Отвечая на этот первый в долгой цепи запросов о погромах, генеральный секретарь по войсковым делам С. Петлюра признал самый факт погромной волны и обещал принять срочные меры к ее подавлению: «Погромы происходят в прифронтовой полосе, где чрезвычайно много разных запасных воинских частей. Эти части и устраивают погромы... Разгрузка тыла от праздных запасных частей встречала препятствия бюрократического характера, но эта реформа вскоре будет произведена. Секретариат будет вскоре также иметь достаточно военной силы, при помощи которой можно будет решительно бороться с анархией».
Такой силы у украинской власти, однако, не оказалось. В последующие месяцы явно ослабела и воля к «решительной борьбе». Внося в Раду 19 декабря вторичный запрос о погромах, представитель сионистской фракции Н. Сыркин сказал: «Генеральный Секретариат в последнее время как будто перестал проявлять прежнюю чуткость к воплям жертв и как будто фаталистически примирился с ними». А в статье «Украина, исполни долг свой!» в сионистском органе «Дер Телеграф» Сыркин писал: «Прежде, при первых сведениях о погроме или даже только об опасности погрома, Генеральный Секретариат бывало живо реагирует... Теперь же он выслушивает донесения о погромах и просьбы о помощи, как приевшуюся песенку... и никакие практические меры не принимаются».
Первое место по числу погромленных пунктов в период от сентября до конца 1917 года занимала Киевская губерния (половина общего числа), за ней следовали Волынская и Подольская; в Полтавской и Черниговской губерниях число это было незначительно.
Бессилие украинской власти и недостаточность правительственных мер в борьбе с погромами привели к сознанию необходимости вооруженной самообороны. На первой конференции Союза евреев-воинов в Киеве (10-13 октября 1917 г.) докладчик по вопросу о борьбе с погромами требовал «организации еврейской самообороны в самых широких размерах, самообороны организованной, внушающей к себе серьезное отношение». Внося 28 ноября 1917 г., от имени сионистской фракции, запрос о погромах, автор настоящей статьи поставил этот вопрос перед Малой Радой:
«Со всех сторон поступают к нам настойчивые требования еврейских солдат, чтобы им разрешено было организоваться в специальные дружины для защиты жизни и чести своих отцов, матерей и сестер... Не находит ли Генеральный Секретарь (по войсковым делам) возможным разрешить евреям-воинам организовать специальные дружины для охраны еврейского населения?»
В своем ответе С. Петлюра выразил принципиальное согласие на это предложение. Но почему-то оно вызвало ряд сомнений у представителей еврейских социалистических партий и фолькспартей. Перед лицом этой оппозиции Рада и Генеральный Секретариат по войсковым делам воздержались от каких бы то ни было конкретных шагов.
В Совете при еврейском министерстве те же партии (в отсутствии сионистов) осудили идею вооруженной самообороны. Отряды самообороны, аргументировал представитель Бунда, «опасны для самих евреев, из них создастся новая еврейская каста, и они вызовут антисемитскую травлю». Представитель Поалей-Цион настаивал, что такие отряды могут даже «провоцировать погромы» и предложил создание для самообороны смешанных воинских частей с преобладанием в них евреев. И. Хургин заявил от имени еврейского министерства, что «выделение особых еврейских отрядов — худший из паллиативов в борьбе с погромами». Все четыре партии голосовали за резолюцию, гласившую, что «формирование особых еврейских частей для защиты еврейского населения вредно, как с политической стороны, так и в интересах фронта».
Противоположную точку зрения защищали сионисты и еврейские воинские организации. «В настоящий грозный момент у всех одна мысль, один лозунг: самооборона, еврейская национальная самозащита», писал Н. Сыркин в сионистском «Дер Телеграф» 29 ноября 1917 г. Позже (4 декабря) И. Кантор писал в той же газете: «Еврейская самооборона должна в наше время носить характер солдатской самообороны; в рядах российской армии находится не меньше 400.000 евреев, и еврейство вправе требовать от своих сыновей защиты». В то же время, собрание евреев-солдат Киевского гарнизона (21 декабря) резко осудило «нерешительную политику еврейского министерства в деле способствования проведению в жизнь предложения об образовании еврейских воинских частей» и потребовало от него немедленной организации таких отрядов; «в случае неудовлетворения в течение трех дней этого требования, организация Союза евреев-воинов оставляет за собой свободу действия, т. е. право самостоятельного формирования отрядов».
Такие отряды были организованы явочным порядком, Союзом евреев-воинов в Могилеве Подольском, Овруче (Волынской губ.), Дымере (Киевской губ.), Голованевске (Подольской губ.) и в самом Киеве. «Еврейская боевая дружина», созданная в Одессе еще в августе 1917 г. и просуществовавшая, с перерывами, при всех сменах режимов, свыше двух лет, насчитывала от 400 до 600 постоянных бойцов (кроме резервов) и была хорошо вооружена. Дружина не только уберегла от погромов Одессу, но и высылала, по просьбам с мест, летучие отряды в Рыбницу, Кодыму, Дубоссары, Кривое Озеро, Рудницу, Бирзулу и др.
К началу 1918 г. еврейское министерство также потеряло веру в помощь со стороны военных сил украинской республики и круто изменило свое отношение к формированию еврейских отрядов. На конференции Союза евреев-воинов 4 января 1918 г. представитель министерства признал, что если «раньше была возможность положиться на воинские части, которые предназначались властью для подавления погромов, то теперь... быть может, наступило уже время образовать еврейские вооруженные отряды самообороны». В этом направлении И. Хургин, товарищ министра по еврейским делам, 15 января интервенировал у командующего войсками Киевского военного округа.
Но еврейское министерство спохватилось слишком поздно. Развернувшиеся общеполитические события отодвинули надежды на получение официальной санкции еврейской самообороны, а без такой санкции не было возможности приступить к планомерной организации воинских отрядов. Отряды самообороны, явочным порядком создавшиеся в отдельных пунктах, сыграли несомненную роль в защите местного еврейского населения, но лишенные организационного центра и функционируя, как придаток к политическим партиям, они были бессильны предотвратить или подавить происходившие во всей стране погромные эксцессы.
Уже через несколько дней после принятия закона о национально-персональной автономии, самое «существование Рады оказалось в опасности. В арсенале, постоянном очаге киевского большевизма, вспыхнуло восстание. К рабочим примкнули два украинских полка. Не находя надежной опоры в своей регулярной армии, украинское правительство вынуждено было поручить защиту республики, и вместе с ней всю полноту власти, «Вильному козацтву» (вольному козачеству), возглавляемому М. Ковенко. Он был назначен комендантом г. Киева и фактическим диктатором. По закону «Вилыне козацтво» должно было быть народной милицией, открытой для всех национальностей страны; фактически оно выродилось в изолированную воинскую касту с ярко выраженным антисемитским привкусом. В некоторых местах евреев совсем не принимали в отряды «козацтва»,в других — допускали по процентной норме. Параллельно организовывалось и крепло большевистское ядро с подкреплениями извне; среди красногвардейцев оказались и евреи; не было недостатка в еврейских именах и среди большевистской «головки» в Киеве (Чудновский — комиссар города, Крейцберг — комиссар финансов, Райхштейн — комиссар прессы, Шапиро — комиссар при армии), равно как и в таких центрах, как Одесса или Екатеринослав. Этого было достаточно, чтобы питать разговоры о «большевиках-евреях» и «евреях-большевиках» среди верных Раде воинских частей. Словесные прогулки насчет «предателей-жидов» стали почти бытовым явлением; на улицах, в казармах, при обысках — везде звучали темные угрозы. В городах воцарилось погромное настроение.
Борьба за Киев продолжалась 12 дней. Город непрерывно обстреливался из ружей, пулеметов и орудий. Некоторые кварталы переходили по несколько раз из рук в руки. Снаряды ложились и рвались у самого здания Рады, члены которой все же регулярно собирались на очередные заседания; особенно аккуратны в исполнении своего гражданского долга были еврейские фракции.
Но их лояльность была плохо оценена. Теряя почву под ногами, чувствуя себя изолированной, Рада нервничала, впадала в болезненную подозрительность и придирчивость и срывала досаду на меньшинствах, упрекая их в двуличности и в недостатке гражданского патриотизма.
20 ноября, в самый разгар уличных боев, от имени сионистской фракции был внесен запрос об антиеврейских эксцессах. Раду призывали выпустить воззвание к населению с требованием положить конец насилиям, в которых не без вины были и отряды вольного казачества. Вокруг запроса развернулись долгие и страстные прения, превратившиеся в словесную перестрелку между украинскими депутатами и представителями национальных меньшинств.
В результате было решено выпустить воззвание от имени всех социалистических фракций Рады. Практических результатов этот жест не имел. Погромная атмосфера в городе сгущалась, и на следующий день член сионистской фракции Рады М. Гиндес был вынужден интервенировать у председателя украинского совета министров В. Голубовича; тот высказал надежду, что, благодаря принятым мерам, удастся предотвратить дальнейшие эксцессы. Но в тот же день вечером фракция получила сведения о тревожном настроении на Подоле, и М. Гиндес, вместе с М. Розенштейном, посетили военного коменданта Киева и главу «вольного казацства», М. Ковенко, представив ему данные о насилиях его воинских частей над еврейским населением; полученный ими ответ был уклончив.
Подавляющее впечатление произвела гибель И. Тоголя, председателя Центр. Комитета Всероссийского Союза Евреев-Воинов и члена сионистской фракции Совета Киевской Еврейской Общины. Делегатское совещание Союза, с участием представителей провинциальных отделов, было арестовано украинским патрулем. Благодаря хлопотам Еврейского Секретариата и члена сионистской фракции Рады М. Лимановского, все задержанные были освобождены, — кроме Гоголя, имя которого потом появилось в списках погибших; было установлено, что он пал не жертвой шальной пули, а был заколот штыками во время содержания под арестом. Запрос, внесенный в Раду М. Лимановским, повел к созданию специальной комиссии для расследования событий. Но она не успела приступить к работе.