— А по нему не скажешь… — задумчиво произнесла я. — Как-то это описание не вяжется с вампирами.
— По-твоему мы все кровожадные монстры? Запомни, девочка: не все монстры имеют клыки, и не у всех людей есть сердце.
Ухмылка сошла с лица князя. Теперь он смотрел на меня с нескрываемым презрением, поэтому я, пожалев о сказанном, поспешила оправдаться.
— Я имела ввиду, что у вас у всех мрачный облик и вы пьете кровь людей…
— Это крайняя необходимость. Без нее мы умрем. Причем некоторые из нас не просто умрут, а станут проклятыми душами, которые никогда не смогут обрести покой. Если бы меня не пугала подобная участь, я бы давно прекратил свое существование, но хуже вечной жизни во тьме и жажды крови только вечные душевные муки без надежды на покой.
Князь говорил с такой печалью в голосе, что у меня даже стало тяжело на душе. Я невольно прижала ладонь к грудной клетке и медленно выдохнула. И почему меня волнует его судьба? Плевать я должна на то, что ему после смерти светят мучения.
Кашлянув, я отвела взгляд от князя и сосредоточилась на написанных карандашом строках, в которых содержались мои обязанности.
— Значит, пить кровь людей вам не по душе, — сделала вывод я, пытаясь не думать о судьбе того, кто назвал меня своей рабыней.
— Не по душе, — кивнул князь.
— Тогда пейте кровь животных.
— А ты тогда перестань есть мясо и переходи на одни овощи.
Я вскинула на него непонимающий взгляд.
— Кровь животного насыщает всего на пару часов, а после жажда снова появляется. Как в случае с овощами, — пояснил князь.
— А-а, — понимающе протянула я. — Но… но ведь держать людей в тех подвалах, да еще и на цепях — это совсем не по-человечески.
— А мы и не люди вовсе, — оскалился князь, демонстрируя мне свои острые клыки.
От его жутковатого вида я невольно вжала голову в шею, чем рассмешила князя.
— Но по закону вам нельзя убивать людей!
— Нельзя, конечно. И мы не убиваем. А что до того, что было на суде — это крайний случай, требующий наказания. Как бы ни был силен голод, людей убивать нельзя. Володин был нестабилен. Он женился на смертной и, не выдержав, укусил ее. Не смог вовремя остановиться, и бедная женщина умерла. Однако эта жертва не образумила его. Он озверел и вышел на охоту. Такое случается редко, но все же имеет место быть. К сожалению. — Князь повернулся к окну, шторы которого были подняты, и посмотрел на освещенную фонарем опустевшую улицу.
— Неужели так сложно вовремя остановиться? — прошептала я, пораженная рассказом князя.
— Кому-то сложно, кому-то нет. Все зависит от характера и выносливости, которые, опять же, можно определить по ауре. У Володина она была серо-зеленой, и я ждал от него подобного срыва, поэтому запретил отношения со смертными. Однако он меня не послушал, и вот результат. Нельзя допускать отношений вампира с человеком, как и нельзя допускать того, чтобы вампир питался старым способом — через укус. Первое запиши себе и подчеркни несколько раз.
Я послушно выполнила то, что он сказал.
— Вы поэтому режете людям вены и сливаете кровь? Чтобы не сорваться?
— Отчасти. Кроме пробуждения инстинкта охотника укусы несут еще одну неприятность — вампир и человек в этот момент могут увидеть прошлое друг друга. Это тоже может стать причиной убийства последнего, ибо не всем приятно, когда вскрывается его подноготная.
— То есть, если вы меня укусите, то я смогу увидеть ваше прошлое, а вы — мое?
Князь кивнул, не сводя взгляда с улицы за окном.
— Занимательно, — пробормотала я, про себя отметив, что прошлое князя меня очень даже интересует, а не должно бы!
— Даже не думай, я тебя кусать не собираюсь. По крайней мере пока.
— Тогда, может быть, сами скажете, как вы стали вампиром? Или вы таким родились? — Любопытно, сколько еще князю хватит терпения отвечать на мои вопросы.
— Стал, конечно. Вампирами не рождаются. Такие как мы не могут давать потомство, потому что наши тела мертвы. Как я уже говорил, у нас даже сердце не бьется, и кожа холодная. — Князь поднес к лицу свою бледную ладонь, рассмотрел ее так, будто никогда до этого не видел, и вернул на ручку кресла. — Существует два способа обращения: силой ведьмы и через обмен кровью. Первый самый редкий. Те, кого обращает ведьма, сильнее и выносливее, однако после смерти их души не могут упокоиться без должного… ритуала. А провести его весьма и весьма затруднительно.
— И вы как раз из тех, кто был обращен ведьмой? — предположила я, рассматривая точеный профиль князя.
— Да.
— Но разве вы хотите умереть? Неужели вам надоело жить и видеть, как меняется и развивается мир?
— Развитие? — горько усмехнулся князь. — Я вижу только разрушение, алчность и жестокость. Я устал от всего этого и хочу обрести покой. Мне следовало принять свою смерть восемь веков назад, но я решил отомстить, и вот к чему меня привела моя месть: к скуке и усталости.
Вздохнув, князь хлопнул в ладоши и поднялся с кресла. Я невольно последовала его примеру и тоже подскочила. Заметив это, он ухмыльнулся краешком губ и произнес:
— Довольно разговоров! Тебе предстоит много работы.
Глава 4
Работы у меня оказалось действительно много. И моя интуиция подсказывала мне, что половина из моих обязанностей ко мне никак не относилась — просто Игнат и еще несколько сотрудников решили спихнуть на меня свою работу. Князь же либо закрыл на это глаза, либо не знал об этом и знать не хотел. Я же жаловаться не стала, так как мне довольно хорошо намекнули, какое я занимаю положение и чего не должна делать, так это ныть и жаловаться.
Не сойти с ума от постоянной беготни из одной управы в другую, криков губернатора и его заместителей, кучи отчетности и презрения со стороны почти всех сотрудников городской управы мне помогала Лиззи. Вернее, наш с ней досуг.
С появлением работы моя учеба никуда не делась. Князь лишь укоротил занятия на музыкальных инструментах и проводил уроки литературы не каждый день как раньше, а всего лишь дважды в неделю. Однако даже так у меня оставалось мало времени на себя, но я все же его находила, и тогда мы с Лиззи много разговаривали и занимались чисто женскими делами: вышивали, сплетничали и выбирали новые наряды.
Лиззи стала для меня настоящей подругой, хоть и была порядком старше меня. Я не мыслила разлуки с ней, и даже после завершения моего обучения не собиралась расставаться с ней, планируя превратить Лиззи из гувернантки в компаньонку. Должна непременно заметить, что именно она уговорила князя приглашать к нам мою мать раз в год, чему я весьма обрадовалась. Так мама приезжала на мой шестнадцатый, семнадцатый и должна была приехать на восемнадцатый день рождения.
За неделю до моего совершеннолетия обычно сдержанный и надменный князь пребывал в странном расположении духа. В его движениях я улавливала еле заметную нервозность, поэтому предположила, что он чем-то недоволен, о чем незамедлительно решила у него спросить.
— Тебя что-то тревожит, дядюшка?
От произнесенного мной слова «дядюшка», князь чуть поморщился. Я стала называть его так с того дня, как была представлена им губернатору — ведь по бумагам я была его племянницей.
Поначалу князя забавляло мое новое обращение к нему, но в последнее время он стал от него морщится, что заставляло меня еще чаще называть его «дядюшкой», да еще и елейным голоском.
— С чего ты решила, что меня что-то тревожит? — фыркнул князь.
Я отрезала от жареного цыпленка небольшой кусочек и, обмакнув его в соус, положила в рот. Вкус был волшебным. Повар, которого недавно нанял князь, превзошел все мои ожидания. Жаль, что, будучи вампиром, он сам не мог есть свои кулинарные шедевры.
— Мы живем бок о бок уже десять лет. Я неплохо успела тебя изучить. — Говорила я весьма самодовольно. Да еще и нагло смотря в темные глаза князя и говоря с ним на «ты». Да-да, вот так я обнаглела к восемнадцати годам. Однако в свое оправдание замечу, что князь ни разу еще не осадил меня за эту наглость. А это значило лишь одно: его все устраивало.
Мне же хотелось большего. Несмотря на то, что князь был самым настоящим монстром — с клыками, сверхчеловеческими способностями, жаждой крови и презрению к жизням других, — он все же сильно интересовал меня. Мы прожили в одном доме десять лет, и я знаю многие его привычки, но самого князя я знала плохо. Даже о Данияре я узнала куда больше, чем о князе. Кстати, наш здоровяк действительно оказался таким, как его описал князь: добряком и романтиком. Но вот сам хозяин дома был для меня закрытой книгой.
В управе все любили Глеба Немертвого и даже боготворили. Я же в их искренность не верила. Тот, кто держит людей в камерах на цепи и пьет их кровь определенно не может быть хорошим. Князь — злодей, но не такой, как в сказках. В том, что он не абсолютное зло, которое хочет только зла, я почему-то была уверена. Скорее он был как Мефистофель из романа Гетте «Фауст», который я прочитала пару лет назад на языке оригинала.
«Часть силы той, что без числа творит добро, всему желая зла», — вот характеристика князя. У него было свое собственное добро, немного отличающееся от того, о котором написано в Библии. То, что князь забрал меня из барского дома, где мне светило лишь стать крепостной женой конюха, и сделал из меня барышню — это и есть его добро по отношению ко мне.
К таким умозаключениям я пришла с год назад, когда решила поставить себя на место князя. И, либо я начала его немного понимать, либо же я глубоко ошибалась, и на самом деле нет в князе никакого добра, и он просто кровожадный и бесчувственный монстр. Однако сердце человека полно надежды, и я больше верила в то, что все-таки начала понимать своего господина.
— Думаешь, изучила меня? — Князь скептический приподнял одну бровь. В такие минуты я была уверена в том, что он умеет читать мысли.
— Возможно, чуть-чуть? — Я склонила голову набок и сложила вместе подушечки большого и указательного пальцев, оставив мизерный зазор между ногтями.