ту же комнату Ворот даже не обернулись.
Кажется, еще рвались растяжки. Или это были выстрелы подствольников? В комнаты вернулся Ерш. Его позиции на крыше накрывали с особенной злобой. Скала взял в руки пулемет и люб точка, куда попадала очередь, взрывалось от пуль, ложащихся одна за другой, словно на оружие не действовала отдача.
Кнут барахтался на границе сознания, пытаясь не утонуть в море нахлынувших звуков и запахов. Прежде чем подействовать, спек на несколько минут отправлял человека в наркотический трип, охватывал эйфорией, усиливал органы чувств. Наставь пистолет — человек будет лишь улыбаться в ответ, любуясь ровными металлическими гранями оружия.
Рядом, прямо у ног, рухнул Ворот. Покатился в укрытие, держась рукой за голову. Смерть все еще щадила отряд, но подобралась намного ближе, чем, похоже, рассчитывал командир. По крайней мере, если судить по его лицу: никогда еще он не выглядел таким мрачным.
В ход пошли гранаты. Видимо, заветники подобрались слишком близко. Приходящего в себя Кнута и раненого Ворота отправили к лестнице — сторожить, если бойцы противника проникнут на первый этаж, да, там стояли баррикады, но без огня со стороны обороняющихся преодолеть их дело одной минуты. И хотя тут было более безопасно, но это вынужденное ожидание, без возможности наблюдать за боем, было намного хуже, чем лежать под пулями. Приход от спека прошел: Кнут чувствовал себя бодрым, тело наполнилось энергией и рвалось в бой. Он успокаивал себя, через силу концентрируясь на сумраке первого этажа, в ожидании движения.
— Отбились, вроде, — заглянул в коридор Ерш, — Небольшая передышка. Вы как? Давайте сюда, перевяжитесь.
Под прикрытием пулемётного огня заветники перегруппировывались, определялись с новой тактикой.
— Что делать будем, командир? Давят, суки, — Скала осторожно переходил от окна к окну, осматривая местность. Иногда выпускал короткие очереди, но судя по выражению лица, совершенно бесцельно. — Боеприпасы на исходе. Гранаты еще есть, но если прижмут, толку будет не много с них.
Заместитель командира тоже был перевязан, сразу в трех местах, но скорость, и сила его движений не изменились, и было понятно (видно, ясно, много «п»), что пока он обходится без спека, но подставится еще раз — и отряд лишится своего главного калибра. То ли заветники оказались опытнее и сильнее, чем мог представить Кумник, то ли он изначально надеялся на чудо, которого не случилось.
— Надо решать, командир. — Скала полил на раны живчиком, отхлебнул пару огромных глотков, — Надо что–то делать.
— Что?
— Как будто есть выбор.
Они слишком многое прошли вместе, чтобы обсуждать то, что и так было очевидно для обоих.
— Нам нужно еще двадцать минут.
— Сделаю, командир. Они сейчас подойдут ближе, и я все сделаю. Прикройте меня только, вон до того угла.
Кумник перекатился к другу, поднялся, прикрытый от противника стеной. Скала тоже встал легко, словно и не было изматывающего боя.
— Было честью служить с тобой.
— Прощай командир. Для меня тоже.
— Аккуратней там. Нам нужно двадцать минут.
— Будет у вас двадцать минут.
Все молчали, лишь догадываясь, что происходит. Только Яра дернулась, но Ерш схватил ее за плечо, удержал от выхода в обстреливаемый сектор. Понял что–то заранее, навалился сверху.
— Ворот, — Скала уже пополз к коридору, но вдруг остановился, — Что у там вас, попов, положено делать? Давай, благослови что ли.
Настоятель привычно поднял руку, перекрестить, зашептал что–то, начиная фразу, когда до него дошел, наконец, смысл происходящего.
— Вы чего задумали? Совсем ума лишились? — заговорил быстро, глотая окончания, — Куда ты собрался? Не думай даже. Стой. Никуда ты не пойдешь. Чего вы удумали, им же я нужен. Я пойду. Хвост же сказал, что если меня им отдать, они уйдут.
Скала зло сплюнул, пополз дальше, к выходу.
Яра вскинулась, закричала, вырываясь из рук Ерша. Мужчина держал ее крепко, и она положила ладони ему на шею. Кожа вспыхнула огнем, Ерш застонал, но не отпустил.
Скала остановился снова, растерянно оглянулся на Яру, на Ворота, на командира. Кумник понимающе кивнул, обещая всех успокоить, прикрикнул на Ворота. Тот уже полз к выходу, не переставая, как мантру, говорить о том, что заветники уйдут, если он выйдет к ним.
И все были настолько заняты собой, что не услышали слова Тарча:
— Где Кнут?!
Никто не обратил внимания и Тарч крикнул еще раз:
— Где Кнут?!
В ближайшем цехе, у самой двери, взорвалась граната.
И можно было допустить, что ее, с выдернутой чекой, выронил себе под ноги кто–то из противников, но Кумнику хватило одного взгляда, чтобы понять, что происходит.
На пути к джипам, с крыш которых били пулеметы, стояли, прижавшись к стене, три заветника. Надежно укрывшиеся враги, чувствовали себя уверенно, слушали рацию, переговаривались короткими фразами.
Кнут не знал, что планировал делать Скала. Тарч говорил, что заместитель командира страшен в ближнем бою, способен перевернуть грузовик и раскидать толпу противников, но когда дар настолько мощный, его действие быстро заканчивается. Угробил бы этих троих, потом еще кого–то и еще. Что дальше? Потому и прощался с командиром, что знал — уйти ему не дадут.
Кнут же всерьез намеревался выжить, а потому ни стрелять, ни бросать гранату на открытой местности и не думал — обратно в скрыт ему уйти уже не дадут. Даже если успеть стать невидимым, то обстреляв всю местность веером, заденут. Проще всего пройти мимо, да только как потом возвращаться?
Взяв в одну руку боевой нож, в другую складной, что всегда висел на поясе для хозяйственных целей, подошел вплотную, нацелился, сдерживая дрожь в руках. Люди же. Живые. Дышат. Глаза бегают. Крестик, вон у одного выбился за ворот.
Показалось на мгновение, что не сможет вот так, вплотную, убить. Сознание подкинуло картину: яркая лампочка над столом, посеревшее лицо Ильи Сергеевича, затылок уже почти не человека, без минуты мутанта и выстрел, отнимающий жизнь близкого, в упор, как сейчас.
Спасибо вам, учитель, за неожиданно пригодившийся урок. Хотя вы и в страшных снах не думали такому учить.
Бил в затылок, привычным ударом, одинаково успешно и правой, и левой. Потом сразу третьего, обоими клинками, всем телом, чтобы не терять равновесие, не переступать для замаха, не растрачивать лишнюю секунду.
Дальше идти стало проще. Друзья поняли его задумку, открыли огонь, поливали, как могли, центральную дорогу и завод, и сообрази заветники про диверсию прямо сейчас — легко бы поняли, каким путем пробирается диверсант.
Группу рядом с джипами пришлось обойти. Здесь бой ему не нужен, иначе до цели не дойти.
— Скрыт!
— Идет вдоль цехов!
— Скрыт!
— Скрыт!
Заговорили рации, закричали, отдавая приказы, командиры и бойцы, передавая команды по цепи.
Поздно. Гранаты уже падали в салоны автомобилей, перестукивались, натыкаясь на сиденья и ящики. Стрелки сообразили, наверное, может даже успели выскочить. Кнут не видел, уходя вдоль завода, потому что тот путь, по которому он пришел, теперь был в центре внимания всех оставшихся врагов.
Ворот почувствовал, что людей в котельной стало больше. Не могло быть, казалось, такого, а стало.
Кнут только что взорвал джипы, и отряд встрепенулся радостью и воодушевлением. Настоятель не удержался, собрал ниточки эмоций в один клубок и, никого не предупреждая, раздал обратно, еще немного поднимая дух товарищей. И все бы было хорошо, но ниточек в клубке оказалось слишком много и некоторые из них тянулись на первый этаж.
От страха Ворот забыл, как дышать и как говорить, потому что внимательно следил за подходом со стороны оврага, да и за первым этажом приглядывал. Никто подойти не мог, да и если подошли, то, так или иначе, засветились бы, но нет. Не было видно их ни на подходе, ни сейчас.
Значит, заветники тоже оказались не дураки и послали под прикрытием своего скрыта целую группу. Четыре. Нет, пять человек. Не выходили за пределы дара сильного скрыта ни звуки, ни запахи. Не мог бы увидеть такую группу даже сенс, а Ворот, получается, мог, если вовремя активировать дар.
Активировал, увидел, да только уже поздно. Даже если сейчас он вскрикнет, расскажет, все равно снизу полетят гранаты, зайдутся длинными очередями автоматы. Вдохновленные успешной диверсией заветники пойдут на последний прорыв и легко пройдут, потому что отряду придется отбиваться от них.
Ворот почувствовал, что словно падает с большой высоты. Какое решение не принимай, что ни думай — встреча с землей неизбежна и закончиться может только смертью.
И все же делать что–то было необходимо, просто потому, что не делать было нельзя. Еще не осознавая толком, что творит, Ворот кинулся к Яре, схватил ее за шею, замахнулся, заорал: «Эта сука во всем виновата! Ее отдадим заветникам! Она должна умереть!».
Ударить не успел. Скала перехватил занесенную руку, сжал, сминая плоть, кроша кости в муку, оттолкнул в угол, приложив о стену так, что выбило дух, но настоятель успел получить, что хотел.
Собрав панический страх Яры перед смертью, вспыхнувшую боязнь оказаться в руках заветников, ярость Скалы, готового убить друга, лишь бы успокоить этот страх, сплел в тугой шнур и хлестнул им по всей группе внизу, оплетая каждого, связывая их в один сноп, дал секунду разгореться страху в них, подхватил его и вернул, не жалея ни людей, ни себя. Отдал все, исчерпывая дар до дна, пока болевой шок не отключил сознание.
Потом рассказали, что получилось даже лучше, чем он хотел. Заветники перестреляли друг друга, так как не было в этот момент для них ничего страшнее, чем они сами.
И все же — лучше не стало. Противников осталось, кажется, раз–два и обчелся, да только все же больше, чем обороняющихся, особенно с учетом того, что Ворот лежал без сознания, Скала, как и Кнут, оставался в строю только благодаря спеку, а у Токаря наглухо заклинило оружие.
Да и патронов не осталось. Не так «не осталось», когда герои фильмов еще полчаса отстреливаются от противника и побеждают, а когда стрелять нечем вообще, и последняя очередь была выпущена несколько минут назад. Остается только сжать нож и надеяться, что враги не забросают гранатами, и можно будет, улучив момент, броситься врукопашную.