– Нужно вести себя тихо, – сказал отец, – если хочешь, чтобы они клюнули.
Пока самолет снижается, Алекс убирает в рюкзак записную книжку, ручку и перетянутую резинкой колоду карточек, которую взял с собой, чтобы развлечься в полете. Не помогло. «Альманах песка» – самая сложная игра, над какой ему доводилось работать, целый мир со своими законами, обычаями, историей. Теперь она кажется по-детски простой по сравнению с тем, к чему он возвращается – к жизни своей сестры.
Он заселится в гостиницу и позвонит этому Митио Амано, другу Эмери, о котором рассказала ему мать. Возможно, придется взять напрокат автомобиль, доехать до Ривер-Мидоуз или до того, что осталось от городка. Он знает, что именно там Эмери проводит почти все свое время. На развалинах местечка, в котором они когда-то жили, – теперь это запретная зона. Долгое время сестра отрицала это, но мать наконец выудила из нее правду: она ходит за проволоку. Это ее одинокий подвиг по спасению животных.
Появляются посадочные огни, они мелькают в иллюминаторе все быстрей и быстрей. Алекс стискивает подлокотники, напрягаясь от столкновения с реальностью: так бывает при каждом приземлении, когда внезапно сжимаешься до мчащегося объекта в уравнении времени, пространства, массы и гравитации, в котором твои надежды и планы никак не влияют на происходящее.
И вот он проходит сквозь это мгновение, а может, мгновение проходит сквозь него. Самолет дребезжит и содрогается, замедляясь до человеческой скорости. Они прибыли.
Самое странное, вдруг понимает Алекс, что он может ткнуть пальцем в точку, когда его жизнь отклонилась от предполагаемого пути. Этот далекий край не должен был стать их домом. Его семья всего лишь проезжала мимо. А потом реальность нарушила один из собственных законов.
Был летний северный вечер: небо – глубокого синего цвета, все еще пронизанное светом, даже в столь поздний час. Они остановились на ночлег по дороге в город, до которого оставалось ехать еще три дня на машине, – в крупный центр на востоке, их новый дом. Они нашли номер в мотеле «Сонный медвежонок», побросали чемоданы, а затем пересекли шоссе, чтобы поужинать в ближайшем ресторане, который показался их матери похожим на семейный.
Алекс помнит их вещи, сваленные в кучу сразу за дверью убогой комнатенки с узкими бугристыми кроватями. Остальное их добро: мебель, светильники, кухонная утварь, отцовские инструменты и мамины книги, его комиксы и игрушки-трансформеры, плюшевые зверушки его сестры Эмери – все было в фургоне, летящем сквозь ночь, что уже опустилась на трассу впереди и только начинала вступать в свои права здесь, в Ривер-Мидоузе, в городе, ему незнакомом, вид и кисловатый запах которого ему не нравился. У Алекса голова закружилась, когда он представил себе, как трясущийся, грохочущий фургон несется сквозь мрак.
В этом тесном, ярко освещенном ресторане у трассы он почувствовал, что они уже выпали из своих жизней – словно фантики, выброшенные из окна мчащегося автомобиля. Алексу было двенадцать, почти тринадцать, он злился из-за того, что пришлось оставить дом и друзей. Но когда отец доверил ему карту и попросил следить за расстоянием, которое они проезжают в путешествии по стране, он ощутил, как внутри него растет противоречивая увлеченность. Его всегда завораживали карты, но только спустя два дня отслеживания дорог и городов, которые они проезжали, он по-настоящему начал понимать, как огромна эта земля. Имена местечек, где им еще предстояло побывать: Портидж-ла-Прери, Лейк-оф-де-Вудз, Острова Маниту, превратились в заклинания, и он повторял их про себя в пути снова и снова. Ему не терпелось приехать туда и проверить, соответствуют ли они манящему очарованию своих названий.
«Звездная забегаловка» была почти пуста в этот поздний час. Скучающая девушка за кассой предложила им занять любой приглянувшийся столик. Одинокая пожилая пара сидела, благоговейно склонив головы над красными керамическими блюдами с лазаньей, будто в молитве. Бледная темноволосая девочка примерно его возраста в темной футболке и джинсах с дырками на коленках сидела одна за столом напротив. Перед ней лежала книга, но девочка смотрела прямо перед собой, усердно грызя ноготь большого пальца так, словно это было заказанное ею блюдо. Ее глаза были тщательно прорисованы жирной подводкой. Она напомнила Алексу кого-то, но он не мог понять кого.
Когда он проскользнул на холодную изогнутую пластиковую скамейку, знакомое пустое пространство открылось внутри него – одиночество, которое одолевало его даже в кругу семьи. Ему пришло на ум, что человеку всегда приходится есть, неважно, кто ты и куда направляешься. Даже если ты убийца, колесящий по шоссе, и только что убил кого-то, тебе все равно придется притормозить и поесть, как едят все остальные. Когда он повзрослеет и будет жить один, думал он, возможно, он тоже поедет куда-то, остановится вечером в незнакомом городке, как этот, гадая: что он тут делает вдали от тех, с кем ему предстоит жить в том туманном будущем?
Из окна забегаловки виднелся освещенный рекламный щит у дороги. Три человека стояли на зеленом залитом солнцем лугу: белый в охотничьей кепке и камуфляжной куртке, сбоку от него юная азиатка в лабораторном халате и с планшетом и индеец с косичками, в шлеме и желтом сигнальном жилете. Их запрокинутые лица светились гордостью. Ниже крупными жирными буквами значилось: «НОРТФАЙР»: «МЫ НЕ ПРЕКРАТИМ ИССЛЕДОВАТЬ».
«Нортфайр». Незнакомое слово напомнило Алексу, как далеко уже они от дома. Они даже не должны были ехать по этому шоссе, но отец настоял на том, чтобы сделать крюк, потому что, когда он был маленьким, его отец однажды взял его с собой сюда порыбачить. Сегодня в нескончаемо долгом кружном пути они узнали все о той незабываемой поездке. Отец Алекса даже закашлялся, вспоминая о своем папе, который умер, когда сам он был еще подростком.
Официантка, дородная женщина с рыжими кудряшками, представившаяся как Бонни, принесла им бокалы с водой и приняла заказ. Всякий раз, когда она возвращалась на кухню, они слышали бойкий голосок мальчишки, задававшего ей странные вопросы.
– Откуда трава знает, когда ей расти?
– Может ли скала думать, как люди?
– А облака живые?
Мать Алекса решила, что это ее сынишка торчит в забегаловке, пока у мамы смена, а она заодно помогает ему с домашкой.
Вскоре Бонни вернулась с их заказом. Они ели быстро, не слишком-то разговаривая за едой. После второго дня в минивэне вместе они уже подустали друг от друга. Вид тыльной стороны морщинистой загорелой отцовской шеи все еще непрошено стоял у Алекса перед глазами, ведь ему приходилось пялиться на нее часами. И теперь, когда отец сидел напротив, Алекс не хотел смотреть и на эту его сторону тоже. Возмущение вновь росло в нем. Этот человек увез их из дома. Он забрал Алекса от друзей. Он сделал это с каждым из них.
Даже Эмери, его жизнерадостная девятилетняя сестренка, которой трудно было сидеть смирно во время еды, была необычайно тиха. Мать мягко уговаривала ее поесть, но, раз-другой вяло поковыряв макароны с сыром, Эмери отказалась от них. Легонько вздохнув, почти всхлипнув, она сникла на пластиковом сиденье и завалилась набок, головой прислонившись к окну. В это время она обычно уже спала и, должно быть, устала, как и все они после долгого дня в тесной машине. Мать и отец Алекса взглянули на нее, потом друг на друга и улыбнулись. Алекс закатил глаза.
Бонни пришла их проведать.
– Вы тут новенькие? – спросила она.
– Мы проездом, – сказал отец. Алекс заметил, как непринужденно тот растягивает слова, стараясь подражать Бонни, и его это разозлило. – Я был здесь много лет назад ребенком. С тех пор город здорово вырос. Видимо, благодаря тому, что добывающая промышленность процветает.
– Это уж точно, – сказала Бонни, покачав головой.
Двери ресторана распахнулись, и внутрь неспешно вошли трое старшеклассников в спортивных куртках и бейсболках. Один из них улыбнулся Бонни, и та кивнула ему, поджав губы, – едва заметное узнавание.
– Город уже не тот, что прежде, – подтвердила она.
– Рост – это не всегда хорошо, – сказал отец Алекса.
– Что ж, некоторые богатеют, да и город живет, – возразила Бонни. – Так что это хорошо, пожалуй.
Двое парней заняли столик, в то время как третий – высокий улыбчивый блондин – стоял у кассы и болтал с девушкой, которая смеялась и накручивала на палец прядку волос. Алекс тут же определил, что это за парень. Довольно таких, как он, насмехались и издевались над ним в школе.
Алекс переключился на еду. Он заказал чизбургер с картошкой фри, хотел к ним вдобавок рутбир, но мать сказала, что уже скоро спать, а в напитке слишком много сахара, и попросила Бонни принести ему стакан молока, будто он малышок. Когда стакан этой белой скукотищи прибыл вместе с едой, Алекс вяло отодвинул его к краю стола, твердо намерившись не притрагиваться к питью. Но, проглотив соленую пищу, почувствовал жажду. Забыв о своем решении, что происходило с ним довольно часто и в те дни без лишних сожалений, он потянулся к стакану и отпил, глядя на темноволосую девочку в углу в надежде, что та не смотрит на него.
Она не смотрела. Она уставилась на блондина у кассы, но и это Алекс тоже не хотел видеть. Его огорчало, когда девочки игнорировали его ради тех, кто не заслуживал их внимания. Но это чувство исчезло через мгновение, когда реальность объявилась и показала им свое новое лицо.
Пока самолет катится к терминалу аэропорта Пайн-Риджа, Алекс вспоминает рябь, которая пробежала тогда сквозь предметы в закусочной, – так воздух дрожит над асфальтом в жаркий день. Он услышал пронзительный визг, похожий на звук, который издают крошечные насекомые. Все в поле его сознания: запах горячего жира и жарящегося мяса, грязные жалюзи на окнах, постеры почивших кино- и рок-звезд на стенах, старая поп-музыка, игравшая из жестяных колонок, – все это осталось, но в тот же миг изменилось. Или дело было в нем. Он видел эту забегаловку из какого-то иного места, и это место было время. Очень отдаленное. Глубокая боль проснулась в нем, тоска, которую он не мог назвать, будто чувство пришло гораздо раньше события, его вызвавшего. Оно возникло на пороге его восприятия, это событие, которое случится, гора, маячащая в темноте.