Одна из мамочек еле слышно шепчет.
— Это я.
— Вон! Все вон!
Родители, облегченно вздыхая, сбегают на улицу. Провинившаяся родительница на ходу жалуется товарке.
— Ну люблю я петь. Нечего было так орать, мало ли что я не попадаю. Но ведь я от души!
Хор заканчивает распевку и идёт выступать.
За взятое второе место коллектив получает грамоту. Одну. Которую отбирает директор школы.
Очень темное фентези
Старый Оолгун, хранитель Темного замка, зябко кутаясь в черную мантию, спустился по ступеням Лестницы Плача. За спиной безрадостно молчала гулкая громада Цитадели Ночи. Внизу, у подножия ступеней, сгрудились гоблины из “ближнего круга”.
— У меня плохие новости, друзья.
Голос Оолгун предательски дрожал.
— Я провел ритуал всеобщего поиска и не нашел в нашем мире никого, в ком текла бы кровь нашего Повелителя Тьмы.
Советники замолкли, даже ветер не шелестел кожаными подолами одежд.
— Мы осиротели. И некому больше возглавить армию тьмы.
В толпе кто-то сдавленно вскрикнул и тут же замолк, боясь перебивать хранителя.
— Но путь Тьмы не путь отчаяния. Мы обратимся к Темной богине, дабы она дала нам нового Повелителя, и новая кровь обновила огонь наших клинков.
Хранитель закашлялся. Один из гоблинов подставил ему плечо, и старый Оолгун во главе процессии направился к храму на другой стороне площади.
Долго длилась служба в храме темной богини. Всю ночь оглашали темноту под куполом заунывные песнопения, лилась на алтарь кровь жертвенных животных, пока наконец трубный голос не обрушился на гоблинов.
— Ну, чего вам, убогие?
— О, богиня! — Оолгун вышел к алтарю, — дай нам нового повелителя тьмы. Дай нам великого воина и мага, дабы направил он нас против светлых легионов. Дабы сокрушил кости врагов наших. Дабы управлял нами…
— Да поняла я. Не ори.
Оолгун замолчал. Смолкли орган и волынки. Подавился нотами хор горгулий. Перестали шептаться служки у стен.
Молчание длилось, и Оолгуном овладевало беспокойство. А вдруг откажет?
Наконец у алтаря зажегся жемчужным светом портал. В сияющим диске проступил темный силуэт высокой фигуры.
— Чем смогла, — разлетелся по залу шепот богини.
Но Оолгун уже не слышал, разглядывая нового повелителя. Высокий. С короткими волосами, зализанными назад. Взгляд цепкий и пронизывающий. Все как и должно быть!
Вот только одежда… Правильно черная, но очень странного фасона. Штаны с выглаженной спереди складкой. Удивительная куртка из той же материи. Почему-то розовая рубашка. И странная цветная тряпочка, повязанная под воротником рубашки вокруг шеи. Платок? А зачем узел впереди? Два длинных конца, свисающих вниз…
Оборванная веревка висельника — догадался Оолгун. Некромант! Ох, и повезло им.
— Кто ты, о новый повелитель темных народов?
Незнакомец окинул взглядом гоблинов.
— Михаил, проджект менеджер.
Пораженный шепот пробежал по рядам нечисти.
— Магистр ЭмБиЭй, — добавил новый властелин со значением.
— О, великий! — грянул многоголосый хор.
— Давайте проведем статус.
Гоблины рухнули ниц, пораженные странным заклинанием. Оолгун низко поклонился, размышляя: загадочный “эмбиэй” могущественнее ужасных темных “бизнес-консультанта" и “мерчендайзера", которых богиня прислала в соседние королевства тьмы, или нет?
Ветер переменился
— Каррр!
Большой иссиня-черный ворон опустился на ветку в городском парке, встряхнулся, поблескивая перьями, и, наклонив голову, принялся разглядывать женщину на скамейке под деревом. Отсюда, сверху, был виден только кругляшек модной шляпки и прямоугольник коляски, в которой спал младенец.
Ворон перепрыгнул на ветку ниже и снова крикнул.
— Каррр!
Женщина внизу не обратила на птицу никакого внимания.
Пару минут ворон пристально смотрел вниз, наклоняя голову то вправо, то влево, а потом сорвался с ветки и, расправив крылья, спланировал к скамейке. В последний момент взмахнул крыльями, подпрыгнул и сел на дальний от женщины край.
— Каррр!
Взгляд ярко синих глаз обратился на птицу, спокойный и немного вопросительный.
— Мэррри! Мэррри Поппинс!
Ворон запрыгал по рейкам сиденья, похлопывая крыльями.
— Ветеррр перременился уже трри недели назад! Тебя давно ждут в Парррагвайе. Два чудных близнеца. Почему ты всё еще здесь?
Женщина улыбнулась мягкой улыбкой, полной тихой радости.
— Я не могу, Гамлет. Сейчас в моей заботе нуждается этот малыш.
И она слегка качнула ручку коляски, успокаивая завозившегося младенца.
— Каррр! Мэррри!
Ворон подскочил чуть ближе, от раздражения тряся хвостом.
— Ветеррр перременился! Этого малыша нет в твоем рррасписании. Ты должна срррочно напрравиться в Паррагвай. Улица Педрро…
— Нет, Гамлет. Я не могу его бросить. Это ведь мой малыш.
Мэри с нежностью поправила одеяльце.
— Это мой сын, Гамлет. И никакого Парагвая не будет.
Птица, возмущенно тряся крыльями, подскочила еще ближе.
— Это прротив прравил, Мэри! Пррротив всех прравил! Ты должна немедленно…
Рука в черной перчатке метнулась и схватила ворона за горло.
— Мне все равно, что там в этих правилах, гадкая птица. Тридцать лет! Ты представляешь себе, тридцать лет я работала на вас как проклятая. Вытирала сопли, попы и слезы тысячам детей. Моталась по всему миру. Спала на этой кошмарной раскладушке. Получала сущие гроши от прижимистых родителей. А теперь я замужем, понял?
Женщина встряхнула птицу, заставив ее придушенно вскрикнуть.
— Я замужем, у меня ребенок, и катитесь вы со своим переменившимся ветром. Понял?
Ворон вырвался, яростно замахал крыльями и, громко вереща, полетел прочь.
Телеграмма. Срочно. Центральный офис.
В связи с участившимися случаями разрыва контракта по декретным основаниям требую следующее:
Усилить разъяснительную работу о важности нашей деятельности.
Повысить оклады сотрудницам на десять процентов от базовой ставки.
Провести корпоративный съезд работниц с концертной программой и фуршетом. Обеспечить отсутствие мужчин на мероприятии.
Раздать всем методички о средствах контрацепции.
Директор агентства по вызову нянь Гамлет.
Полет
“После полудня же князь отобедал. Изволил откушать сегодня князь осетра с грибами солеными, пироги с потрохами, поросенка жареного, кулебяку и разной другой снеди. Опосля же вышел лицезреть…”
Летописец Агафон облизнул губы, живо представив осетра, запеченного целиком. Он бы с удовольствием весь день писал о трапезах и застольях, но приходилось тратить пергамент на всякую ерунду. Почесав кончиком пера за ухом, Агафон продолжил.
“Вышел лицезреть князь забаву диковинную, кузнецом Гришкой Десятниковым учиненную.”
И действительно, на балкон терема вышел князь в одной рубахе, обмахиваясь расписным китайским веером. А летописец злорадно вывел "поверх" вместо модного заморского словечка "балкон".
— Ну кликни там, пусть начинают. — Через плечо бросил князь волхву.
Тот махнул рукой, и ожидавший сигнала холоп споро бросился к колокольне на другой стороне площади. Собравшаяся там толпа все поняла правильно и принялась кричать и улюлюкать, задрав головы вверх.
На верху колокольни показалась растрепанная рыжая голова, оглядела людей внизу и снова исчезла, вызвав новую волну криков.
Князь покосился на волхва, стоявшего со скучным выражением лица и сложившего пухлые руки на толстом животе.
— Опять тоже самое будет? Третий раз уже.
Волхв безразлично пожал плечами.
На колокольне появилась фигура человека в тулупе, шапке-ушанке и валенках. А на руках были закреплены длинные крылья из белых перьев. Толпа взорвалась радостными криками.
— А по-зимнему зачем?
Князь с удивлением обернулся к волхву.
— Для уменьшения травматизма.
Правитель скептически хмыкнул, но возражать не стал.
Неуклюже задирая правое крыло, человек перекрестился и, расставив руки, наклонился вперед. Толпа под колокольней расступилась, образовав большой круг. Тонко заголосила какая-то девка. Летописец Агафон высунулся из своего окошка, взглянул на колокольню, вздохнул и записал: “…как и давеча упокоился испытатель крыльев деланых, ибо не дело человеку аки птица парить…”.
А кузнец Гришка оттолкнулся и прыгнул, распахнув крылья.
Нелепая фигурка падала вниз.
Еще ниже.
Кувыркнулась в воздухе.
И, не достигнув земли пару саженей, вдруг сделала переворот и взмыла вверх.
Толпа ахнула.
— Ять!… Ять!… А шоб вам!
Кричал первый в мире воздухоплаватель, бешено взмахивая крыльями.
Потеряв шапку и один валенок, пилот сделал боевой разворот, взмыл свечой и с размаху рухнул на чей-то курятник, пробив крышу.
Толпа бесновалась. Крик стоял до небес, ставшими теперь близкими всем людям. Измазанного птичьим пометом героя извлекли из курятника и стали качать.
Князь повернулся к волхву и грозно свел брови.
— Твои проделки, Филимон. Не может человек, аки птица, летать. Не положено ему Господом и законами физики. Зачем стервец наволховал?
Волхв пожевал губами, потеребил пальцами оберег на груди, шумно вздохнул.
— Так последний толковый кузнец же, государь. Ну разбился бы, как предыдущие. А нового где взять?
— А теперича, что делать? А если они теперь массово прыгать станут?
— Не станут. Объявим, что без княжеского благословения летать нельзя. А Гришке летать запретим, пока нормальную теорию аэродинамики не сочинит. А то ишь выискался, практик. Пусть теорию подтягивает, а там и нормальные крылья придумает.
А бедный Агафон во всё горло костерил изобретателя, из-за которого пришлось вымарывать из летописи целую страницу, написанную заранее.
Перед тем как зайти обратно в терем, князь обернулся к волхву.
— Что там пушкари-то? Пороха уже пятьсот пудов извели, а результат где?