Служба
Когда самурай служит, вполне может случиться, что его хозяин внезапно столкнется с большими расходами, в результате которых его положение станет весьма стеснительным, так что ему придется занимать часть жалованья своих подчиненных на протяжении нескольких лет. В этом случае, велика та сумма или мала, совершенно не подобает самураю предполагать, или даже намекать в среде своих домашних, а уж тем более вне ее, что это причиняет ему какие-либо трудности или неудобства. Ибо с древних времен было обычаем для сподвижников стремиться на помощь своему повелителю в час нужды, точно так же, как и он был готов помочь им в их трудностях. Когда же хозяин впутывается в частные долги, да так, что они препятствуют ему в общественных делах, не позволяя делать то, что пристало даймё, и в результате сталкивается со множеством неприятностей, для сподвижников невыносимо это наблюдать. И если обычные дела еще можно кое-как вести, то представьте, что завтра на границе провинции происходит некоторое волнение и вашему отряду приказывают немедленно выступать для занятия позиций; первое, что понадобится в этом случае, – деньги. И, как бы умен некто ни был, такого рода вещь не получишь немедленно; как говорится в пословице, подобно человеку, руку которого прижал камень, не позволяя двигаться ни в каком направлении, так и тогда будет очень сложно что-либо сделать, а все остальные даймё будут готовы выступить в назначенный день, а его невозможно перенести, и вот, как бы вы ни были не подготовлены, ничего не поделаешь, и приходится также выступать.
Невыносимо наблюдать, когда господин отвлекается от общественных дел ради частных. Такое пренебрежение общественными делами воспринимается как разрушение самых основ общественной жизни.
В мирное время военная процессия являет собой бравое зрелище, и даже деревенский люд толпится у городских домов, чтобы на него поглазеть, так что тут уж предстаешь перед глазами всех сословий, и, если ваши ряды уступают другим, для хозяина и его ближайших помощников это стыд на всю жизнь. Поэтому, рассмотрев изложенное, всю его важность, поймем, что всем самураям – прославленным и неизвестным, старым воякам и недавно пришедшим – следует без колебаний поступиться приемлемой частью своего жалованья. В период же, когда доход уменьшается, каждому стоит напрячь свой ум и придумать, как уменьшить количество прислуги, лошадей, носильных вещей из хлопка, зимней бумаги [для сёдзи] и летних катабира. Далее, на завтрак и ужин следует есть лишь неполированный рис, рисовые отруби и ми-сосиру, каждый должен сам колоть себе дрова, носить воду и мириться со всякими трудностями, ибо таков долг всех служащих своему повелителю – все свои силы направлять на то, чтобы его дела содержались в должном порядке. И когда мы примиримся с такими трудностями даже в столь стесненный период, мы сможем достойно встретить любую надобность нашего хозяина и срочно собрать необходимую сумму. К примеру, можно заложить свой запасной меч и рабочую корзинку жены и получить достаточно, причем без занятия в долг. Даже если ваш повелитель не знает об этом, а советники и высшие офицеры презирают вас за это, для самурая немыслимо даже подумать о том, чтобы жаловаться на уменьшившееся жалованье.
Сёдзи – любые раздвижные перегородки в японском доме.
Катабира – летнее легкое полотняное кимоно, пример скромности в одежде.
Мисосиру – суп из бобов мисо, пример простой и сытной пищи.
Долг подчиненного
Самурай, если он благородного происхождения и облагодетельствован жалованьем от своего повелителя, не должен называть собственную жизнь или личность своими. Однако среди тех, кто несет воинскую службу, различаются два вида. Есть некие сподвижники и тюгэн либо прислужники и прочие, кто не имеет свободного времени ни днем ни ночью, но должен тяжело и постоянно работать, однако они не обязаны отдавать собственные жизни за повелителя и поэтому не подвергаются упрекам, если не проявляют себя особо тренированными и умелыми в воинских искусствах. Дело в том, что они просто наемные рабочие, продающие свой труд, и ничего больше. Если же это – буси (воин), то ситуация совершенно иная, так как он является слугой, отдающим также и свою жизнь. Его повелитель – также подчиненный, но на другом уровне, так как, случись в империи любое беспокойство, ему приходится исполнять воинскую повинность в соответствии со своим положением. Иными словами, если он имеет удел, приносящий 100 000 коку, то должен выставить 170 всадников, 60 пеших лучников, 350 стрелков-ружьеносцев и 20 знамен, в соответствии с положением правительства сёгуната; количество же людей, превышающее указанное, зависит от его намерений и способностей командования. Помимо этих людей, которых он должен вести в сражение, у него должно оставаться достаточное их количество в замковом городе для защиты на случай нападения. Так что, хотя и не испытывая в них постоянной необходимости, ему следует располагать большим числом самураев всех видов. А среди них есть некоторое число не способных к службе, либо рожденных с телесными дефектами, либо таких, у кого слаб дух, но на все эти недостатки благородным образом не обращается внимания, дабы они могли продолжать получать свое наследованное жалованье. Таким образом, подчиненному следует постоянно помнить, сколько всего сподвижников у всех повелителей в провинциях и замках по всей Японской империи, привязанных к своим хозяевам взаимными узами родовой близости и получающих от них весьма значительное жалованье, так как, к примеру, небольшое жалованье в сто коку через десять лет возрастет до тысячи коку, а если оно выплачивалось многим поколениям семьи на протяжении десятков лет – до какой огромной суммы оно только не может вырасти! В обмен же на столь ощутимые блага сподвижник исполняет в мирное время обычную службу в качестве охранника, или отрядного офицера, или проверяющего – обычные обязанности, которые трудно назвать выдающейся службой. Однако в любой момент может прозвучать призыв к оружию, и тогда он займет место в рядах как ведущий копейщик, или, в случае нападения на замок, как передовой всадник, или, если находится со своим отрядом в хвосте, как арьергардный охранник при отступлении, или, в случае, когда позволяют его способности, займет даже место своего повелителя или командующего, и отдаст жизнь под дождем стрел противника, и погибнет славной смертью на том месте, где стоял, не отступив ни на шаг. Именно тогда у самурая возникает самое глубокое чувство своего служения, когда он принимает решение и кричит: «Мариситэн свидетель, я совершу то, чего не сделает никто другой!» А поскольку для того, чтобы достигнуть таких высот преданности, он не может называть свое тело и душу собственными и никогда не знает, когда ему придется сослужить своему повелителю такую службу, он должен быть осторожным, дабы не повредить своему здоровью перееданием, чрезмерным питьем или увлечением плотскими утехами; он также не должен рассматривать смерть в доме на циновках как достойный конец для себя. Еще более следует ему быть настороже, не ввязываясь ни в какие споры и ссоры с товарищами, которые могут привести к обмену ударами и к риску бессмысленной смерти, противной чувству преданности и долга. В связи с этим следует тщательно думать, прежде чем говоришь, ибо споры возникают из-за слов. Когда же перепалка разгорается, за ней часто следуют оскорбления, а в случае, когда один самурай оскорбляет другого, дело редко кончается полюбовно. Поэтому, если существует хоть какой-то риск вмешаться в спор, помни, что твоя жизнь принадлежит не тебе, но твоему повелителю, и поэтому сдерживай свой характер, дабы не зайти далеко, ибо таков долг преданного самурая.
Мариситэн – буддистское божество света Солнца и Луны. Оно изображалось и в мужском, и в женском облике, многоруким и иногда многоликим. Например, одно из изображений – треглавый воин или воительница, стоящий или стоящая на кабане. Кабан – символ этого божества, как зверь, способный в любой момент дать бой. В Японии считалось покровителем воинов. Можно сказать, что это божество выполняло ту же функцию, что святой Георгий в христианском мире, солнечный победитель, всегда атакующий, а не защищающийся.
Обязанности самурая
Обязанности самурая разделяются на две группы: военные и строительные. Когда на земле идет война, он должен находиться в лагере или на поле боя днем и ночью, не зная ни минуты покоя. Строительство связано с лагерем, поэтому для устройства [внутренних] укреплений, рвов, точек обороны и выдвинутых укреплений военные всех рангов должны постоянно трудиться, причем так быстро и так напряженно, как это только возможно. Однако в мирные времена нет никаких обязанностей по лагерю и, соответственно, постройки конструкций, с ним связанных, поэтому различные отряды самураев со своими командирами закреплены за различными должностями: охранников, сопровождающих, проверяющих и тому подобными, и они начинают считать такие домашние работы в качестве нормальных для воинской семьи и рассматривать полевую службу как всего лишь сны о далеком прошлом. Потом, во времена, когда честь содержать правительство сёгуна и общественные строения возлагается на даймё и расходы возрастают так, что их до некоторой степени приходится перекладывать на подчиненных, отбирая у них некоторую часть жалованья, те скупятся и выказывают недовольство, как если бы то было вымогательство, поскольку не понимают, что принимать участие как в военных, так и в строительных делах – обычное занятие самурая. Потому можно встретить таких, кто рассматривает свои повседневные обязанности в мирное время в качестве большой обузы, сочиняет себе документы о болезни, даже если с ним все в порядке, и не обращает внимания на те неудобства, что причиняет другим, когда просит выступить вместо себя. Опять же, когда их посылают в качестве Временного Проверяющего, они заранее бывают недовольны тяготами пути и связанными с ним расходами, так что достают себе и для этого случая бумаги, свидетельствующие о болезни, перекладывая этим все тяготы и расходы на плечи своих сотоварищей, нимало не заботясь о том презрении, с которым к ним будут относиться. Даже тогда, когда место, куда их посылают, расположено достаточно близко, они открыто жалуются на то, что им приходится ездить туда дважды в день, либо на неблагоприятные погодные условия. Те, кто исполняет свои обязанности с таким недобрым расположением духа, как если бы то была навязанная им тяжкая обязанность, есть не кто иные, как хамские конюхи и слуги в шкуре самураев. Воины, рожденные в период гражданских войн, всегда находились на поле боя, варясь в своих доспехах под летним солнцем или продуваемые сквозь их сочленения зимними ветрами, мокнущие под дождем и осыпанные снегом; они спали в болотах и на холмах, положив под головы рукава вместо подушек, и не имели другой еды и питья, кроме неочищенного риса и соленой воды в качестве супа. И когда бы им ни приходилось сражаться в поле, или атаковать крепость, или ее оборонять, они не считали это какой-то особой трудностью или испытанием, но рассматривали как обычную повседневную работу. Сравнив это с самими собой, рожденными во времена мира, имеющими возможность летом спать под сеткой от комаров, а зимой заворачиваться в стеганые одеяла, – фактически вести легкую жизнь, поглощая в любое время дня ту еду, которая нам нравится, – мы действительно должны считать себя счастливыми людьми. Однако нет никакого основания рассматривать обязанности по несению охраны внутри помещения или по проверке объектов в окрестностях тяжелым бременем. Жил некий Баба Мино, человек заслуженный, из дома Такэда провинции Кай, написавший и повесивший на стене свой жизненный девиз из четырех иероглифов: «Поле боя – [мое] обычное жилище».
Ту еду, которая нам нравится – то есть обедая всякий раз, когда мы голодны, с удовольствием принимая пищу. Речь не столько о выборе блюд, сколько о самом удовольствии сытости.
Осмотрительность
Любой человек, получивший от своего повелителя в качестве подарка косодэ или камисимо с гербом хозяина, должен быть осмотрительным, когда его надевает, и не должен забывать надевать сверху него свое камисимо с собственным гербом; если же он наденет камисимо с гербом хозяина, нужно надевать косодэ со своим. Дело в том, что, если он наденет только одежду с гербом хозяина, это будет выглядеть так, как если бы он был ему родственником, что невежливо. Когда же эти одежды с гербом хозяина становятся слишком старыми, с них следует спороть гербы и сжечь их, дабы те не загрязнились и тем самым не было выказано неуважение.
Косодэ – рубашка, манишка, надевавшаяся поверх всего, что-то вроде верхней части кимоно.
Камисимо – парадный костюм, состоящий из кимоно, широких складчатых штанов (хакама) и куртки-безрукавки. Герб представлял собой условную геометрически-цветочную печать, и мог наноситься на грудь на безрукавке или рукав, лишь бы его было сразу видно. На накидке сверху, косодэ, тоже мог быть герб.
Опять же, если кто-либо из ваших соседей серьезно заболел или страдает от тяжелой утраты, то, даже в том случае, если вы с ним в не очень близких отношениях, нужно воздерживаться от любой музыки или громкого смеха, отдав приказ своей семье и слугам поступать таким же образом. Данное поведение требуется не только для того, чтобы те ничего дурного не подумали, но и чтобы избежать стыда, когда соседи и друзья станут порицать вас за невыдержанные манеры.
Анналы
Самурай на службе, даже если он только что туда поступил, а тем более ветеран, должен быть хорошо знаком с историей семейства своего повелителя, его происхождением и анналами, его связями, а также с записями о всех выдающихся деяниях своих сотоварищей. Это станет возможным, если он будет спрашивать у старших членов клана. Иначе, когда он встретится с другими людьми и в ходе разговора выяснится, что он совершенно ничего об этом не знает, его оценят невысоко, пусть даже во всех остальных отношениях его считают хорошим сподвижником.
Связи – родственные связи, то есть знание генеалогического древа своего господина. Это нужно знать так же, как то, в каких сражениях участвовали его предки, он сам и его друзья.
Сопровождение
Когда самурай на службе сопровождает своего повелителя в путешествии и они прибывают на почтовую станцию, чрезвычайно важно, чтобы он до рассвета тщательно расспросил местных жителей, отметил все холмы, леса, храмы и монастыри, проехал мимо них и выяснил, в каком от них направлении находится открытое пространство и каково состояние дороги. Такие меры принимаются на тот случай, если ночью внезапно вспыхнет пожар и его хозяину придется срочно уходить, – тогда он будет вести его, зная дорогу. Когда же он сопровождает своего повелителя пешком, то должен идти впереди него [при подъеме] на холме и сзади [при спуске] со склона; пусть это и мелочь, однако такая, какую не должен упускать преданный сподвижник. Ибо долг самурая – быть бдительным постоянно и всегда думать, как он может принести пользу на той службе, на которую назначен.
Открытое пространство – любое пространство, где враги не могут напасть незамеченно или загнать в тупик.
Чиновники
Есть поговорка, что чиновники и белые одежды хороши новыми, и, хоть это и шутка, в ней содержится немало правды. Ведь белое косодэ новым выглядит прекрасно, но, после того как его поносят некоторое время, сперва воротник и края рукавов грязнятся, а затем и все оно приобретает грязно-мышиный цвет, становясь очень неприятным. Так и чиновники: пока они молоды и неопытны, то подчиняются приказам своих хозяев до последней буквы, обращая внимание на каждую деталь, так как уважают данные ими клятвы и принятые обязательства, а также боятся наказания. Так они и служат – без алчности и бесчестья, и о них хорошо отзываются в клане.
Однако, побыв в своей должности долгое время, они часто начинают воспринимать как должное человеческую покорность, причем мнение о самих себе становится у них чрезвычайно высоким, и они начинают совершать поступки, о которых ранее и не помышляли. Более того, только вступив в должность, они лишь прикасались к подносимым подаркам и отправляли их обратно, как того требует чиновничий устав, либо же если по какой-то особой причине им все же приходилось их принимать, то очень скоро делали подарок, равноценный по стоимости. Однако через некоторое время в них начинает постепенно появляться дух алчности, и, хотя они и продолжают заявлять с достойным видом, что ничего не примут, некоторым образом становится известно, что это всего лишь показное, и их явное сопротивление очень скоро превозмогается, так что они в конце концов берут подарки, а в качестве ответного дара никак не могут не ограбить государство, вынося пристрастные решения. Такой порок очень походит на грязный цвет некогда белых одежд; разница между ними лишь в том, что если грязь можно смыть щелоком, то пятно на человеческом сердце въедается так глубоко, что его почти не оттереть. Также вполне достаточно стирать одежду два-три раза в году; человеческое же сердце следует очищать постоянно, и тереть, и полоскать, когда спишь и когда бодрствуешь, каждый день года без пропусков, и даже в этом случае его очень легко загрязнить. И точно так же, как щелок и навыки обращения с ним необходимы для одежды, [такого рода привычки] нужны и для очистки сердца самурая. В этом навыке – три принципа: Преданность, Долг и Храбрость, тогда как сущность щелока может разниться в соответствии с природой грязи. Ибо некоторая может поддаться воздействию сыновнего долга, некоторая – верности; даже когда применяются Преданность и Долг, существует настолько въевшаяся грязь, что не отмывается даже от них. Но если добавить Храбрость и усиленно их применять, то загрязненность можно вывести полностью. Таков глубочайший секрет очищения самурайского сердца.
Загрязненность вывести полностью – то есть отслеживать свои намерения в размышлениях в любое время суток. Тогда можно и указать другому на его ошибки, что здесь он движим не честностью, а каким-то лукавым намерением.
Заимствованные и украденные полномочия
Иногда о самурае на службе говорят, что он заимствует полномочия от своего хозяина либо что он украл их у него. Точно так же его хозяин может их ему предоставить либо позволить их украсть. Когда сподвижник занимает значительную должность, в том случае если он молод или невысокого происхождения, на него могут оказывать воздействие обычаи общества или современная мода, так что свои обязанности он будет исполнять под началом хозяина. Таким образом, он временно отправляет их, к выгоде своего повелителя. Это заимствованные полномочия, и если с их помощью он реализует намерения своего хозяина, приносит пользу людям, а потом их возвращает, то будет поступать правильно и с должным почтением. Однако, если он обнаруживает, что его товарищи и посторонние обращаются к нему с почтением, называя «Ваше Превосходительство», «Ваша Честь» или как-то в том же духе, случается, что он становится охоч до поклонения и не желает расставаться с таким положением вещей; тогда о нем можно сказать, что он эти полномочия украл.
Кража полномочий – любое принятие решений без согласования с тем начальником, который дал тебе полномочия. Передача полномочий подразумевала, что делегирование означает постоянное согласие с волей начальника, постоянный отчет или следование введенным начальником обычаям. А принимать почтение, которое принадлежит только начальнику, – это уже нарушение обычая, которое может открыть двери коррупции. Далее это объясняется на житейских примерах.
Рассматривая другой аспект того случая, когда хозяин передает свои полномочия и престиж подчиненным, мы находим, что в древние времена великие аристократы и знаменитые полководцы практиковали это лишь до определенной степени. Когда же приходило время требовать полномочия обратно по выполнении задания, случалось так, что иногда по своей доброте они позволяли оставить их на некоторое время, а затем происходило что-то, в результате чего их трудно становилось вернуть без того, чтобы не заплатить за это какую-то цену. В этих случаях подчиненные определенно крали у них полномочия. Для повелителя это не только большой позор, но и немалый ущерб. Ибо если сподвижник получает слишком большую власть, соответственно ее становится меньше у хозяина, и, если люди начинают считать, что в состоянии получить то, что им необходимо, оказывая знаки почтения подчиненному, так как тот контролирует все подходы к хозяину, они будут думать только о том, чтобы быть у того в фаворе, а хозяину придавать меньше значения; добропочтительные отношения хозяина и подчиненного нарушаются, что сразу же заметит преданный самурай. Затем, если возникнет какая-то чрезвычайная ситуация, не останется ни одного хорошего человека, с кем можно было бы иметь дело. Более того, не только люди посторонние, но и те, кто находится в непосредственном приближении повелителя, равно как и чиновники в обычных подразделениях, окажутся под гнетом власти подобного человека, так что станут замыкаться в себе, что тоже нехорошо для их хозяина.
Потому что они не будут говорить о тех вещах, на которые обязаны по должности обращать внимание, но лишь сожалеть о них в глубине души и осуждать в узком кругу друзей, и никто не встанет и не доложит обо всем своему повелителю. Таким образом, двойственное поведение и пристрастность обидчика, а также излишества его «славы и доблести» остаются неизвестными его хозяину, который считает все, что тот делает, правильным и из-за подобной халатности навлекает на себя большие несчастья. Неспособность же понимать, что представляют собой люди, в целом порицается как черта, недостойная любого, кто является повелителем или командиром.
Более того, человек, которому безразлично, что думает его повелитель, вряд ли будет прислушиваться к мнению своих сослуживцев. Он станет расположенным к мелким чиновникам, а своим друзьям и знакомым будет давать жалованье и взятки из средств своего хозяина; ответные же подарки станет присваивать себе, а развлекая гостей, выставит рыбу, вино и сладости, взятые с кухни хозяина. Действуя так по принципу: что принадлежит хозяину, то принадлежит и мне, а то, что мое, – то мое, он ослабляет удел господина, причиняя тому большие убытки. Поэтому осмысли все это очень глубоко и всегда помни, что следует быть скромным, не опускаясь ни до каких претензий в том случае, если повелителем тебе предоставлены некие привилегии, так, чтобы ничто не замутнило сияние его славы. Как говорит старинная поговорка, «верный сподвижник не осознает собственного существования, но лишь – своего повелителя».
Сбор налогов
Для самурая на службе наиболее трудными являются обязанности казначея. Дело в том, что, обладая лишь обычными знаниями и способностями, чрезвычайно трудно действовать так, чтобы, ведя дела к выгоде повелителя, не причинить тягот прочим сподвижникам, не говоря уже о крестьянах в деревнях и жителях призамковых городов. Если будешь думать лишь об интересах хозяина, то нижестоящим придется мириться со многими тяготами; если же думать только о том, чтобы сделать их удел сносным, ваш повелитель, в свою очередь, понесет убытки, так что хоть где-то, да будет какое-то упущение. И потом, как бы умен и дальновиден ни был самурай по натуре, заразиться алчностью очень просто, а в случае, когда ему приходится принимать меры по сбору средств для домашних дел своего хозяина и на прочие расходы и, таким образом, контролировать эти деньги, он может заважничать, привыкнуть к роскоши и замыслить присвоение денег своего повелителя, строительство домов, собирание старинных вещей и приобретение роскошных одежд. Таких называют ворующими сподвижниками.
Призамковые города – города рядом с замком даймё. Замок защищал территорию в случае столкновения между крупными самурайскими кланами.
Опять-таки, есть такие чиновники, что выдумывают новые способы, отличные от использовавшихся предыдущим хозяином, полагая, что они послужат к выгоде повелителя, не задумываясь о том, какие трудности это принесет их сподвижникам, и заставляют обитателей призамкового города платить еще большие налоги, налагают еще более тяжелые повинности на крестьян, думая лишь о том, как в ближайшем будущем собрать возможно большие средства, ни в грош не ставя состояние людей. Они также способны обманывать несведущих советников, старейшин и глав подразделений, так что те соглашаются несправедливо повышать им жалованье и присуждать награды. Однако стоит только этим нововведениям оказаться недейственными и малоэффективными, они немедленно представят дело так, как будто в действительности они были спланированы теми советниками и главами, и, таким образом, избегут наказания, спрятавшись за их спинами. Таких называют сподвижниками, выбивающими налоги.
Теперь, что касается вышеуказанных ворующих сподвижников, то, хотя они и обращаются с собственностью своих хозяев недостойным для самурая образом, извращая, соответственно, всякую законность, когда на них обрушивается кара Небес, что проявляется в крахе их личных начинаний, когда они повергаются в прах, все кончается, ибо людей более никто не угнетает, и смущения в управлении, а также убытки в провинциях прекращаются. Однако чиновники, выбивающие налоги, наносят гораздо более ощутимый урон, который неизмеримо труднее загладить. Ибо ущерб управлению страны является величайшим из возможных преступлений, даже если речь и не идет о чьей-то личной алчности или казнокрадстве. Именно поэтому мудрецы древности заявляли, что лучше иметь ворующего чиновника, чем того, который выбивает налоги. И хотя для самурая нет ничего хуже, чем прослыть казнокрадом, древние все же более порицали вымогателей. Поэтому, если вора наказывают отсечением головы, вымогателя следует распинать. Таковы приговоры древних времен; теперь же, поскольку действия обеих указанных категорий можно оценивать одинаково – и те и другие вымащивают себе гнезда, прикидываясь, что трудятся на благо своего повелителя, – их надо рассматривать в качестве равно омерзительных преступников. Для подобных же тяжких преступлений не бывает слишком суровых наказаний.
О том, как становятся ворами
Воинам низкого ранга, служащим под началом капитана охраны или старшего офицера, приходится внимательно относиться к требованиям многочисленных вышестоящих, будучи одновременно снисходительными к порокам своих сослуживцев. Если же судьба сложится так, что им посчастливится подняться по службе и получить отряд под свою команду, им следует быть снисходительными и заботливыми к тем, кто находится в их подчинении, исполняя одновременно долг в отношении своего господина. Нечего и говорить, что им нельзя быть пристрастными или подхалимами, но, если со временем им посчастливится возвыситься до должности капитана охраны или старшего офицера, не исключено, что их отношение претерпит изменения. Так, Сакума, слуга Ода, и Уодзуми, слуга Хасиба, являли собою пример людей замечательных, когда были простыми самураями, но сильно испортились, когда они достигли высокого положения, а потому были отвергнуты своими хозяевами и поверглись в прах.
Леность
Самурай на службе, как я уже говорил в первом разделе, должен жить сегодняшним днем, не заботясь о завтрашнем, так что, если он делает то, что должен делать, день за днем, тщательно и целеустремленно, чтобы ничего не оставалось незавершенным, для него не останется причин получать упреки или о чем-то сожалеть. Неприятности возникают, когда люди начинают полагаться на будущее и становятся ленивыми и праздными, позволяют всему идти своим чередом, откладывая весьма срочные дела после продолжительных обсуждений, не говоря уже о менее важных, в полной уверенности, что те подождут до следующего дня. Они сваливают эти обязанности на одного, винят в чем-то другого, пытаются заставить третьего сделать что-то за них, а если помогать некому, то оставляют все несделанным, так что вскоре скапливается огромное количество незавершенных дел. Такова ошибка, возникающая оттого, что полагаются на будущее; следует всегда быть настороже, чтобы не впасть в подобное состояние. К примеру, если на какой-то определенный день месяца для вас назначено время заступать на стражу, следует прикинуть, сколько времени займет дойти от своего дома до места, и учесть его в урочный день, так что вы будете готовы приступить к своим обязанностям чуть-чуть раньше указанного часа. Некоторые же глупцы попусту тратят время, раскуривая, когда следует выходить, или болтая с женой и детьми, так что поздно покидают дом, поэтому им приходится так спешить, что они не узнают на улицах людей, мимо которых пробегают. Добравшись же до места, они покрыты потом, вертят в руках веер даже в холодную пору; кроме того, им приходится придумывать какой-то подходящий предлог для своего опоздания, объясняя это некими срочными делами. Когда самурай заступает на стражу в замке своего повелителя, он никогда не должен опаздывать по любой личной причине. Если же кто-то постарался прийти немного пораньше и ему приходится ждать своего товарища, ему не следует садиться на корточки и зевать; также не должен он спешить уйти, когда его время закончилось, как если бы ему было неприятно находиться в особняках своего повелителя, ибо подобное поведение выглядит совсем нехорошо.
Чуть-чуть раньше указанного часа… – чтобы было время прийти в себя и предстать перед всеми во всём своем достоинстве.
В дороге
Когда в ходе путешествия, собравшись пересечь реку или сесть на паром, встречаются два даймё и между их сопровождающими возникает спор, в который включаются все остальные, так что образуется общая ссора, вмешаются ли в нее хозяева или нет, зависит от того, как вести дело. Если уж вмешаются оба, устроить все будет трудно. Помните, что все неприятности возникают снизу, так что, путешествуя со своим повелителем, хорошенько следите не только за собой, но и за своими товарищами, стараясь успокаивать всех, насколько возможно, чтобы не случилось ничего неразумного.
Когда же сопровождаешь своего хозяина пешим в Эдо и на пути встречается другой даймё, в случае если молодые самураи в первых рядах обменяются оскорблениями и дело дойдет до драки, следует быть начеку и немедленно взять у копьеносца копья своего хозяина, стать с ним рядом и ждать, как будут развиваться события. Если же сохранить мир не удастся и всем сподвижникам придется обнажить мечи и вступить в схватку, следует немедленно подвести коня хозяина к его паланкину, помочь ему сесть в седло, снять чехол с копья и подать ему, будучи одновременно готовым вытащить свой меч и начать сражаться.
Когда сопровождаешь своего господина на отдыхе, если произойдет что-то непредвиденное, когда тот находится в помещении, и покажется, что в покоях также может что-то случиться, взойди на крыльцо с мечом в руке и объяви слугам: «Я – такой-то, слуга господина такого-то; поскольку ситуация внутри показалась мне неспокойной, я несколько забеспокоился о своем повелителе и потому пришел сюда». После этого те, вероятно, скажут: «Мы не думаем, что происходит что-то серьезное, хотя вам, естественно, и может быть беспокойно, однако, поскольку ваш повелитель в безопасности, пожалуйста, успокойтесь», и вы сможете сообщить об этом своим товарищам. В таком случае все будут рады услыхать подобное. Затем следует попросить слуг передать своему повелителю просьбу увидеть его и после этого немедленно уйти.
Выказывание чувств
Самурай, оказавший своему повелителю какую-то особую услугу и считающий это чем-то выдающимся, пусть даже и другие считают так же и хвалят его, должен понимать, что самому его хозяину дело может представляться не совсем таким. Даже если в душе он и тронут, что-либо другое может его оскорблять. Таким образом, если сподвижник не получит никакого вознаграждения и думает, что его заслуги недооценили, он может почувствовать себя неудовлетворенным и выказать свои чувства, постоянно жалуясь на неблагодарность своего хозяина, что, несомненно, является ошибкой человека, недостаточно понимающего существо службы.
Если говорить о самураях времен гражданских войн, то они бесчисленное количество раз на дню бывали на поле боя, свободно рискуя своими жизнями ради хозяев и командиров, но они никогда не говорили о своих заслугах или доблести. Служба же в мирное время есть не что иное, как протирание циновок, потирание рук и участие в сражениях с помощью длинного языка, но уж ни в коем случае не риск собственной жизнью на поле брани. Тем не менее в мире ли или на войне долг самурая – служить с равным духом преданности. И будь то, что он делает, чем-то особым, достойным похвалы или нет, судить об этом его повелителю. Достаточно того, что он намерен исполнять свои обязанности верно, а выражения каких-либо чувств неудовлетворенности от него никто не ждет.
Высказывание чувств – жалоба на господина за недостаточное внимание, выражение обиды. Однозначно осуждается как нескромность и отсутствие преданности. Настоящий самурай должен быть выше обид, потому что замыслы господина меняются в зависимости от ситуации, надо быть готовым действовать в любом стечении обстоятельств, и обижаться просто некогда.
Преданность до смерти
Самурай на службе всегда в большом долгу перед своим повелителем и может думать, что вряд ли сможет целиком его выплатить, разве что совершит дзюнси и последует за ним после его смерти. Однако законом это запрещено, а нести обычную службу дома на циновках – это далеко от желаемого. Что же остается? Человек может мечтать о возможности совершить нечто более выдающееся, чем его сотоварищи; пожертвовать своей жизнью и чего-то добиться, и если он действительно настроил себя на нечто подобное, то это в сотни раз предпочтительнее дзюнси. Ибо он может стать спасителем не только своего хозяина, но и всех своих товарищей-сподвижников – как высших, так и низших, послужив примером, который будут помнить до скончания времен как образец самурая, обладающего тремя качествами: Преданностью, Верой и Доблестью. Далее, всегда есть некий злой дух, преследующий семейство, одно из лиц которого – высокого ранга. И проклятия, которые он насылает на это семейство, прежде всего проявляются в смерти от несчастного случая либо эпидемической болезни одного из молодых самураев среди наследных советников или старейшин, который обладает всеми тремя достоинствами воина и обещает в будущем стать великой ценностью и поддержкой для своего господина, равным образом как и значительным сокровищем для собственного клана, потеря которого, таким образом, представляет серьезный удар [для всех]. Так, когда Амари Саэмон, командующий самураями Такэда Сингэн, упал с лошади и был убит в совсем еще молодом возрасте, это было дело рук злобного духа Такасаки Дандзё, долгое время преследовавшего этот дом. В другом случае этот злой дух может войти в душу одного из советников, или старейшин, или приближенных самураев, которым повелитель верит и доверяет больше всех, так что те начинают вводить разум хозяина в заблуждение, склоняя его на пути несправедливости и непотребства.
Дзюнси – самоубийство после смерти своего господина, ради сохранения верности господину и после его смерти. Способ умерщвления себя никак не регламентировался. Обычай пришел из Китая, в 1663 году этот обычай был запрещен, так как им злоупотребляли в мирное время, тем самым начальный смысл – не достаться врагу, не попасть в позорный плен и не заставлять других выкупать себя из плена, был утрачен. Он стал просто капризом. В эпоху сёгуната Токугава (с 1603), когда войны и сражения были редки, обряд совершался и в случае вполне мирной кончины господина: так, после смерти Токугавы Иэясу (1616) покончили с собой 13 его ближайших советников, а после смерти Датэ Масамунэ (1636) дзюнси совершили более 10 его вассалов.
И вот, вводя, таким образом, своего господина в заблуждение, такой самурай может делать это шестью способами. Во-первых, он может препятствовать ему в видении и слышании чего бы то ни было, ухитряясь делать так, что никто из приближенных не в состоянии высказать собственное мнение, либо же, даже если им это удается, оно не принимается, и в конце концов получается так, что хозяин начинает считать одного его незаменимым, передавая все в его ведение. Во-вторых, если он замечает, что любой из самураев в доме начинает подавать надежды и сможет быть полезным господину, то предпримет все возможное, чтобы того перевели в другое место и держали подальше от хозяина, оставив единственными связями с повелителем свои собственные, а также тех, кто с ним соглашается, кто раболепен и почтителен и никогда ему не перечит. Этим способом он не дает своему хозяину узнать ничего о своем вызывающем и всеподавляющем образе жизни. В-третьих, он может убедить своего повелителя взять вторую наложницу под тем предлогом, что у него недостает потомства для верного продолжения рода, и с этой целью собирает женщин, не проводя никакого расследования, из каких семейств они происходят, лишь бы хорошо выглядели. Так он набирает танцовщиц и тех, кто играет на бива и сямисэн, уверяя своего повелителя, что они необходимы, чтобы отвлечь его и рассеять скуку. Даже тот хозяин, кто по натуре умен и энергичен, вполне может быть увлечен женщинами, а уж тем более тот, кому подобных качеств недостает. Затем проницательность оставит его, и он станет думать только лишь о развлечениях, все более и более к ним привяжется, так что в конечном счете полностью предастся танцам и веселью, за чем неизбежно следуют праздники с возлияниями в любое время дня и ночи. Он станет проводить все свое время на женской половине, оставив все мысли об официальных и управленческих делах, с неприязнью воспринимая даже мысль о беседе со своими советниками на эти темы. Таким образом, все дела останутся в руках этого злого советника; ото дня ко дню власть его усиливается, тогда как все остальные превращаются в ничто, с сомкнутыми губами и кислыми минами, так что хозяйство приходит во все больший упадок. В-четвертых, как и следует при таких обстоятельствах, поскольку все содержится в секрете, расходы увеличиваются, а значит, надо повышать и доходы, так что со старыми правилами прощаются и вводят новые; туда сажают осведомителя, сюда – присматривающего, срезают выдачи, так что низшие слои испытывают большие тяготы, на что никто не обращает ни малейшего внимания, и все ради того, чтобы их повелитель мог жить, купаясь в роскоши. Так что, хотя они и не говорят ничего об этом на людях, среди всех сподвижников возникает сильная напряженность, и вскоре не остается никого, полностью преданного своему хозяину. В-пятых, хотя даймё должен быть человеком опытным на Пути воина, и никем другим, поскольку злой советник вряд ли станет заботиться о чем-то подобном в дни мира и спокойствия, подобные нынешним, военным делам не будет оказываться никакого интереса, а вооруженным силам – никаких смотров. И все домашние будут весьма довольны таким отношением, и никто не будет беспокоиться о военных обязанностях, не станет запасать нужное количество вооружений и снаряжения, все оставят всё как есть, чтобы хватало только на нынешний день. И никто не подумает, видя настоящее состояние дома, что их предками были известнейшие воины, а если возникнет какой-то кризис и застанет их неподготовленными, то не будет ничего, кроме суматохи и суеты, и никто не будет знать, что делать.
Бива и сямисэн – щипковые струнные инструменты, которые, как считалось, прогоняют тоску. Автор всячески осуждает здесь расслабленность правителя, который прогоняет тоску развлечениями, а не доблестью, потому что развлечения делают пресными любые занятия, и военные, и гражданские.
В-шестых, когда хозяин настолько увлекается удовольствиями, питьем и плясками, он будет привязываться к ним все больше и больше, до тех пор, покуда не подорвет себе здоровье. У всех его сподвижников наступит упадок духа, отсутствие искренности; они просто будут жить день за днем, безо всякого направления сверху, и в конце концов что-то может случиться и с повелителем под воздействием этого злого духа. Этот человек, который является причиной всего, этот мстительный дух своего хозяина и злой гений его дома, без сомнения, будет проклинаем всем кланом, но при этом не произойдет ничего, если только девять-десять из них не соберутся вместе, чтобы обвинить его и привлечь к суду с массой доказательств, испачкав тем свои руки. Но и в этом случае дела не разрешить, не вынося его на всеобщее обозрение, и тогда хозяина и его дом могут призвать для расследования, а потом дела могут стать еще серьезнее, и в конце приговор может быть вынесен правительством сёгуна. Во все же века, когда даймё не мог справляться со своими делами и к нему применялись правительством меры дисциплинарного воздействия, как результат, его дом ждал крах. Как говорится в пословице, «выпрямляя рог, ты убиваешь вола, а охотясь за крысами – сжигаешь храм». Итак, когда рушится дом повелителя, его сподвижников распускают и те теряют место обитания. Поэтому самое лучшее – поймать этого великого мерзавца-советника, злого духа всего дома, и либо проткнуть его, либо отрубить голову – что вам больше подходит, покончив таким образом с ним и его продажными действиями. Затем вам следует немедленно совершить сэппуку. В этом случае не будет никакого открытого разбирательства, или суда, или приговора, и персона вашего повелителя не претерпит никакого ущерба, и весь клан продолжит спокойную жизнь, а в империи не произойдет никаких внешних потрясений. Тот, кто поступит подобным образом, является примерным самураем, поступок которого во сто раз лучше, чем дзюнси, ибо он обладает тремя достоинствами: Преданностью, Верой и Доблестью, и имя его останется примером для потомков.
Сэппуку – самоубийство путём вспарывания себе живота.
Выпрямляя рог… – то есть неразумно и поспешно пытаясь исправить ошибку, ты еще больше ухудшаешь положение.
Охотясь за крысами… – то есть пытаясь решить все проблемы поспешно, размениваясь на мелочные проблемы, и тем самым проглядев главную опасность, как ночью истребляя крыс при свете факела и устроив пожар.
О литературе и искусстве
Хотя бусидо прежде всего подразумевает качества силы и напора, если будет развита лишь одна эта сторона, то носитель ее будет обыкновенный грубый самурай, ничем не примечательный. Таким образом, воину, безусловно, следует быть грамотным, а при наличии времени он должен ознакомиться до какой-то степени со стихосложением и чайным действом. Если же он не станет учиться, то не в состоянии будет понять причины вещей как прошлых, так и настоящих. И как бы ни был он по-житейски умен или проницателен, временами из-за недостатка учености он будет попадать впросак. Ибо если есть общее понимание сути дел, происходящих в вашей стране и в других странах, и вы тщательно учитываете три принципа – времени, места и ранга – и будете следовать наилучшим путем, то вряд ли допустите в своих расчетах много ошибок. Именно поэтому я считаю, что самураю следует учиться. Однако, в случае если он плохо пользуется своими знаниями, становится самоуверенным и перестает вообще замечать людей не очень грамотных, если он поклоняется всему иноземному и считает, что раз вещь не китайская, то она ничего не стоит, если он бывает настолько предубежден, что не может понять, что нечто не подходит для Японии в настоящее время, как бы ни было это хорошо в теории, тогда, говорю я, учение это несоразмерно. Заниматься следует, не упуская из виду указанное.
Ничего не подходит для Японии… – любая реформа по образцу китайских обычаев, политических и экономических, могла затронуть сословную структуру, разрушить доверие внутри клана или семейства, поэтому рассматривалась как нежелательная.
Опять-таки, стихосложение – давний обычай в нашей стране, и великие воины во все века были признанными мастерами этого искусства, так что даже скромный солдат поступит правильно, поупражнявшись в этом, сложив временами пару неуклюжих строф. Однако любой, кто полностью отдастся этому, презрев свои обычные обязанности, станет мягким душой и телом и потеряет все воинские качества и будет выглядеть обычным самураем-придворным. В особенности если вы увлечетесь короткими стихотворениями хайкай, столь модными в нынешнее время, то приобретете острый язык, станете остроумным и находчивым даже в компании серьезных и сдержанных сослуживцев, но, хотя это и может быть развлекательным в современном обществе, такого поведения самураю следует избегать. Далее, что касается тяною, то со дней сёгунов Киото военное сословие всегда тянуло к такому занятию, и пусть даже вы не являетесь пока его горячим приверженцем, вполне вероятно, что вас пригласят принять в нем участие, став гостем среди мастеров высокого класса, так что вам следует, по крайней мере, знать, как правильно входить в чайную комнату и ее отделы, как вежливо рассматривать чайную утварь и следить за действиями [мастера] и как есть [сладости] и пить чай должным образом. Чтобы получить эти знания о правилах и процедурах, неплохо было бы взять несколько уроков у знатока чайного действа. Опять-таки, чайная комната – весьма достойное место, куда можно удалиться и отдохнуть; оно свободно от излишеств и роскоши, так что даже на территории богатых поместий и у высших чиновников можно обнаружить эти домики с камышовыми стенами, со столбами из простого дерева и со стропилами из бамбука, поставленные в местах, напоминающих одинокие горные долины, с их чистой простотой обычных решетчатых окон, бамбуковыми шторами, грубоватыми калиточными воротами и входом. А чайные приборы и прочая утварь также не имеют каких-либо богатых орнаментов, они – чистых и сдержанных форм, очень далеких от грязи повседневной жизни; этот дух, если его культивировать, может, как мне кажется, в значительной степени усладить Путь воина. Таким образом, каждому очень неплохо отвести место для тяною, если вы располагаете хотя бы картинами современных художников и чайными принадлежностями от современных гончаров и простым чайником, так как все это – весьма недорого и соответствует строгому духу чайного действа. Во всем, однако, простое очень скоро может превратиться в сложное, роскошь может проявить себя, и если, к примеру, когда вы видите чей-то котелок работы Асия и ощущаете отвращение к своему обычному, вскоре вы можете захотеть, чтобы вся ваша утварь являла собой ценные вещи. Затем вы научитесь торговаться, станете ценителем, так что будете в состоянии приобрести прекрасную вещь весьма недорого. Затем, увидев нечто очень привлекательное в чьем-либо доме, станете назойливо этого домогаться либо замыслите обмен, разумеется, с намерением остаться самому в выигрыше. Такое поведение ничем не лучше, чем у мелочного торговца или барышника, и низводит Путь воина до уровня корыстолюбия. Это очень серьезный порок, и чем практиковать такую разновидность чайного действа, лучше не знать о ней вообще ничего, оставаясь в неведении даже относительно того, как пьют порошковый чай. Ибо лучше показаться несколько грубоватым, чем испортить качество бусидо.
Хайкай – 17-сложная стихотворная форма, состоящая из трех строк по 5, 7 и 5 слогов соответственно.
Тяною – чайное действо, японское название чайной церемонии.
Грязь повседневной жизни – недолжная пестрота всех событий, мелочность, которая больше всего противоречит самурайскому духу.