Конечно, везде можно встретить таких типов, которые, покрутив у виска, станут утверждать, что магнитофон можно купить за полтора пузыря вместе с колонками и установкой. Только все это касается исключительно людей подобного сорта. Если бы у Зембы когда-нибудь нашлось столько денег, то он, взвесив все обстоятельства, что, конечно, было маловероятно, все равно не попал бы в нужное место, в нужное время и на нужных людей. И так со всем. Возможно, он мог бы себя уговорить, что у него нет соответствующего настроя, или все в жизни придет, или что жизнь вообще непростая штука, если бы у него не было столько знакомых. Он знал их как облупленных, видел насквозь и прекрасно понимал, что не глупее и не хуже их, да и старается не меньше. Все они начинали приблизительно одинаково, а сейчас между ними была пропасть. У них тоже были семьи, квартиры, приличные машины, работа, благодаря которой они не только держались на уровне самого необходимого, но и могли позволить себе лишнее, могли отложить. И всего этого достигали, приложив по меньшей мере половину тех усилий, которые прилагал Земба, чтобы устоять на месте. Точно так, как если бы он шел против течения на эскалаторе. Он ничего не понимал. Другие каким-то образом управляли своей жизнью и не сталкивались с теми объективными трудностями, с которыми в самых банальных ситуациях боролся он. Как только он брался за дело, самые простые вещи превращались в непреодолимые проблемы, и в этом на самом деле не было его вины. И дело не в том, что он негативно настроен, что ему недостает веры в собственные силы, и прочих психологических вывертах, о которых пишут в журналах для женщин. Земба изо всех сил думал позитивно, готовился ко всему очень тщательно, а потом его бумаги где-то пропадали, люди, на которых он рассчитывал, отказывали в помощи, в правилах обнаруживались разнообразные заковырки и все складывалось не в его пользу, люди, от которых зависело дело, внезапно испытывали с первого взгляда неприязнь к нему, и так далее. В нем было что-то, отчего все двери перед ним закрывались, даже если для любого другого человека они были распахнуты настежь. И он усвоил, что в его случае все зависит от слепого случая. Понятно, на каком-то этапе важны способности, трудолюбие или творческий порыв, но чтобы до них вообще дошло, нужно было, чтобы все обстоятельства сложились благоприятно. Когда все зарабатывали деньги за границей, каждый, кто хотел туда уехать, должен был сначала иметь паспорт, какие-то деньги на билет и что-нибудь, хотя бы малейшую зацепку на месте. Для визы нужно было иметь приглашение и хоть приблизительно какие-то виды на возможную работу. Ну и у каждого все было, а если нет, существовали дружеские связи. В случае Зембы об этом и речи не шло. Семья делала вид, что не понимает, в чем дело, а друзья меняли тему. Когда кто-то другой нуждался в квартире, у него появлялась какая-нибудь почтенная бабушка, тетушка или дядюшка, которые оказывались такими добрыми, что вовремя включали потомка в завещание и оставляли ему приличную часть. Еще кто-то получал наследство или что-то типа того, и вопрос с жильем решался.
У Зембы был трехкомнатный ад на земле, который он делил с женой, тремя детьми и своими родителями.
Когда другие искали работу, до них всегда доходили слухи о каком-то освободившемся месте, всегда лучшем, чем предыдущее, и это прежде, чем они начинали переживать.
А теперь вот он потерял работу. Идиотскую, потому что идиотскую, как всегда. И хуже всего то, что он прекрасно знал, как все сложится дальше. Он дойдет до всех возможных пределов нужды, а потом, после немыслимых усилий, получит право на какую-то безнадежно нудную работу за гроши, и все будут делать вид, что сделали ему милость. С него довольно! И в довершение всего он должен нести ответственность за детей. Он, человек, который не в состоянии справиться со своей жизнью, должен воспитывать и содержать еще кого-то.
У Оли, конечно же, будет истерика, она совсем сломается и превратит его жизнь в предбанник ада. Родители обрадуются. Если бы он стал врачом, как они хотели, всего бы этого не было.
С чего бы? Мало того, что ему становилось плохо от одного вида крови, так и память у него была короткая. Он ненавидел даже запах больницы, но принималось в расчет лишь то, что они были врачами. Семейные традиции и весь этот идиотизм.
«Жук» стал как-то нервно дергаться, и Земба понял, что выжал из бедной машины все девяносто километров в час. Погруженный в свои мысли обо всем на свете, он выжал газ до предела. Кошмар!
Он убегал. Он делал именно то, что посоветовал ему Стефан.
Они сидели в его холостяцкой квартире, обставленной с особым вкусом убежденного одиночки. Земба в кожаном кресле со стаканом виски, а Стефан за своим письменным столом. У Стефана всегда был хороший алкоголь, свободное время, благодушное настроение и подружка поблизости.
Он был со всеми необыкновенно любезен.
— Сваливай! — внезапно произнес он, выслушав всю эту историю, и наполнил комнату дымом «Принца Альберта». Земба застыл. — Нет, не отсюда, а вообще. Возьми немного бабок из твоих подъемных, заправь «жука» и вали, куда глаза глядят. На неделю. Во-первых, ты на пределе сил и тебе нужно отдохнуть, потому что ты кончишься. Во-вторых, тебе на самом деле нужно собраться с мыслями, а у тебя для этого в этом колхозе нет никаких шансов. Езжай хоть куда. К морю, в горы. Сезон закончен, комнату снимешь за гроши. Обдумай все, нарисуй какой-нибудь план.
— Оля не пустит меня, — грустно сказал Земба. — Для тебя все так просто, а у меня дети. Я не могу тратиться на себя, раз я без работы. Что будет потом?
— Кретин! — рявкнул Стефан. — Ведь ты заработал эти деньги, кретин, а не украл. Я же вижу, ты выглядишь так, что краше в гроб кладут, и мне даже особо смотреть на тебя не хочется. Если Оля не понимает таких простых вещей, то наври ей. Ты же ей еще ничего не говорил, да?
— Нет.
— Так скажи, когда вернешься. Отдохнешь — легче будет все вынести. Вот я как на тебя посмотрю, так не понимаю, зачем люди вообще женятся. Женщина должна поддерживать, а не гнобить.
— Но ты и ее пойми. Почти восемь лет растительного существования без дома, без будущего. Кроме того, когда женщина в роли матери, считается, что это для нее только выживание. Никакого риска и никаких лишних трат. Особенно в такой ситуации.
— Боже, какие глупости! Поезжай! Хоть в лес, что ли. Езжай, пока окончательно не свихнулся.
И он сделал так, как ему посоветовали. Наврал что-то о каких-то курсах, сложил вещи и поехал, сам не зная куда, и чувствовал себя ужасно. Но с каждым километром, проделанным лысеющей резиной «фольксвагена», Земба чувствовал себя все лучше. Вероятно, такое же чувство испытывают моряки, отправляясь в далекие плавания: житейские проблемы остаются на берегу, а человек приобретает все большую легкость. Хорошо ехать одному без криков детей, наполняющих машину, без недовольного всем на свете молчания Оли, без всего этого кошмара на колесах, в который превращались все совместные выезды. Он чувствовал себя почти так, как если бы был хозяином собственной жизни. Во всяком случае нормальные люди должны себя так чувствовать. Он уже и сам не помнил, как это бывает. Оля в первый раз забеременела, когда они были на втором курсе.
После этого хозяином своей жизни Земба себя не чувствовал.
Он минул мост в Модлине и поехал дальше, словно на севере находилось разрешение его проблем. Немного проехав, прикурил сигарету и заметил, что стрелка уровня топлива близка к нулю. Выхода не было. Денег у него было немного, но если хочешь бежать, то должен иметь бензин. Так гласит первое правило беглеца на автомобиле.
Заправка выглядела шикарно и не соответствовала месту — словно космический корабль на болоте. Пастельного цвета застекленные строения прямо манили зайти внутрь. Земба заправился за двести и решил выпить кофе. В приступе какой-то варварской расточительности еще купил пачку сигарет «Голден» и налил себе кофе из стеклянного кувшина экспресс-машины, стоящей на длинном прилавке из искусственного мрамора. Отказался от бутербродов, колбасы и пиццы, но уселся в этом скандинавском интерьере за деревянным столиком и закурил сигарету, глядя на дождь, косо бьющий в дорогие панорамные окна.
Он чувствовал, как хорошо ему сидеть здесь, в этой атмосфере иной действительности, пить кофе за шесть злотых, ни с кем не препираться, не вести никаких супружеских бесед, не спешить, потому что кто-то там не может быть с детьми долго, а просто сидеть себе, и все. Он чувствовал себя так хорошо, словно был кем-то другим. Так хорошо, что у него не было даже никакого желания оплакивать свою неудавшуюся жизнь.
За соседний столик напротив Зембы села девушка. У него не нашлось слов для ее описания: брюнетка, очень смуглое лицо почти как у цыганки, черные, миндальной формы глаза, каштановые волосы, собранные в небрежный пушистый узел, торчащие скулы — так можно было сказать о тысяче женщин, даже если добавить, что она была красива. Но нет, она имела средиземноморские черты, но в неповторимом сочетании. Очень оригинальное лицо.
Это уже не для него. Никогда. Земба даже не предполагал, что вид красивой девушки с длинными ногами может показаться ему таким трагичным. Она доставляла ему страдания. Молодой симпатичный тип в кожаной куртке-косухе, о которой он мог только мечтать, сел возле девушки и поставил на стол поднос с гамбургерами. Она улыбнулась и сложила губы для мимолетного поцелуя. Земба надеялся, что они примутся за еду, но, конечно же, они тут же начали ворковать друг с другом. Парень сказал что-то приглушенным голосом, и девушка рассмеялась. Они распространяли вокруг атмосферу такой невозможной идиллии, что просто становилось не по себе.
Временами у Зембы складывалось впечатление, которое могло быть плодом его разыгравшегося воображения, что ему достаточно мельком взглянуть на кого-то, чтобы почувствовать НЕЧТО, может, запах, может, какую-нибудь ауру, позволявшую узнать о человеке почти все. Иногда обгонит его на светофоре какой-нибудь автомобиль, мелькнет за стеклом лицо