у простершейся над степью
по тебе и очи слепнут…
слез в очах ослепших – всклянь…
Будешь ты стрелой сражен…
будет город в прах сожжен…
но не будет, боги, равной
мне, счастливейшей меж жен…
14Филлида
Мрачна фракийская земля.
Окутан берег в муть и морок.
И в полнолунье слишком горек
вкус миндаля.
Миндаль, одетый в цепкий
плющ,
давно не помнящий Филлиду,
пропитан болью и обидой…
вкус вездесущ.
И с тенью Тартара в очах,
еще не верящий в потерю,
твой Демофонт шагнул на
берег…
миндаль зачах…
И о́бнял омертвелый ствол,
как о́бнял бы свою Филлиду,
когда бы о́тнял у Аида…
миндаль расцвел.
15Навсикая
Я открывал
Вечно женское только в тебе,
Навзикая…
Пена у ног морская.
Девушки встали в круг.
Ласточкой Навсикая
в стае своих подруг.
Весело, звонко скачет
и по волнам скользит
солнцеподобный мячик.
Солнце вошло в зенит.
Из травяной постели,
словно соленый бог,
с тиной на стройном теле…
Только один глоток
соли, что жгуч и сладок…
Взгляд, что с небес огонь…
В шепоте мягких складок
путается ладонь…
Водоросли, ракушки
мне б по одной снимать…
В спальне пустой подушки
жадно потом сжимать…
Только одно касанье…
запах его волос…
Сущее наказанье:
ветер корабль унес
в старость, где Пенелопа,
и возвратит едва ль
голос, как моря ропот,
губы его – миндаль…
Долго белье стираю —
надо бы поскорей…
…Помнит все Навсикая.
Спит еще Одиссей…
16Пенелопа
Ослепла даль. И горизонт линялый
не радует разнообразьем цвета.
Бунтует море: катит вал за валом.
Ни знака Одиссея, ни привета,
ни поступи, ни голоса, ни взгляда…
Как будто я ослепла и оглохла.
Как будто не живу, а где-то рядом.
Собака, что ждала, и та издохла.
Сидеть и ткать – и день-деньской за тканьем,
а ночью распускать ту паутину.
Изысканней найдешь ли наказанье,
бесцветней и безрадостней картину?
Цвета печали – серый, серый, серый —
с оттенками – от светлого до темных…
Полжизни ожидания – для верных,
особенно для тех, кого не помнят.
Едва ли дарит ласки только море
упругому, отзывчивому телу…
А у меня – троянский пепел в порах,
все высохло внутри, окаменело.
И странный старец, жалкий и облезлый,
на коего я глаз поднять не смею:
его глаза – тоскующие бездны, —
не может быть, о боги! Одиссеем…
17Дидоне
Не суждено, чтобы сильный с сильным
Соединились бы в мире сем.
Эней, что ветер…
Путь его морей
немного растрепала только буря…
И он в соленой зыбкости лазури
уверенней, чем на земле твоей
обетованной…
Гость, любовник, бог…
А ты врачуй его от черной порчи.
А он и прозорливее, и зорче:
в кармане ветра – тысячи дорог…
Разумно строен гордый Карфаген,
но не нашлась, увы! для ветра гавань.
И в голове у ветра – не дырявой —
мурлыкает мотивчик перемен,
а остальное – в сущности – мертво.
Обузой для тебя – душа и тело…
…как своего костра не разглядела
при первом дуновении его?
Эней, что ветер…
18Эвридика. Внутренний монолог
Она укрыта девственностью новой
была; смежилась женственность ее,
как лепестки цветка перед закатом…
Дальним эхом, отголоском
за Орфеем – тих мой шаг —
призраком, послушней воска,
сквозь Аидов полумрак.
Мне забвенье винным соком,
растекаюсь пеленой…
Мнится, мнится: в дне далеком
не была ему женой.
Вестник он иных верховий —
не летейских стылых вод.
И в его горячей крови
нет летейской – не течет!
Речь его слепым пожаром,
а касанье, точно ток…
Мне милей его кифары
асфоделевый росток.
Отзвуком я, бледной тенью
за пришельцем – тих мой взгляд —
по камням и по ступеням,
чтоб вернуть его назад.
Шелест платья… Камень лижет
несговорчивый подол.
Вверх ступени… свет все ближе —
зло, горчайшее из зол!
Бестелесность… бессловесность…
беспросветность… век бы шла
в неизбывность, в неизвестность…
оглянулся… довела…
19Алкиона
Пусть будут нам венцы из мертвых асфоделей.
Косы не расплетать: нет той руки,
которая волос коснуться вправе…
и если все ж Харон той лодкой правит,
то знаю я название реки…
не будоража тайных, тихих смут,
прозрачных и дымящихся в них теней,
проникнуть в плоть цветущих там растений,
в лугах, где те растения цветут…
стать асфоделью – траурным цветком,
вбирать дождя живительные струи
всем телом, как вбирала поцелуи
того, о ком нельзя уж языком
земным и человечьим – бесполезным…
косы не расплетать…
последний мыс…
еще не зимородком – камнем вниз,
коль не смогла сберечь его от бездны…
косы не расплетать…
нет той руки…
20Даная
Смиренье… Забиться средь сумрачных впадин.
Со склепом сродниться (до юности жаден!),
врасти в его своды, беззвучно стеная…
Невинная, дивная дева Даная.
Смятение… Стены изрыты очами.
Дни слепорожденные стали ночами.
Скрестившая руки над бездной, нагая…
Бессмертная, вечная песня – Даная.
Томление плоти. Зов в жилах, под кожей…
Даная на брачном затихшая ложе
в предчувствии чуда (счастливый – свободен!) —
дождя золотого меж жаждущих бедер…
21Антигоне
Уйдешь, придешь и дорисуешь танец.
День – холмам и ночь – пещерам —
бесконечен трудный путь.
Но, на мир слепой ощерясь,
полюбить не позабудь
этот вкус родной и горклый
(мир тебе – любовь и кров).
И не зря в твоих аортах
бьет шальная эта кровь…
Девочка совсем – тростинка —
в куклы бы тебе играть.
Поперек – твоя тропинка,
вдоль – закон, и власть, и рать.
Вынесешь ли эти глыбы?
Выдюжишь? Два бугорка —
грудь твоя… несет погибель
эта бурная река…
Завивай густые кудри,
в зеркальце весь день дивясь,
мажь курносый носик пудрой…
Не к добру со старцем связь.
«Будь разумна, Антигона», —
целый мир тебе поет.
Слышишь, белая ворона?
Это камнем вниз полет…
И при жизни он был трупом:
жизнь его и мрак, и смрад.
Что так глупо, что так тупо
ты твердишь, что он твой брат?..
Будто выбрана из сотен…
словно свежая струя…
Антигона, «анти» – «против»…
Сжалься, девочка моя…
22Галатее
Ты сбудешься. Как дождь. Как снег. Как сон.
Чем глубже в дождь, тем радуги яснее.
Предрешено: он – твой Пигмалион,
ты – космос, или просто – Галатея.
Ты сбудешься. Немотствует восток.
Молчит резец, кость в темноте белеет.
Но сон Пигмалиона неглубок.
Ты для него манок. Ты – Галатея.
Ты музыкой томительной в руках —
и с каждым днем все ярче, все звучнее.
Ты – зов. Ты – глубина. Ты – тайный взмах.
Ты – женщина. Ты – небо, Галатея!
Ты сбудешься! Соблазн любви велик.
Из смертных кто еще из кости ожил?
Он даст тебе и плоть, и дух, и лик.
Вдохнет тебя – и выдохнуть не сможет…
Столичные строфыЕвгения Онегина. г. Москва
Об авторе:
Евгения Онегина – 25-летняя московская поэтесса крутого нрава, никогда не лезущая за словом в карман.
Променяла Петербург на Москву по любви, работает в офисе, пишет стихи в заметки телефона и ездит на метро.