— Похоже, все. Писец пришел к коту Ваське, белый и пушистый.
Никита невольно улыбнулся знакомой шутке, хотя не было похоже, что раненый товарищ веселился.
— Тебе лучше?
Проявление участия оказалось лишним.
— Кто ты вообще такой, что я из–за тебя подыхаю в засраном погребе, а? Зачем я в это ввязался?
Никита не считал, что погреб был засран. Скорее, наоборот. Даже свечи на случай отсутствия электричество были заботливо уложены у входа и сейчас очень даже пригодились. Но возражать не стал.
— Все же было хорошо. Шел себе и шел, без происшествий, радостный, довольный, и на тебе, потянуло на благородство!
Ясень пересыпал слова ядреным матом.
— До стаба уже к вечеру дошел бы. Помылся, наконец, надрался, бабу снял. Выспался. Вот ты сегодня выспался? А я уже неделю сплю по два часа. Жру на ходу, как животное. Дошел почти, а тут ты нарисовался. Ну, вот на кой ты мне был нужен, а?
Вины Никита не чувствовал. Что он сделал? На помощь не звал. Внимание лишнего не привлекал. Даже предупредить хотел об опасности. А то, что опытный боец прозевал нападение сзади, это его собственная вина. Вот только все эти самоуговоры не помогали. Потому что он сидит сейчас здесь, здоровый и невредимый, исключительно благодаря Ясеню. А сам знахарь лежит без движения, со свернутой шеей, и, похоже, уже не верит, что сможет подняться. Как он вообще выжил?
Голос Ясеня смягчился.
— Не проходи мимо, говорили они, помоги свежаку. Улей все видит, говорили, и подарит удачу. Подарил, мать его за ногу. Повезло, дальше некуда.
Почти все произнесенные Ясенем слова были Никите понятны. Но общий смысл фраз ускользал. Как будто речь шла о каком–то другом, незнакомом мире.
— А куда ты шел?
Казалась странной сама мысль о том, что по местным просторам можно передвигаться не на машине.
— В стаб. Там небольшое укрепленное поселение. Торговец и несколько проводников. Хотел… хотя, о чем я говорю. Ты же свежак бестолковый. Ой, вот только не обижайся. Все мы такими были.
На подобное заявление можно было только понимающе кивнуть. Кому как не подросткам знать про подобные намеки, когда взрослая жизнь становится все ближе и понятнее, но от окружающих ты слышишь только: «Не лезь. Ты маленький и глупый. Вот когда подрастешь!».
— На все, наверное, воля божья. Вот ты, Кнут, веришь в бога?
Никита отрицательно махнул головой. Крестик есть. А вот веры — ни на грамм. Для безотчетного почитания ему хватало и родителей. Да и из–под их опеки все чаще хотелось вырваться побыстрее и подальше.
— Я тоже не верю. А зря. Скоро ведь будет шанс узнать, есть он или нет. Приведут меня ангелы на божий суд, или это все шутка? Скоро узнаю. Сколько мне осталось? Полчаса. А то и меньше. Спек перестанет действовать, и все, суши весла.
Ясень увидел немой вопрос собеседника и уточнил:
— Эта та наркота из шприца. С ней тело даже без башки пару часов прожить сможет. Но спек не лечит, только блокирует боль. Без знахаря в нем смысла нет.
— Ты же сам знахарь?!
Ясень покривился.
— Знахари не лечат себя. Только других. Да что я тебе объясняю. Ты все равно тут больше суток не протянешь. Выйдешь из погреба, и тут же схарчат. Даже если нет. Мне теперь все равно.
Никита подумал обидеться, но знахарь не обращал внимание на реакции невольного собеседника. Он говорил больше сам с собой, просто чтобы не молчать, не думать о невеселых перспективах.
— Знаю я, за что меня Улей наказал, Кнут. Людей я тут кинул… немного. Плохих людей. Как таких только земля носит. Но я с ними больше года из одного котла ел. Побратался, считай, что. Я, когда сюда попал, таким же вот, как ты зеленым был. Постарше, правда. Медицинский вуз закончил, работать устроился в скорую помощь.
Ясень увлеченно рассказывал свою историю, как своеобразную исповедь недолгой и не особенно праведной жизни после попадания в мир монстров, который знахарь называл то Ульем, то Стиксом, а чаще всего — жопой. А Никита слушал, старательно запоминая каждое слово.
Зеленый туман, предвестник переноса в новый мир, накрыл машину «скорой помощи» за пределами города, на выезде в соседнее село. Более или менее спокойно пережив неизбежный обморок, экипаж решил продолжить путь, тем более, что со станцией пропала всякая связь и получить другие указания было не от кого.
Проплутав по незнакомой местности пару часов, водитель потерял надежду найти нужное село и развернулся к городу. Вернуться не успели — водитель и медсестра почувствовали недомогание, потеряли сознание и очнулись уже кровожадными зомби.
Ясеню удалось убежать в лес, благо, спортивная подготовка позволяла бежать долго и быстро, где его на одной из опушек и подобрали будущие товарищи по банде.
То, что встретить «посчастливилось» людей с не самыми лучшими моральными ценностями, стало понятно с первых же дней. Но спасителям в зубы не смотрят. Ясень чувствовал, что обязан новым товарищам жизнью, и постарался засунуть совесть подальше, до лучших времен. Благо, открывшийся дар знахаря позволил большинство времени проводить на базе, не участвуя в вылазках банды.
Да и сами лихие ребята не наглели. Без серьезного повода кровь не лили, промышляли в основном по ближайшим городским кластерам и от обычных добытчиков отличались только тем, что никогда не гнушались грабежами одиноких рейдеров. И далеко не всегда удавалось обойтись без крови.
Перелом произошел, когда на базу из городских кластеров начали притаскивать женщин. Бордели ближайших поселков проявили немалый интерес к подобному товару, и группировка решила перейти на «легальный» бизнес, прекратить грабежи и налеты.
Новый заработок банды можно было оценивать двояко. Женщины хоть и попадали в бордели, но оставались живы. Но работорговля в системе ценностей Ясеня стояла гораздо ниже убийства и тем более грабежа. И вопрос стоял не столько в том, уходить из банды или нет, сколько в том, когда и как это сделать.
Полтора года работы знахарем сделало Ясеня полноправным членом группировки, а «легализация» ее деятельности существенно смягчили условия «выхода из бизнеса». Но развернуться и уйти казалось знахарю слишком банально. Хотелось как–то навредить работорговцам. И если не уничтожить банду, так хотя бы как можно сильнее усложнить им жизнь.
Удачного стечения обстоятельств долго ждать не пришлось. Во время очередной массовой вылазки в рейд, Ясень остался на базе один. Без тени сомнения он заминировал оружейный и продуктовый склады, привел в негодностью все оставшуюся технику, вскрыл сейф с ценными трофеями и ушел в закат, старательно заметая следы.
Гнались ли за ним, или приняли диверсию за месть от одного из множества врагов группировки, знахарь так и не узнал. Две недели безостановочного бегства привели в глухой небогатый регион Улья, где можно было благополучно осесть на дно, переждать некоторое время и принять решение, что делать дальше. Благо, содержимое сейфа при правильном подходе могло обеспечить безбедную жизнь на много лет.
— Теперь ты, похоже, мой единственный наследник.
Ясень смирился со своей участью, взял в себя в руки и начал даже подшучивать над собой. Действие наркотика проходило, приходилось терпеть нарастающую боль, но улыбка почти не сходила с лица молодого мужчины.
— Давай, наследник, раз уж так все сложилось, доставай свое богатство.
Никита вытащил из рюкзака льняной мешочек. Ясень покопался в нем пальцами и вытащил какой–то серый комочек, похожий на большой катышек из грязной паутины.
— Это споран. Добывают его из затылков развитых мутантов. Из споранов делают живчик. Это та гадость, которую ты во дворе выпил. Без него ты умрешь. С ним — становишься сильнее. Растворяешь споран в водке, процеживаешь. Пей по пятьдесят грамм в день. Больше нельзя, только если раны серьезные. Но все равно осторожно.
Никита протянул фляжку товарищу, но тот махнул головой:
— Мне уже бесполезно. Меня сейчас не каждый знахарь вытащит.
Ясень снова полез в мешочек.
— Это горох.
Горошина была похода на споран, только чуть больше, плотнее, с зеленоватым отливом.
— Его добыть сложнее. Только из очень сильных мутантов. Растворяешь в уксусе. Пьешь раз в неделю, это позволяет развивать дар.
Еще один нырок пальцами в мешок.
— Это жемчуг. Про «Bentley» слышал? Так вот, если бы жемчуг был автомобилем, «Bentley» бы тихо курил в сторонке. Дико дорогая вещь, но никогда его не продавай. Едят его прямо так, ни с чем не смешивая. Не чаще раза в месяц. И не повторяй прием, пока не почувствуешь эффект.
Ясень подтолкнул мешочек к товарищу.
— Здесь целое состояние. Не подведи меня, друг, постарайся не сдохнуть. Живи как человек. Помогай новичкам, да и не только им. И, глядишь, протянешь несколько лет в этом аду.
Никита не ответил, смущенный и испуганный.
— Зараженные скоро уйдут. Не стоят они на месте, все время пищу ищут. Выходи на восток. Ты удивишься, но там широкая река. Найди лодку, переплыви, и иди на север. Там поселок, люди, мимо не пройдешь.
Неожиданные судороги скрутили тело знахаря. Он болезненно выругался, сжался и долго не мог разомкнуть зубы.
— Дерьмовый спек. Хорошим поленился запастись. Возомнил себя неуязвимым. А меня тупой спидер поломал, как спичку.
Судороги прекратились, но Ясень лежал молча, с закрытыми глазами. Только нервно трепыхавшаяся на шее венка говорила о том, что он еще жив. Никита попытался влить ему в рот живчик, но знахарь открыл глаза и выругался.
— Брось. Не поможет. Только больнее станет.
Замолчал, собираясь с мыслями, и заговорил быстро и сбивчиво:
— Теперь ты Кнут. Про имя свое забудь. Оно осталось в прошлом. В старом мире. Здесь только Кнут. И еще. Увидишь зеленый туман — беги. Понял?
Никита торопливо кивнул.
— И не парься насчет меня. Я же вижу, глаза уже на мокром месте. Здесь привыкаешь к смерти, Кнут. Она все время где–то рядом. Прячется за кустами, подстерегает за углом, подходит, пока ты спишь, и смотрит, запоминает, чтобы, когда придет время, не упустить возможность толкнуть на пулю, поставить подножку или заклинить патрон. В Улье думаешь не о том, как жить, а о том, как умрешь. Где это произойдет, и как? Просыпаешься утром и не особенно рассчитываешь дожить до вечера.