запихивая сумку обратно в карман.
— Ааааа!!!
Почернев лицом и вращая белыми от ужаса глазами, карлик отступал от рыцаря, пятясь на дрожащих ногах. А железная фигура, подняв руки, бесшумно преследовала нарушителя.
— Нет! Не ннадо! Я ббольше не бббуду!
Уперевшись спиной в угол между комодом и стеной, вор медленно осел на пол, прикрываясь руками.
Рыцарь замер, не дойдя пару шагов. Со скрипом поднял забрало. Из стальных доспехов на бывшую куклу смотрело довольное человеческое лицо.
— Попался, ворюга? Ух, мы тебе сейчас покажем, почем нынче килограмм ананасов в голодный год.
— Э…
Лицо из доспехов ухмыльнулось. Внутри железного человека что-то лязгнуло, дзинькнуло и зажужало. На спине отворилась дверца и из рыцаря выбрался карлик, чуть выше пришельца ростом и бородатый.
— Думаешь ты один такой умный, мелюзга?
Из темноты вышел ещё один карлик — в смешной розовой пижаме и желтом колпаке.
— Взяли.
Вдвоем они подхватили впавшего в ступор воришку под руки и потащили из комнаты. Минут через десять блуждания по темному коридору они втащили его в какую-то комнату и щелкнули выключателем. Это была здоровенная кухня, где при желании можно было играть в футбол, если бы разрешил хозяин. Там они усадили безвольную “куклу” за стол, достали из холодильника бутылку и налили в рюмку.
— Пей.
Воришка дрожащей рукой поднял её, залпом выпил. И закашлялся.
Они долго сидели в ночи на кухне. Хозяева подробно втолковывали гостю положение вещей. Тот сначала отказывался верить, потом восхищенно ахал.
— Вот так и живём, — “рыцарь” подхватил с тарелки маринованный гриб и с хрустом разжевал, — харчи есть, спим рядом, в помещении охраны, там койки стоят. Главное утром не проспать и вернуться к приходу хозяина. Времени свободного полно. В город иногда выбираемся. Хотя, что нам там делать? Тут и бассейн, и тренажёрный зал. Кинотеатр домашний, и не телевизор с колонками, а настоящий кинотеатр с залом. Не жизнь, а одно удовольствие.
— Давай, оставайся с нами. Всё веселее будет. Нам как раз третий нужен. И выпить, и в карты.
Вор помотал головой, словно пытаясь привести мысли в порядок.
— Как-то это неожиданно…
— Зато выгодно и здорово. Мы же тоже, как ты, сюда попали.
— Ага, я первый был, — “рыцарь” ухмыльнулся, — только я выбраться не мог целую неделю отсюда. А потом смотрю — а тут-то лучше, чем снаружи. И остался. Потом Михалыч подтянулся. Теперь вот ты. Оставайся, будет весело.
Лысый толстяк оторвался от экрана видеонаблюдения и довольно улыбнулся.
— Я думаю, к утру они его уболтают.
Дочка хозяина особняка поморщилась.
— И что ты нашел в этих карликах? Выгнал бы это ворьё и всё.
— Ты что, это же идеальная охрана моего музея! Неподкупная и обходящаяся мне в сущие копейки.
Толстяк улыбнулся ещё шире.
— Тем более они — лучшие экспонаты коллекции. Ни у кого больше нет таких!
Мертвые души
Павел Иванович Чичиков, сложив руки за спиной, стоял у окна и наблюдал за городской площадью города NN. Там бесконечным серым потоком двигалась колонна мертвых крестьян.
— Кхм.
Губернатор остановился за спиной Чичикова и деликатно кашлянул в кулак. Павел Иванович обернулся к гостю, не меняя на лице хмурого выражения.
— Прошу прощения, — губернатор изобразил на лице подобострастную улыбку, — я только что получил из Петербурга депешу. Там подтверждают ваши полномочия по скупке мертвых душ. Приношу свои глубочайшие извинения за все сомнения в вас.
Чичиков сухо кивнул и снова повернулся к окну. Губернатор подошел и тоже взглянул на мертвецов, марширующих под окнами.
— И куда их? Осваивать Херсонскую губернию? Или за Урал?
Минуту Чичиков молчал, словно сомневаясь, давать ли ответ, и наконец произнес.
— Пока под Москву. Там решением Его Императорского Величества создана для них особая школа.
— Школа? Чему же можно научить мертвеца?
— Зомби, он же “мертвая душа”, мертвецом по сути не является. Потому и научить его можно. Что и было третьего года доказано государственным боккором Пушкиным. А его род, еще с времен Петра первого, работает с зомби.
— И чему их собираются учить?
Чичиков неприятно улыбнулся, обнажив желтые прокуренные зубы.
— Обычным государственным делам. Всему, что знают обычные чиновники.
— Позвольте, — губернатор поперхнулся вдохом, — это что же получается… Ими, нас? Да как же можно! Это же зомби! Да еще и крепостные!
— Зато не воруют, — неприятно рассмеялся государственный прокурор по делам неупокоенных Чичиков, — нам живые не требуются — нам честные надобны.
Под окном, держа строй и чеканя шаг, шли мертвые души, бесчувственные как и предыдущее чиновничье сословие, но готовые до буквы исполнить закон. Этим не дашь взятку борзыми щенками. У них, пожалуй, Птица-тройка доедет куда надо.
Движитель
— Нет, нет, нет! Это же глупость полная! Строить летательные аппараты с другим принципом — настоящая дурость. Наши схемы проверены веками эксплуатации и гарантируют безопасность. А у вас? Где гарантии, что это, — палец главного мага-конструктора ткнул в экспериментальный образец, — не развалится в полете?
— Михаил Танитриэливич, мы сделали полные расчеты на прочность конструкции. И провели натурные испытания на малых моделях. Поверьте, мы бы не стали приходить к вам без полной уверенности.
Группа конструкторов Петра Эрлондовского одобрительно зашумела, подтверждая слова патрона.
— Хорошо, я пойду вам навстречу. Но сначала убедите меня в необходимости вашей работы. Почему вы решили отойти от привычной схемы ковра-самолета?
— Данная схема уже не отвечает новейшим требованиям народного хозяйства. Во-первых, она не обеспечивает всепогодность применения. Во-вторых, движитель на моли тяжелым бременем ложится на промышленность. Последние виды моли, обеспечивающие должную скорость, слишком прожорливы и приводят ковер-самолет в негодность до налета тысячи часов. В третьих, …
— Будем считать, что вы подготовились. Покажите мне ваш движитель.
Сразу несколько младших конструкторов кинулись к машине и открыли движительный отсек.
— Это? Вы полагаете, они будут экономичнее?
— Им требуется только корм и, особо замечу, в скромном размере. А работают они не менее двух лет. Мы провели логистические расчеты…
— Ладно, давайте, показывайте его в деле.
Разработчики, зашумев, выкатили аппарат на взлетную полосу. Открыли заслонки и сотня хомячков высыпалась в барабан. Минута, и маленькие лапки побежали в колесе, с тихим гудением раскручивая пропеллеры. Пётр ещё раз потеребил ремни безопасности на големах-испытателях, тайком начертил знак от сглаза и дал отмашку на старт.
— Если докажете эффективность, — Михаил Танитриэливич шепнул Эрлондовскому, — представлю вас к премии Светлого Владыки. А нет — до пенсии будете сапоги-скороходы проектировать.
Диван-самолет с брезентовым балдахином дрогнул и, набирая скорость, побежал по взлетной полосе, перебирая десятком пар маленьких ножек.
Из жизни детского хора
Школьный хоровой кружок. Двадцать девочек второклашек. Два мальчика: один серьезный как депутат, строго смотрящий на родителей в зале во время выступления; другой рыжий непоседа с трехметровым шилом, умудряющийся шкодить и играть в машинки даже во время репетиций. Первого держат за старательность, второго за голос. Руководитель — строгая дама, любящая высокие причёски и тайком курящая за школой.
В начале весны хор выезжает на местечковый районный конкурс детской самодеятельности. За три дня до мероприятия родительский комитет начинает переругиваться в электронной почте, кто повезёт костюмы. Письмами можно разжигать костры в походе. Под дождём. В последний день один из отцов не выдерживает и нецензурно обещает всё отвезти за свой счёт, лишь бы прекратить препирательство.
День конкурса. В десять утра, около школы где должен состояться концерт, толпятся родители. Бурно ругаются на опаздывающих, требуют от детей стоять спокойно. Те кивают и продолжают шёпотом обсуждать свои самые важные на свете дела.
Через час приезжают последние опоздавшие. Их готовы съесть сырыми без соли. Все заходят внутрь и ищут руководительницу. Та находится сама, и говорит, что конкурс начнётся через час, а в качестве гримёрки обещали выделить кабинет.
Никто никакого кабинета не даёт. Все переодевают детей в коридоре. Родители сливаются в общем порицании организаторов конкурса. Одетые в белые платья, девочки бегают стайкой и громко кричат, переходя в ультразвук. Мальчики в чёрных наглаженных костюмах чинно пристроились на подоконнике и играют на телефоне.
Родительский комитет радостно заявляет, что коли все здесь, то неплохо бы сдать деньги на новые костюмы. Никто не сдаёт. Комитет тихо шипит. Приходит руководительница и говорит, что выступать через два часа. Взрослые стонут, дети так же бегают, отцы бочком пробираются к выходу на перекур.
Полчаса до выступления. Руководительница рысцой ищет тихий угол, чтобы распеть хор. Находят закуток за горшком с громадным фикусом…
— А теперь “Солнышко”. И, начали!
— Сол-ныш-ко прос-нёт-ся, ма-ма…
— Стоп. Плохо. Только альты.
— Сол-ныш-ко прос-нёт-ся…
— Только сопрано.
— Сол-ныш-ко прос-нёт-ся…
— Хорошо. Теперь вместе.
— Сол-ныш-ко прос-нёт-ся, ма-ма…
— Стоп! Опять кто-то выбился. По-одному…
Минут десять ведутся поиски фальшивящего. На горячем никто не пойман.
— Хорошо, давайте все вместе.
— Сол-ныш-ко прос-нёт-ся, ма-ма у-лыб-нёт-ся…
— Стоп!
Руководительница поворачивается к родителям.
— Я всё слышу! У меня идеальный слух. Кто-то из вас подпевает и фальшивит. Кто?
Полный гнева взгляд оббегает толпу взрослых, виновато смотрящих в пол.
— Ну хочется вам петь, делайте это дома. Ладно бы ещё умели это делать. Так ведь не попали ни в одну ноту! Ни в одну! Кто это?