мудрые обманывались, и тогда ветвь хватала их. Обезьяны боялись в джунглях только Каа, потому что ни одна из них не знала пределов его могущества; ни одна не выдерживала его взгляда; ни одна не вышла живой из его объятий. Итак, теперь они, бормоча от ужаса, кинулись к стенам и к домам, и Балу вздохнул с облегчением. Его мех был гораздо гуще шерсти Багиры; тем не менее он жестоко пострадал во время схватки. Вот Каа в первый раз открыл свой рот; произнёс длинное, шипящее слово, и обезьяны, спешившие под защиту Холодных Логовищ, остановились; они, дрожа, прижались к ветвям, которые согнулись и затрещали под их тяжестью. Обезьяны на стенах и на пустых домах замолчали, и в тишине, спустившейся на город, Маугли услышал, как Багира отряхивалась, покинув водоём. В эту минуту снова поднялся шум. Обезьяны стали взбираться выше на стены; многие прижались к шеям больших каменных идолов; многие с визгом побежали по укреплениям. Маугли же, прыгая в беседке, прижал один глаз к резьбе и, пропустив дыхание между передними зубами, ухнул по-совиному, желая показать Бандар-логу, что он презирает его и смеётся над ним.
— Вытащите человеческого детёныша из этой ловушки. Я ничего больше не в силах сделать, — задыхаясь произнесла Багира. — Возьмём его и уйдём. Обезьяны могут возобновить нападение.
— Они не двинутся, пока я не прикажу им. Стойте так; тиш-ш-ше! — прошипел Каа, и город снова затих. — Я не мог взобраться раньше, но, кажется, ты меня звала? — это было сказано Багире.
— Я… я… может быть, закричала что-нибудь во время боя, — ответила Багира. — Ты ранен, Балу?
— Я не уверен, что обезьяны не разорвали меня на части, сделав из моей шкуры сотню медвежат, — серьёзно сказал Балу, потрясая попеременно каждой лапой. — Вуф! Мне больно. Каа, мы, Багира и я, обязаны тебе нашим спасением!
— Неважно. Где человечек?
— Здесь, в ловушке; я не могу вылезти! — закричал Маугли. Над его головой изгибалась часть сломанного купола.
— Возьмите его отсюда. Он прыгает, как Мао, павлин, и может передавить всех наших детей, — прозвучали изнутри голоса кобр.
— Хаххх, — усмехаясь, прошипел Каа: — у этого человечка повсюду друзья. Отступи, человечек, а вы, Ядовитый Народ, спрячьтесь. Я разобью стенку.
Каа внимательно осмотрел стены беседки и нашёл в мраморе выцветшую трещину, которая говорила о слабом месте резьбы; раза два или три питон слегка стукнул головой, чтобы сообразить необходимое для удара расстояние; наконец, подняв над землёй шесть футов своего тела, изо всей силы нанёс около шести ударов носом. Резьба сломалась и упала среди облака пыли и осколков. Маугли выскочил через образовавшееся отверстие и остановился между Балу и Багирой, обняв могучие шеи своих друзей.
— Ты ранен? — спросил Балу, нежно лаская его.
— Мне грустно, я голоден и сильно ушибся; но, мои друзья, они ужасно измучили вас; вы в крови!
— В крови не одни мы, — ответила Багира, облизывая губы и окидывая взглядом мёртвых обезьян на террасе и около водоёма.
— Это ничего, все ничего, только бы ты был цел, о моя гордость, лучшая лягушечка в мире, — проворчал Балу.
— Об этом мы поговорим позже, — заметила Багира таким сухим тоном, который не понравился Маугли. — Но с нами Каа; мы обязаны ему победой, а ты — сохранением жизни. Поблагодари его согласно нашим обычаям, Маугли.
Маугли повернулся и увидел, что большая голова питона покачивается на целый фут выше его собственной макушки.
— Так это человечек? — сказал Каа. — У него очень нежная кожа и нельзя сказать, чтобы он совсем не походил на обезьян. Берегись, человечек! Смотри, чтобы после перемены кожи я в сумерки не принял тебя за кого-нибудь из Бандар-лога.
— Мы одной крови, ты и я, — ответил Маугли. — Сегодня ты дал мне жизнь. Моя добыча всегда будет твоей, когда ты почувствуешь голод, о Каа.
— Благодарю тебя, Маленький Брат, — сказал питон, хотя в его глазах продолжал мерцать свет. — А что может убивать такой храбрый охотник? Спрашиваю это, чтобы идти за тобой, когда в следующий раз ты отправишься на ловлю.
— Я ничего не убиваю, так как ещё слишком мал; но я загоняю оленей для тех, кому они могут пригодиться. Когда ты почувствуешь, что у тебя внутри пусто, явись ко мне и посмотри, говорю ли я правду. У меня есть некоторая ловкость в них, — он поднял свои руки, — и если ты когда-нибудь попадёшься в ловушку, я отплачу тебе добром за добро. С сегодняшнего вечера я в долгу перед тобой, перед Багирой и Балу. Удачной охоты всем вам, мои владыки.
— Хорошо сказано, — проворчал Балу, потому что мальчик, действительно, очень мило выразил свою благодарность. На минуту голова питона легла на плечо Маугли.
— Храброе сердце и вежливый язык, — сказал он. — Ты должен далеко пойти в джунглях, человечек. Теперь же поскорее уходи отсюда вместе со своими друзьями. Уйди и засни; луна садится, и тебе нехорошо видеть то, что произойдёт здесь.
Луна опускалась за горы; ряды дрожащих, жавшихся друг к другу обезьян на стенах и укреплениях казались какими-то трепещущими разорванными косматыми лоскутами. Балу спустился к бассейну, чтобы напиться; Багира принялась приводить в порядок свой мех, питон же Каа скользнул к центру террасы и закрыл свои челюсти с таким сухим стуком, что глаза всех обезьян обратились к нему.
— Луна заходит, — сказал он, — достаточно ли света, чтобы видеть?
Со стен пронёсся стон, похожий на звук ветров в вершинах деревьев:
— Мы видим, о Каа.
— Хорошо. Теперь начинается танец, танец голода Каа. Сидите и смотрите.
Раза два или три он прополз, делая большие круги и покачивая головой то вправо, то влево; потом стал свивать своё мягкое тело в петли, восьмёрки, тупые треугольники, которые превращались в квадраты и пятиугольники; свёртывался в виде холмика, и все время двигался без отдыха, без торопливости. В то же время слышалась его тихая, непрерывная жужжащая песнь. Воздух темнел; наконец, мрак скрыл скользящие изменчивые кольца змеи; слышался только шелест её чешуи.
Балу и Багира стояли, как каменные, с лёгким ворчанием, ощетинившись, а Маугли смотрел на все и удивлялся.
— Бандар-логи, — наконец прозвучал голос Каа, — может ли кто-нибудь из вас без моего приказания пошевелить рукой или ногой? Отвечайте.
— Без твоего приказания мы не можем шевельнуть ни ногой, ни рукой, о Каа.
— Хорошо. Сделайте один шаг ко мне.
Ряды обезьян беспомощно колыхнулись вперёд; вместе с ними, как деревянные, шагнули Балу и Багира.
— Ближе, — прошипел Каа. И все снова подвинулись.
Маугли положил свои руки на Балу и на Багиру, чтобы увести их, и два больших зверя вздрогнули, точно внезапно разбуженные ото сна.
— Не снимай руки с моего плеча, — прошептала Багира. — Держи меня, не то я вернусь к Каа. Ах!
— Да ведь старый Каа просто делает круги на пыльной земле, — сказал Маугли. — Уйдём!
Все трое проскользнули через пролом в стене и очутились в джунглях.
— Вуф, — произнёс Балу, когда он снова остановился под неподвижными деревьями. — Никогда больше я не возьму Каа в союзники, — и он встряхнулся.
— Он знает больше нас, — с дрожью проговорила Багира. — Ещё немножко, и я кинулась бы к нему в пасть.
— Многие пройдут по этой дороге, раньше нового восхода луны, — заметил Балу. — Он хорошо поохотится сегодня… по-своему…
— Но что же все это значит? — спросил Маугли, не знавший о притягательной силе взгляда питона, — пока не стемнело, я видел только большую змею, которая делала какие-то глупые фигуры и круги. И у Каа весь нос разбит! Хо! Хо!
— Маугли, — сердито остановила мальчика Багира, — его нос разбит по твоей милости, так же как мои уши, бока и лапы, шея и плечи Балу искусаны из-за тебя же. Много дней ни Балу, ни Багира не будут в состоянии и с удовольствием охотиться.
— Не беда, — сказал Балу, — с нами опять человеческий детёныш!
— Это правда, но вместо того, чтобы поохотиться, мы дорого заплатили за него — ранами, шерстью (у меня выщипана половина меха на спине) и, наконец, честью. Помни, Маугли, я — чёрная пантера, была принуждена просить защиты у Каа, и мы с Балу стали глупы, как маленькие птички, при виде этой пляски голода. Вот, человеческий детёныш, что произошло из-за твоих игр с Бандар-логом.
— Правда, все это правда, — печально проговорил Маугли. — Я дрянной человеческий детёныш и теперь чувствую, как во мне тоскует желудок.
— Мф! Что говорит Закон Джунглей, Балу?
Балу не хотелось навлекать на Маугли новых неприятностей, но шутить с Законом он не желал, а потому тихо проворчал:
— Печаль не избавляет от наказания. Только помни, Багира, он очень маленький.
— Я не забуду этого, но он был причиной беды и его нужно побить. Маугли, ты можешь что-нибудь сказать?
— Ничего, я виноват. Балу и ты ранены. Справедливо наказать меня.
Багира раз шесть любовно ударила его, с точки зрения пантеры очень легко; эти толчки вряд ли разбудили бы её детёныша, но для семилетнего мальчика они были жестокими побоями и в годы Маугли каждый мог бы пожелать избежать их. Когда все было окончено, мальчик чихнул, и, не говоря ни слова, поднялся на ноги.
— Теперь, — сказала Багира, — прыгай ко мне на спину, Маленький Брат, мы отправимся домой. Одна из прелестей Закона Джунглей состоит в том, что наказание уничтожает старые счёты; все оканчивается, и никто не хмурится.
Маугли положил голову на спину Багиры и заснул так глубоко, что не проснулся даже, когда она опустила его в пещере подле Волчицы Матери.
ТИГР! ТИГР!
Теперь мы должны вернуться к первому рассказу. Когда после боя со стаей около Скалы Совета Маугли вышел из волчьей пещеры, он направился к ближайшим обработанным полям, подле которых жили земледельцы, однако не захотел остаться там, его джунгли подходили слишком близко к этому посёлку, а он знал, что теперь в зарослях у него был, по крайней мере, один злостный враг, участник Совета. Итак, мальчик пошёл дальше, держась дороги, грубо проделанной вдоль долины, и миль двадцать бежал по ней ровной рысью; наконец, увидел незнакомую местность. Долина выходила на широкую низменность, усеянную камнями и прорезанную рвами. В одном её конце помещалось маленькое селение, к другому отлого спускались густые заросли и останавливались, как бы отсечённые топором. По всей долине паслись коровы с телятами и быками и буйволы с буйволицами. Увидав Маугли, пастушки закричали и разбежались, а жёлтые собаки парии, всегда бродящие вокруг каждого поселения в Индии, залаяли.