© Онегина Е., 2015
Столичные строфы
моя девочка снова тиха
и уставилась перед собой.
а причиной какой-то нахал,
проходимец, поэт и бэдбой.
ее ангел почти бескрыл
в человеческой мясорубке.
он вчера еще рифмами крыл,
а сегодня бросает трубки.
моя девочка, скоро зима.
хватит думать о той весне.
если вдруг опротивеет тьма,
ты посмотришь – и выпадет снег.
если вдруг опротивеет день,
если станет, как в штате Айова,
ты запрыгнешь в метрополитен —
и, конечно, на Воробьевы.
вспоминать и курить и молчать,
копошиться в утробе лет.
помнить запах его плеча
и пытаться забыть силуэт.
моя девочка снова тиха.
снова осень по календарю.
умоляю, не верь стихам!
я тебе как поэт говорю.
«Благодарна: внутри – too much…»
благодарна: внутри – too much.
мое сердце – в хромом пике,
этот наглый упругий мяч
в невозможно красивой руке.
благодарна барьерам стен
(все барьеры у нас в голове):
ночью – всмятку мозг и постель,
а на завтрак – его «привет».
благодарна, что сквозь меня
смотрит, будто бы не у дел.
четверть года бояться обнять,
в двух шагах дрожа, – не предел.
благодарна, что все еще
в вечной драме to be – not to be
я способна, способна – вот черт! —
слишком сильно кого-то любить.
«Роллеры машут крыльями, будто на юг…»
роллеры машут крыльями, будто на юг.
я собираюсь с силами, будто на север.
плеер в ушах – моя личная Гамаюн.
я разучилась дышать в унисон со всеми.
эта река в огнях приглашает жить:
здесь умирает тяжесть домов высотных
в вечности талых льдов. она принадлежит
женщине-тайне, в чьей сказочной подворотне
быть ослепленным и пойманным в свете фар —
адреналин и раж для почти любого.
это как взять свою лучшую верхнюю фа
в пафосном зале бессмертного Карнеги Холла.
чуткость и страсть – вихрастая голова,
это безумие в ней: подождать и в омут.
ради нее извивается муть-Москва,
чтоб она пела по нервам всему живому,
и полноводный голос чтоб не стихал…
теплый квадрат окна потемнел в квартире.
дремлет поодаль, свернувшись змеей, река.
женщина-тайна спит. сладких снов Земфире.
«Мне нравится, что вы больны не мной…»
мне нравится, что вы больны не мной,
а я – чуть нерешительнее танка.
мне нравится, что я больна Невами,
а в бронхах так и плещется Фонтанка.
мне нравится срываться, городам
дарить свою свободу и бессилие
и понимать, что вас я не отдам.
как слезно бы об этом ни просили.
мне нравится, что вы кричите мне
всей сдержанностью взгляда-полужеста,
что вам в муниципальной тишине
не скажут: «поцелуйте же невесту».
спасибо вам всем сердцем, но без рук,
чтоб вдруг вы не подумали дурного,
за то, что засыпаю поутру,
лишь только забывая вас по новой.
я вру и не краснею, без волны.
земля – тяжелой твердью под ногами.
я в бешенстве, что вы мной не больны.
и на ножах с обеими Невами.
«Мой герой распыляет hugo…»
мой герой распыляет hugo
на прожилки красивой шеи.
мы невидимы друг для друга —
для меня мой герой совершенен.
бледной коже не нужно юга.
лед во взгляде дробит стекло.
я смотрю на него как на друга —
иногда прошибает: неплох…
я стараюсь дышать ровнее —
он легко соблюдает границы.
но вдобавок к прекрасной шее
у него, черт возьми, ресницы!
идеально очерчены скулы.
непосредственная улыбка.
я из сытой и стильной акулы
превращаюсь в наивную рыбку.
замыкаюсь в порочном круге.
но его не смутит вопрос
о парфюме. «да, это hugo».
мой герой – идеальный босс.
«Между мной и всеми ними…»
между мной и всеми ними —
пропасть величиной с Огайо.
моя грусть потеряла имя,
она стала совсем другая.
я влюбляюсь в уличных мимов
на минуту, как навсегда.
ради красок лица без грима
я готова себя отдать
за улыбку, печаль и даром.
ощущение быть живой —
на кусочки хрустальным шаром
разлетаться по мостовой,
по булыжникам в Камергерском…
да, во мне слишком много крови.
у меня слишком много сердца,
и от этого вечно кроет.
мои сны – на полотнах Магритта,
я летаю над темной Москвой,
я и Мастер, и Маргарита,
я преступник и городовой.
и без разницы, что нет награды.
и без разницы, что в конце.
на Кузнецком на летней веранде
я почти что познала дзэн.
этот город и гол, и жарок.
я уже не вернусь назад.
это мой предсмертный подарок,
это мой идеальный ад.
«Если эспрессо, то залпом…»
если эспрессо, то залпом.
не из-за горечи. вкусно.
если бросать, то внезапно.
если рубить, то с хрустом.
если спускать до копейки —
то непременно красиво.
если просить об опеке —
то у недюжинной силы.
если рыдать, то в голос.
если сбегать, то в Питер.
если под плеть, то голой.
вы же не запретите
жадно везде соваться,
быть озорным мальчишкой.
если страдать, то в двадцать.
если любить, то слишком.
«Твои слова смешались с кровотоком…»
твои слова смешались с кровотоком.
проникли прямо в сердце. ядовито.
немного подлатаю жилы тонкие —
и втридорога двину на «авито».
а кто-то купит, будет даже счастлив:
«смотри, почти что новое!» как будто,
забыв свою глухую непричастность
к его грехопадениям и смутам.
и будет радоваться сбоям пульса,
смотреть благоговейно-неподвижно,
вдыхать тепло, шептать «ты не волнуйся,
я никогда не брошу не обижу».
он будет безопасным и надежным.
удачная продажа. не болит. и
я успокоюсь. вот тогда, возможно,
с тобой мы наконец-то будем квиты.
«Весна выгоняет пары…»
весна выгоняет пары
из кинотеатров.
в подземке не строят гитары.
без медиаторов
от трения рвутся волокна
твердеющей кожи.
и ты во мне. крепко. плотно.
«да, я тебя тоже»
«…поезда позади – и что же?»
поезда позади – и что же?
на кого я теперь похожа?
и во что я теперь не верю?
и неверие – почему?
поезда позади – и ладно.
все выходит мирно и складно
и, казалось бы, вроде верно
для приехавшей ни к кому.
поезда позади – теперь что?
очень странно на этой конечной:
здесь за временем гонятся люди,
и никто не питает иллюзий,
а на деле боится вслух
их признать – показаться чище,
в этом сказочном городе шлюх
и – с таким же доходом – нищих.
«я в порядке» – звучит как шутка.
мне, признаться, немного жутко
осознание промежутка
(в то же время – финала) в форме
металлических нервных колец.
но я рада. теперь я здесь,
в этом городе битых айфонов
и – значительно реже – сердец.
Письма для ГлендыЕлизавета Веселкова. г. Санкт-Петербург
От автора:
Мне 26 лет, я родилась в уральском городе Екатеринбурге. Окончила филологический факультет, а значит, не только не могла удержаться от соблазна бумагомарания, но была на него практически обречена. Окончив университет, неожиданно переехала в Питер. Признаюсь, что это удивляет меня до сих пор. Искать в написанном мною мой родной город бессмысленно – его там нет. Однако все чаще и чаще лучше всего пишется мне там, где я выросла. Может быть, это значит, что юность осталась позади. Питер – это моя влюбленность, которая не могла бы быть такой глубокой, если бы сквозь лицо города не просвечивали лица тех, кого я люблю; живущих в нем – близких и далеких.
Я часто посвящаю свои стихи. Для меня это – все равно что сделать подарок. Стихотворение может быть написано о ком-то совсем другом. Заставить меня захотеть посвятить вам стих очень просто – достаточно, к примеру, просто меня смутить. Или усмехнуться мне в ответ. Или сказать, что вы тоже любите этот фильм.
Если убрать эмоции – останутся детали. Я мало публиковалась. Я больше люблю общаться с музыкантами, чем с поэтами. Я знаю, что мои стихи больше нравятся женщинам, чем мужчинам. И я очень благодарна моей семье – никакой университет и никакой выбранный на карте город не помогли бы мне так, как она.