Получив в свое распоряжение несколько тысяч исполнителей различного уровня и решив вопрос их материального обеспечения, великокняжеская (затем царская) власть могла задействовать их как по прямому назначению – для ведения активной внешней политики, так и для внутреннего использования (в качестве судей, писцов, разъездчиков по земельным спорам, недельщиков, приставов, городовых приказчиков). Лица более высокого ранга, представители аристократических фамилий, входили в состав Боярской думы, занимали должности воевод, больших послов и получали в кормления наместничества в крупнейших городах страны. Использование этого кадрового ресурса дало внушительный импульс для развития. Рост делопроизводственной документации конца XV в., создание для них единообразных шаблонов (писцовые описания, посольские книги, вероятно, также дворовые списки) свидетельствуют о создании общегосударственного аппарата, получившего стимулы для дальнейшего саморазвития и вмешательства в различные стороны общественной жизни.
Обратной стороной медали стала необходимость постоянного контроля службы. Запущенный механизм должен был исправно функционировать. Сбои в его работе грозили нарушить, а временами и действительно нарушали созданный баланс между центральным правительством и местными сообществами. Проблема усугублялась тем, что благоприятные десятилетия конца XV в. уже не повторялись в последующее столетие. Ввязавшись в затяжную и разорительную войну с Великим княжеством Литовским, Московское государство ожидаемо получило обострение отношений с Казанским и Крымским ханствами. На протяжении всего XVI в. ему постоянно приходилось вести военные кампании сразу на нескольких направлениях. Далеко не все они были успешными для русской армии (сражение под Оршей). Высокими были потери среди служилых людей, быстро восполнить которые было достаточно проблематично.
В этой связи трудно переоценить значение заложенного ранее военного потенциала. Несмотря на постоянный рост численности детей боярских, их не хватало для решения текущих задач. Уменьшение земельного фонда в центральных уездах страны, нарастание проблем, связанных с передачей статуса и должностей по наследству, резкое увеличение числа местнических столкновений между воеводами, несоответствие между номинальными окладами и фактическими размерами имеющихся земельных наделов и, как следствие, снижение боеспособности армии – эти проблемы имели жизненно важное значение. Очень быстро вопрос полноценного выполнения своих обязанностей массой рядовых служилых людей стал головной болью для центральной власти. От его решения зависели вопросы текущего управления, не говоря уже о перспективах будущего развития.
Необходимо понимать, что не существовало какого-то единого шаблона, который мог быть взят за основу при создании и дальнейшем совершенствовании различных аспектов службы. Все изменения были обусловлены текущими потребностями, их введение осуществлялось методом проб и ошибок, без учета будущих последствий того или иного решения. Процесс постепенного доведения действующей организационной структуры до кондиций, устраивающих московское правительство в долговременной перспективе, занял длительное время. Его окончание условно можно связать с организацией самоуправления служилых «городов» в 1570-х гг., хотя и после этого вопрос о том, как бы службу «устроити», продолжал сохранять значение в жизни страны.
Глава 1. У истоков службы
Традиционная система службы в княжествах Северо-Восточной Руси XIII–XIV вв. развивалась по модели, сходной для многих европейских стран. В ее основе находились две основных составляющих: немногочисленные княжеские дворы и территориальные ополчения, включавшие в себя широкие слои населения, в том числе и представителей боярства. Первые упоминания о княжеских дворах (малых дружинах) относятся к последней трети XII в. Их появление было отражением общего процесса феодализации и трансформацией распространенных в более раннее время княжеских дружин[5]. Получая кормления, а позднее и вотчины, в разных частях того или иного княжества, дружинники лишь эпизодически находились в непосредственном окружении князя. Распространение получили городовые дружины, которые нередко проявляли себя как самостоятельные участники политических процессов. В междоусобном противостоянии Юрьевичей и Ростиславичей «дружина Ростовская и переяславци» поддерживали Ярополка Ростиславича, в то время как владимирцы – князей Михаила и Всеволода Юрьевичей[6].
Двор составлял непосредственное окружение князя и выступал вместе с ним в походы, участвуя в разделе военной добычи[7]. В составе двора находились бояре, занимавшие места в княжеском совете и присутствовавшие на судебных разбирательствах. Численно преобладала «молодшая дружина»: отроки, пасынки, детские, мечники, получившие в конце XII в. общее имя – дворяне (позднее слуги). Эти дворяне, «милостники», в том числе, возможно, и лично несвободные, тесным образом были связаны с княжеской властью. Они не только сопровождали князей в походах, но и выполняли различные судебно-административные поручения на подвластных им территориях. С течением времени дворяне вслед за боярами стали получать в награду за службу кормления и земельные пожалования, превратившись в одну из категорий феодалов-землевладельцев. С середины XIII в. вместо термина «дворяне» в источниках начинают фигурировать слуги (меньшие бояре), которые, в свою очередь, с середины XV в. стали обозначаться как дети боярские[8]. Существенной трансформации подвергся со временем и термин «боя рин», который стал употребляться сразу в нескольких смыслах: как крупный «вассал», член совета одного из князей (митрополита), и одновременно как землевладелец-вотчинник, иногда не слишком высокого ранга. В последнем случае «бояре» далеко не всегда были связаны с княжескими дворами[9].
Дальнейшее развитие института службы проходило в условиях распада прежнего единства Владимиро-Суздальской земли и вторжения монголо-татарских войск. Сразу следует оговориться, что при анализе эволюции служебных отношений приходится опираться по большей части на комплекс источников, отражающих внутреннюю жизнь территорий, находившихся в сфере влияния московских князей. Принципы социальной структуры в других землях и княжествах Северо-Восточной Руси могли иметь свои особенности. Именно московская модель, однако, стала основой для дальнейшей эволюции служебной организации в рамках будущего единого государства.
В.Б. Кобрин и А.Л. Юрганов высказали предположение о том, что в результате похода хана Бату 1237 г. и серии последовавших за ним набегов с исторической арены исчезло значительное число представителей боярства. Это предположение было поддержано В.Д. Назаровым. Результатом стало замедление процесса феодализации и появление на княжеской службе большого числа лиц более низкого социального происхождения, «привыкших к повиновению и готовых быть слугами, а не боевыми товарищами князей». Тезис об истреблении «старого» боярства был подвергнут критике, хотя и не опровергнут целиком, А.В. Кузьминым, показавшим преемственную связь ряда боярских фамилий с лицами, жившими в домонгольский период[10].
Изменения имели скорее не количественный, а качественный характер. Большинство историков, изучающих развитие русской государственности в XIV–XV вв., констатируют слабое развитие здесь феодальных отношений. Первые упоминания о боярских землях относятся еще к XII в. Даже принимая во внимание медленный ход процесса феодализации в Северо-Восточной Руси, результаты кажутся обескураживающими: еще в середине XV в. вотчины бояр и детей боярских (слуг вольных) были редкими вкраплениями на фоне многочисленных черных и дворцовых волостей. Небольшое количество дошедших от этого времени актов свидетельствует о слабом развитии института собственности. И даже в этих случаях, как справедливо отметил С.Б. Веселовский, степень феодализации была не слишком глубокой. Бояре занимались «хищнической эксплуатацией природных богатств», не стремились налаживать хозяйственный быт на принадлежащих им землях. Большую роль в качестве имущества играли холопы, число которых даже у сравнительно небольших вотчинников могло исчисляться несколькими десятками[11].
Складывается ощущение, что процесс феодализации, передача земель крестьянских общин в ведение феодалов, был искусственно ограничен, а сама княжеская (великокняжеская) власть была не слишком заинтересована в резком увеличении числа своих «вассалов». В различных княжествах эта тенденция могла проявляться более или менее отчетливо, но в общей системе никто из князей-претендентов на владимирский престол не выделялся по своему стремлению нарастить военный потенциал за счет многочисленных пожалований. «Черные» земли крестьянских общин долгое время находились в стороне от раздач. Более того, для обустройства собственного хозяйства московские князья сами зачастую приобретали земли у своих бояр.
Татарское влияние не ограничилось физическим уничтожением военно-служилой знати и массовым разорением населения Северо-Восточной Руси. Правители Золотой Орды имели успешный опыт эксплуатации покоренных земледельческих народов и не ограничились одними набегами. Повсеместное распространение получила система данничества, которая коренным образом изменила векторы и приоритеты развития служебных отношений. Судя по сохранившимся текстам княжеских завещаний, суммы «выхода» были отнюдь не символическими и ложились тяжким бременем на экономику. При отсутствии месторождений драгоценных металлов в конце XIV в. одно только Московское княжество выплачивало 1000 рублей; великое княжество Владимирское, включая московские земли, – уже 5000 рублей. Нижний Новгород платил 1500 рублей, и после его присоединения к Москве общая сумма «выхода» увеличилась до 7000 рублей. Самостоятельно собирали дань великие княжества Тверское, Рязанское и Ярославское