероятно, и более пространная зафиксированная версия ардашировского цикла (также "Карнамак"), на основании которой и была составлена данная. Указание на это можно усмотреть в начале нашего текста (I1), где его составитель ссылается на авторитет другого сочинения, носящего то же название, которое как бы послужило его источником: "В «Книге деяний Ардашира, сына Папака» так написано..." [24]. Предположение о том, что данный текст является сжатой версией более пространного "Карнамака", было высказано уже А. Кристенсеном, Дж.Тавадией, З. Сафа [25]. Сделанный нами композиционно-сюжетный анализ с привлечением армянского материала подтверждает это предположение. Можно также полагать, что "Карнамак" или какая-то иная пехлевийская редакция легенды, почти идентичная этой, была использована жрецами, составлявшими новоперсидский свод "Хвадайнамака", которым воспользовался Фирдоуси. Этим можно было бы объяснить столь большое схождение ардашировского цикла "Шахнаме" с "Карнамаком" и его расхождение с официальным "Хвадайнамаком", положенным в основу изложения этой легенды у арабоязычных авторов.
Датировка "Нарнамака"
В предисловии к своему переводу "Карнамака" Т. Нёльдеке относит запись этого текста к VI в. [26], ко времени правления Хосрова Аноширвана. Основаниями для этой датировки ему служили, во-первых, встречающиеся в тексте анахронизмы, явно отделяющие время составления этого текста от первых сасанидских правителей, и, во-вторых, наличие в этом тексте наставлений-андарзов, которые он считал либо заимствованиями, либо подражаниями изречениям из книги "Калила и Димна", которая была переведена на пехлеви в правление Хосрова Аноширвана. Эта датировка (конец VI — начало VII в.) по сей день является наиболее принятой [27].
Не ставя под сомнение само отнесение записи данного текста к середине VI в., можно все же отметить шаткость аргументации, приведенной Т. Нёльдеке. Наставления-андарзы, как это показали исследования последних десятилетий, издавна существовали в Иране как литературный жанр и не являются чем-то привнесенным в Иран из Индии [28]. Более того, из двух имеющихся в "Карнамаке" андарзов ни один не встречается ни в сирийском тексте "Калилы и Димны", ни в индийской "Панчатантре", на что обратил внимание сам Т. Нёльдеке. Более основательным в качестве критерия для датировки является наличие в тексте анахронизмов. Однако пример анахронизма, приведенный в качестве аргумента Т. Нёльдеке, — а именно упоминание хакана тюрок (XVIII22) — наименее поучителен в этом отношении, ибо такого рода упоминания могли быть интерполяциями, привнесенными позднейшими редакторами. В тексте "Карнамака" можно найти ряд других указаний, позволяющих с большей вероятностью отнести запись данного текста к эпохе правления Хосрова Аноширвана или, во всяком случае, к рубежу V-VI вв.н.э.
К таким указаниям относятся реалии и социально-политические термины.
Так, в начале текста (I13) в связи с упоминанием трех священных огней говорится о трех традиционно соотносившихся с ними древнейших сословиях — жрецов, воинов и земледельцев. Сама номенклатура этих сословий дана в соответствии с той, которая была введена Хосровом Аноширваном и включала ученую авестийскую терминологию — artēštarān, wastriyōšān — и которая не фигурировала в иранской общественной практике до правления этого царя и не упоминается поэтому ни в иранских эпиграфических памятниках первых сасанидских царей, ни — вплоть до VI в. — у византийских и армянских историков, хорошо знавших современную им иранскую действительность [29]. В свете этого факта титул dibīrān mahist (XV9) не может означать ничего иного, как главу писцов — нового сословия, созданного в результате сословно-бюрократической реформы Хосрова I [30]. Неоднократное упоминание верховного жреца, mowbedān mowbed (XVpassim, XVIII5) — этой должности не существовало при первых Сасанидах, как о том свидетельствуют надписи, — также подтверждает, что текст был записан в то время, когда в Иране сложилась централизованная зороастрийская церковная организация (V-VI вв.), сословная организация также была бюрократизирована и была создана должность главы сословия. Еще одного главу сословия, на этот раз воинов, — artēštāran sālār — можно найти в XVIII5. В источниках этот титул также засвидетельствован для V-VI вв. [31].
Известно, что до военной реформы Хосрова I верховный главнокомандующий именовался Ērān spāhbed. Эта должность в тексте упоминается (XV9). При Хосрове же во избежание средоточия в руках одного человека слишком большой военной власти функции командования армией были распределены между четырьмя военачальниками (spāhbedān). Они упоминаются среди должностных лиц (XV8). Титул Ērān spāhbed, возможно, проник в текст "Карнамака" из более раннего устного или письменного источника.
Характерно также, что среди должностных лиц в списках (XV9 и XVIII5) отсутствует главный везир — wuzurg framādār. Видимо, это следует приписать тому, что должность эта была упразднена Хосровом I или Кавадом [32]. Такие разбросанные по всему памятнику факты, относимые к строго определенному периоду, вряд ли можно считать интерполяциями; они, несомненно, синхронны записи текста в VI в.