Пока Седой бежал, ни на секунду не выпуская из внимания ощущения питомца, времени для мыслей не было, но стоило обойти основную цепь секретов, чуть оторваться от преследователей — душу затопило отчаяние.
Все складывалось совсем не так, как он представлял, выходя из бункера на поверхность. Он был внутренне был готов ко всему: оказаться в одиночестве на вымершей планете и всю жизнь отбиваться от бесконечных волн монстров, всю жизнь прозябать полотером в небольшом сообществе выживших, где основным законом будут ярость и беспринципность. Все что угодно, но не быть изгоем, за которым охотятся только потому, что он есть, и которого готов убить каждый встречный.
Человечество, попадая в лапы Стикса, не сильно то и менялось, если верить рассказам Карны. Были, конечно, совсем маленькие поселки, где правили сила и жестокость, но стоило людям собраться в группы побольше, наладить быт и стабильное снабжение, как на первый план начинали выходить вечные ценности совместного выживания. Ведь если сегодня ты не поможешь соседу, завтра он отвернется, когда будут жрать уже тебя.
И также, как в средневековье, людей как пожар охватывала совместная ненависть ко всему странному и пугающему. Заслышав о погонщике или нимфе, они собирались вместе, вооружались до зубов и бросались в погоню, мечтая вместе затоптать любого, кто может представлять опасность их сообществу.
База муров рядом? Плевать, все уже привыкли. Можно еще и поторговать с ними, в тайне от чужих глаз и собственной совести. Внешники? Их не свернуть, в какую толпу не соберись. Бандиты? Работорговцы? Милости просим в нашу гостиницу! У нас отличный бордель и ежемесячные поставки свежих девочек. Погонщик? Отличная мишень! Ату его!
Уйдя из треугольника облавы, Седой продвигался медленно, посылая Коменданта в разные стороны в разведку, тщательно продумывая каждый шаг, и все же загнал себя в ловушку, вышел к открытым полям, раскинувшимся между двумя стабами, расположенными достаточно близко, чтобы организовать совместное патрулирование. Идти вперед было бы самоубийством. Стоять на месте слишком рискованно, а продвигаться назад — значит встретить плотную цепь противников, озлобленных, раздраженных и совсем не уставших от многочасовой погони. И все же что–то надо было делать.
Седой двинулся назад, стараясь найти брешь в рядах охотников. Нашел почти сразу. Побежал, напрягая последние силы, продираясь через буреломы и кусты, и только когда свалился в небольшой овраг, стараясь отдышаться, и послал Коменданта изучить окрестности, понял, что та самая брешь была ловушкой. Цепь охотников замкнулась в круг. Жертву еще не видели, но уже подходили на расстояния действия локатора питомца, возникая на нем шумными пока еще далекими силуэтами.
«Комендант!» — позвал инженер, и когда питомец подбежал, нервно ворочая мордой, обнял его за шею, — «Ввали им за меня, достань хоть нескольких».
Поговорить бы с Мелкой, но девчонка осталась с Цезарем, который был еще жив на момент начала бегства, и судя по тому, что галлюцинация еще не вернулась — у этого монстра был шанс выжить.
Где–то в стороне прошелестела по стволам деревьев очередь. Били наугад, по укрытиям и темным пятнам среди деревьев.
«Туда!» — скомандовал Седой, указывая в сторону, где цепь охотников казалась пореже, — «И не возвращайся».
Комендант дернулся вперед и тут же застыл, напуганный ровно настолько, насколько был способен испугаться зараженный, ведь если верить его радару, в двух местах, сразу за цепью врагов, появился еще кто–то. Три человека и шесть или семь мутантов, возникших ниоткуда, напавших сзади и уничтожающих охотников со скорость, с которой лисы резали бы кур в сарае.
Охотники даже не подумали дать бой. Сплоченные, под единым командованием они бы могли сражаться, но разбросанные по лесу, были слишком простыми мишенями для разбушевавшихся мутантов, а потому бросились врассыпную, каждый спасая свою жизнь.
Напавшие на охотников бойцы не стали преследовать беглецов, сошлись в одну группу и двинулись к Седому. Рисковать не стали. Остановились неподалеку и отправили парламентера.
Карна остановилась на краю оврага, слишком старательно подавляя усмешку. Грязный оборванный запыхавшийся Седой вряд ли мог вызвать сейчас другую реакцию. Погонщица справилась наконец с эмоциями и заговорила уже всерьез:
— Я же говорила, они тебя не примут.
Седой поднялся, потер руки, пытаясь очистить ладони от грязи. Надо было что–то ответить, но слова на ум не шли. Карну это не особенно смутило.
— Ты нам нужен Седой. Ты нужен клану. Ты будешь великим погонщиком, может быть, лучшим из нас.
Погонщица смотрела так будто у инженера был теперь выбор и, не увидев протеста, попросила:
— Только Цезаря мне верни, — Карна обернулась туда, где должен был остаться ее бывший питомец, — Он еще жив, я чувствую. Пожалуйста.
Мелкая, проявившаяся при первых звуках голоса Карны, посмотрела на «шефа» взглядом, полным расплавленной от огнем ее гнева стали.
— Нет, — Седой с сожалением покачал головой, — Извини за ту сцену. Спасибо за помощь. Я пойду с вами. Но Цезаря я тебе не верну, просто не смогу.
Мелкая не взвизгнула от восторга, как хотелось бы, и все же пожар в ее глазах поутих.
Карна тоже промолчала и даже не выглядела разочарованной, словно сразу поняла, что Седой говорит правду.
Глава 11. Обреченные
— Не слышал о стронгах? — удивился Ерш, — И правда, откуда тебе. Самые жесткие ребята в Стиксе. И я лично рад, что мы всегда оказываемся на одной с ними стороне. Хотя, нормальный человек всегда окажется на той же стороне, что и стронги. Скала, ты слышал, чтобы они чудили какие–нибудь гадости?
— Договориться с ними невозможно, — заместитель командира вспомнил что–то из прошлого.
— Те еще дуболомы. Вот ты Кнут, бывал в такой ситуации, когда на тебя наехал какой–нибудь здоровый козел, вон, как Скала…
Скала, не оглядываясь, расстегнул кобуру.
— Э! Э! Все! Я про то, что ты здоровый, а не про то, что козел. В общем, наехал на тебя в баре здоровый козел. Может, ограбить хочет, может, кулаки зачесались, или заскучал и решил над слабым поглумиться. Вот что ты сделаешь?
— …Не знаю.
— Никто не знает. Ты будешь думать, соображать, что это за человек, с компанией он или нет, кто за ним стоит, и, может, лучше отдать кошелек, чем огребать проблем. Любой засомневается, только не стронг. Он возьмет со стола вилку и без церемоний воткнет козлу в бедро, а если не хватит — вторую вгонит в глаз. Не важно, есть ли у козла компания, и не придется ли перебить весь поселок, потому что стаб, вступившийся за козла, в глазах стронга не будет иметь право на существование.
— Суд у них скорый, — подтвердил Скала.
— И дело не в том, что пять–шесть таких бойцов способны вырезать небольшой поселок, других в стронги не берут, а в этой самой готовности в любой момент, без разговоров, к максимально жесткому ответу. Их не одолевают сомнения. Ценность жизни человека, который, по их мнению, совершил плохой поступок, стремится к нулю.
— Круто, — Кнут не знал удивляться или бояться.
— Круто. До тех пор, — Ерш поучительно поднял указательный палец вверх. — Пока они не посчитают козлом тебя. Не многие хотели бы повстречать стронга на своем пути, а в некоторые стабы их вообще не пускают.
— Некоторые же из них говорили: Он изгоняет бесов силою веельзевула, князя бесовского. А другие, искушая, требовали от Него знамения с неба.
Все повернулись в сторону Ворота.
— А, не обращайте внимание, просто вспомнилось, — отмахнулся настоятель от общего внимания, но видя, что товарищи ждут продолжения, пояснил, — в Евангелие от Луки говорится, что однажды Иисус изгнал беса из человека, и тот, прежде немой, обрел способность говорить. Люди, которые были свидетелями чуда, начали обвинять Иисуса в том, что он для изгнания бесов пользуется помощью дьявола, и требовали подтвердить божественное происхождение его силы.
— Как же он подтвердил?
— Никак. С чего ему совершать чудо в угоду толпе? Сумел убедить словами, мол, не будет сатана бороться с собственными бесами, и, — Ворот подчеркнул голосом цитату, — Если же Я перстом Божиим изгоняю бесов, то, конечно, достигло до вас Царствие Божие.
— Не знаю, перст они божий, или нет, но стронги точно фанатики, — подвел черту Скала. — Судьи и палачи. Непримиримые враги всего, что считают злом: мутантов, внешников, муров, рабовладельцев, бандитов, да и самого Стикса. Когда–нибудь, если наши с Кумником дороги разойдутся, я уйду к ним. Так, стартуем, командир зовет.
Тело мертвого бойца привязали к крыше «Тигра», и Токарь вместе с пятеркой стронгов укатил куда–то на юг.
— Традиция, — пояснил Ерш на немой вопрос Кнута, — Помещать тело товарища в мертвый кластер, если есть такие поблизости. Они верят, тогда при следующей перезагрузке человек снова станет иммунным.
— Они далеки от веры, — Кумник после разговора со стронгами выглядел удрученным, но собранным, — Есть разумное объяснение. Стикс хранит в базе данных все территории и людей, которые проходят перезагрузку. Разные части одного и того же города могут загружаться в тысячах километров друг от друга, но одна и та же часть не загружается в двух кластерах одновременно. Можете быть уверены, подобные эксперименты проводились и закончились ничем. То же самое с людьми. Человек, который стал иммунным и не погиб, не встретит свою иммунную копию.
— А я слышал такие истории, — вклинился Ерш.
— Байки, не больше. Кто–то когда–то кому–то что–то рассказал, может, придумал, недопонял с чужих слов. Ни один человек, которому можно доверять, такое не рассказывал, а я Стикс немало потоптал, — Кумник привел отряд на полянку недалеко от дороги и удобно уселся у одного из деревьев, — Каждому человеку дается шанс проявить себя: какое–то количество перезагрузок, в результате которых он становится иммунным. И каждый раз, когда человек гибнет, он все больше теряет шансы стать не зараженным в следующий раз. Основа традиции стронгов заключается в гипотезе о том, что попадание в черноту «стирает» информацию о человеке в базе данных, и он проходит очередную перезагрузку «чистеньким», как в самый первый раз. Поэтому, считается, Стиксу и нужны области черноты. В них «стирается» история целых кластеров, позволяя перегружать всех людей в них с чистого листа. А теперь, к делу.