Да, о самом Солженицыне, как о человеке с непростой судьбою, здесь будет сказано тоже.
Но высказываться о нём позволяют себе боевые генералы и офицеры, солдаты и штрафники. Думается, они имеют на это некоторое моральное право.
Осуждать его позволят себе люди, сидевшие в тех же, что и он, лагерях, а иной раз — рядом с ним, а часто — те, кто имели куда более обескураживающий опыт заключения, чем Солженицын.
Если мы, из дня сегодняшнего, не имеем права оспаривать Солженицына, то кто тут имеет право заткнуть тех, кто воевал? тех, кто тоже сидел и страдал?
Они щедро заплатили за возможность высказаться.
Тем более что их слово, увы, не будет размножено по миру в бесчисленных переизданиях и в ближайшее время точно останется на периферии внимания экспертного сообщества и массового читателя.
И даже надеяться не приходится на то, что приведённые здесь контраргументы будут всерьёз и масштабно восприняты за пределами России.
Но: разговор этот был неизбежен.
Солженицын целую жизнь свою посвятил, я не иронизирую, поиску правды.
Ну, вот вам ещё ломоть правды.
Чтоб жить — не по лжи.
От составителя В.В.Есипов.Лучше поздно, чем никогда!
Люди верят только славе.
Источником мистификаций является всякий раз настойчивое уклонение от анализа реальности.
Причины, вызвавшие необходимость появления данного сборника, настолько очевидны, что многие из читателей, наверное, могут лишь сожалеть о запоздалости осуществления этой идеи. В самом деле, со времени появления в свет «Архипелага ГУЛАГ» А. Солженицына (Париж, декабрь 1973 г.) прошло уже почти сорок пять лет, книга была напечатана огромными тиражами во многих странах, стала важным фактором изменения сознания (картины мира) миллионов людей и глобальных политических перемен, но при этом, как ни удивительно, за все время своего распространения ни разу не удостоилась сколько-нибудь глубокого научного исследования и соответствующей критики.
Речь, разумеется, не о разного рода откликах и рецензиях на «Архипелаг ГУЛАГ» — их было множество, — а о строгом объективном анализе, который включал бы, как минимум, детальную фактологическую экспертизу содержания всего произведения наряду со столь же внимательным рассмотрением методов автора и его концептуальных посылов. Ибо по всем этим позициям к книге Солженицына давно могли бы быть предъявлены самые серьезные претензии — как на Западе, так и в России. Почему этого не произошло — отдельная большая проблема, которой мы будем касаться, однако пока обозначим перечень основных вопросов, которые требуют ясных и недвусмысленных ответов.
Можно ли считать принцип концентрации всякого рода негативного материала об определенной эпохе путем к объективному пониманию этой эпохи? Другими словами (принадлежащими А. Зиновьеву), можно ли «для описания данной реальности отбирать из множества событий такие, чтобы каждое суждение о них по отдельности было истинным, но чтобы их совокупность как целое была бы ложной?» {1}
«Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына, по мнению А. Зиновьева, представлял классический пример на этот счет, и мы не можем не поддержать вывода известного философа, выражая лишь сдержанность в признании истинности большого ряда «отдельных суждений» писателя.
У многих читателей давно назрели сомнения по поводу содержания и пафоса книги Солженицына, и они выражаются в конкретном вопросе: сколько в ней правды, а сколько — домыслов и фантазии автора?
В более академичном плане этот вопрос можно поставить так: является ли жанр «художественного исследования», обозначенный самим автором, типичным и ярким воплощением «устной истории» (oral history) со всеми свойственными этому методу пороками и издержками, либо произведение может претендовать на более высокую степень репрезентативности? Поскольку ипостась «исследования» предполагает, как бы то ни было, научные требования, насколько выдерживает их «Архипелаг ГУЛАГ» — хотя бы в плане критики источников? Вполне закономерен вопрос: имеет ли основание эта книга претендовать на репутацию исчерпывающей и вполне адекватной «энциклопедии» советской пенитенциарной системы? Не только в частностях, но и в целом — прежде всего в характеристике писателем исправительно-трудовых лагерей как «истребительно-трудовых», т. е. направленных на сознательное и целенаправленное лишение жизни заключенных?
Как известно, политические обобщения писателя на сей счет шли много дальше, и в таком случае пора, в конце концов, получить ясный ответ на старую, не раз обсуждавшуюся проблему: действительно ли лагерная система в СССР, какой она сложилась в сталинские 1930-е гг., прямо вытекала из сущности коммунистической (социалистической) идеологии, как считал Солженицын? Не является ли отождествление социализма и сталинизма, заявленное писателем, грубейшей исторической подменой? И далее: насколько соотносятся концепция и содержание «Архипелага ГУЛАГ» с коллективной памятью как советского, так и постсоветского общества о трагической стороне событий, последовавших после Октябрьской революции? Может ли взгляд Солженицына на эти события претендовать на некую степень универсализма и, соответственно, на роль одной из базовых ценностных ориентаций современного российского общества?
Весь этот круг проблем входит, в первую очередь, в прямое ведение исторической науки, а также политологии, социологии и других смежных областей, которые к настоящему времени ушли далеко вперед от своего уровня сорокалетней давности и обладают вполне достаточным арсеналом знаний, а также и соответствующей методологией для ответов на эти вопросы.
Одно из главных значений произошедшей в России в 1990-2000 гг. «архивной революции» в том, что она помимо принесенной, наконец, полноты сведений о репрессиях ярко оттеняет механизмы всякого рода измышлений на эту тему. Неоценим и прогресс, дарованный информационной эпохой: кроме массы новых источников, ставших доступными благодаря Интернету, современный читатель прекрасно владеет такими понятиями, как «PR», «симулякр» или «фейк», и может проецировать их без ущерба для истины на прошлые времена. Но и традиционные понятия-синонимы, такие как «непроверенная информация» или «недостоверные сведения и факты», никогда не выходили из обихода. Другое дело, что вечными остаются человеческие слабости, к числу которых относятся конформизм, кумиротворчество и кумиропочитание (часто похожее на обычное чинопочитание). Все это, увы, имеет самое непосредственное отношение к нашей теме.
Приходится констатировать: российская академическая наука, за крайне малыми исключениями, уклонилась от вызова, брошенного в свое время «Архипелагом ГУЛАГ». Более того, новейшая эпоха одарила нас целым рядом весьма странных явлений, свидетельствующих о своего рода ритуальном «припадании ниц» корпуса ученых перед Солженицыным и его авторитетом. Самый яркий пример здесь представляет выпуск в 2004 г. научным издательством «РОССПЭН» под эгидой Государственного архива Российской Федерации семитомного собрания документов под названием «История сталинского Гулага»… с предисловием А. Солженицына, а также американского историка-советолога Р. Конквеста, который также далеко не отличался объективностью в своих работах по истории репрессий в СССР[1]. При этом во всех семи томах не сделано ни одной попытки сопоставить публикуемые документы с соответствующими эпизодами «Архипелага» (хотя бы по очень спорным моментам описания Кенгирского восстания) и отвергается любая критика книги. Характерно заявление одного из ответственных редакторов семитомника В. А. Козлова: Солженицын «был вынужден восполнять дефицит достоверной информации логическими умозаключениями и художественной интуицией. Этот способ реконструкции событий, при отсутствии достаточной и достоверной информации, был единственным выходом из ситуации, в которой создавалось произведение» {2}. Естественно, что при такой снисходительности трудно задаться вопросом об ответственности писателя за распространение ложной, подчас просто бредовой информации.
Зияющую пустоту на сегодня представляют и многие литературоведческие аспекты изучения этого произведения. Они отнюдь не могут ограничиться анализом «художественности», т. е. разных сторон эстетики и стилистики писателя. Очень спорным остается вопрос о жанре «Архипелага»: его часто называют и «романом», и «эпосом» (очевидно, из-за объема), в то время как здесь налицо все признаки воинственно-обличительного памфлета, сравнимого по своей риторико-демагогической природе с древнегреческими Филиппинами (в связи с чем книгу Солженицына можно назвать единственной в своем роде многотомной квазифилиппикой, направленной против собственного государства…). Не менее важно другое: мы не знаем, например, настоящей, документированной истории создания «Архипелага ГУЛАГ» — она основывается исключительно на авторской версии, которая по целому ряду важнейших эпизодов вызывает большие сомнения. Ничем не подтверждается, в частности, начало работы над книгой в 1958 г.: все данные свидетельствуют, что она была начата не ранее 1963 г., т. е. после публикации «Одного дня Ивана Денисовича» и поступивших на имя автора многочисленных воспоминаний бывших заключенных. Есть масса текстологических проблем, важных для понимания эволюции замысла автора и его методов. Читатели лишены возможности видеть тексты первоначальных редакций (включая редакции 1969 и 1972 гг.), чтобы проследить процесс создания книги и приемы работы писателя с источниками, со свидетельствами тех 227 (257, по обновленному списку издания 2006 г.[2]), кого писатель назвал своими соавторами. Вне поля исследования остается вопрос об изменениях текста в разных изданиях книги, сделанных самим автором, и мотивах этих изменений: известно лишь, что второе, так называемое вермонтское, издание 1980 г. было существенно переработано в сравнении с первым, парижским, а последнее российское издание 2006 г. также редактировалось, но содержание правок во всех указанных случаях не зафиксировано и не проанализировано. Не изучена подробно библиография откликов и рецензий на «Архипелаг ГУЛАГ», в первую очередь, зарубежных — очевидно, что в недавно вышедшем сборнике с высокопарным названием «Солженицын: мыслитель, историк, художник»