[91]. Однако исключений при таком подходе насчитывается намного больше. Южнее степной зоны находились сохранившие местных династов под монгольским верховным владычеством Корея, Киликийская Армения, Румский (Конийский) султанат, Трапезундская империя, Дунайская Болгария. Это уже не исключения, а тенденция. Напротив, севернее степей располагалась Волжская Булгария, непосредственно вошедшая в состав владений потомков Чингис-хана. Более вероятным представляется, что «опосредованное» управление устанавливалось, как правило, на крайних рубежах монгольской экспансии, где завоевателям недоставало ресурсов для осуществления прямого властвования: Корея стала восточным пределом завоеваний монголов, русские земли – северо-западным, Грузинское царство, Киликия, Трапезундская империя и Румский султанат – юго-западным. Плано Карпини писал в 1247 г.: «С тех народов, которые живут вдали от них, которых они до известной степени опасаются и которые им неподвластны, они берут дань… Другим же народам они пока позволяют жить в мире, но судя по тому, что мы от них узнали, они замышляют новую войну»[92]. Страны, где после завоевания были сохранены местные правители, действительно рассматривались Чингисидами как плацдарм для дальнейших завоеваний: за Кореей должна была последовать Япония, за Закавказьем и Малой Азией – Сирия и Египет, за Русью – Польша и Венгрия. Планам этим, несмотря на неоднократные вторжения монгольских войск в названные государства, не суждено было осуществиться, но система «опосредованного» управления для стран, дальше которых экспансия монголов не продвинулась, стала традицией.
Решение сохранить на Руси местных правителей вряд ли было заложено в планы завоевателей изначально. Скорее всего, оно было принято в конкретной ситуации 1240-х годов. Войско Монгольской империи под командованием Батыя завоевало огромную территорию Восточной и Центральной Европы. Удержать ее всю под непосредственной властью сил было недостаточно. И были применены три разных подхода. Наиболее западные из разоренных в ходе военных действий 1236–1242 гг. стран – Венгрия и Польша – были на время оставлены в покое (хотя в ходе нашествия они были разгромлены так же, как и русские земли, и в этом смысле, скажем, Бела IV и Даниил Романович были в равной степени побежденными и бежавшими правителями). Половецкая земля и Волжская Булгария (в которой, как и на Руси, жило оседлое население) перешли под непосредственную власть монголов. В русских же землях был применен промежуточный вариант: обращение местных правителей в зависимых. Со временем такое положение дел стало традицией. Но на Руси веками сохранялось опасение, что в Орде решат от нее отойти.
Таким образом, наиболее вероятным представляется, что именно события конца 1230-1240-х годов породили в русском обществе страх перед возможной непосредственной монгольской оккупацией. Эта фобия сохранялась в XIV столетии, вспыхнув в связи с событиями 1327 г. в Тверском княжестве. В середине XV в., когда Орда распалась, и отдельные ордынские группировки проявили стремление обосноваться на окраинных русских территориях, опасения такого рода вновь усилились. В «Сказании о Мамаевом побоище» перед нами поздний отголосок этих представлений, перенесенный на события 1380 г.
Длительное сохранение зависимости русских земель от Орды во многом связано было с перенесением на ее правителя титула цесарь/царь. который был выше титулов правителей Руси, в силу чего подчинение «царю» стало традицией, которую очень сложно было сломать, его власть рассматривалась в определенной мере как легитимная[93]. Приведенные выше наблюдения могут дать дополнительное объяснение продолжительности «ига». Принципиально иной в сравнении с большинством завоеванных монголами стран, опосредованный характер власти над Русью, по-видимому, расценивался как меньшее из возможных зол, которое лучше терпеть, дабы оно не переросло в зло несравненно худшее – непосредственное владычество ордынских ханов и их администрации в русских городах.
В свете приведенных данных следует внимательнее рассмотреть сведения о первых после возвращения Батыя из похода в Центральную Европу контактах с монгольскими правителями сильнейших на тот момент русских князей – Ярослава Всеволодича, великого князя владимирского, Даниила Романовича, князя владимиро-волынского и галицкого, и Михаила Всеволодича, князя черниговского.
Ярослав Всеволодич, занявший главный стол Суздальской земли – во Владимире-на-Клязьме – после гибели в 1238 г. брата Юрия, в 1243 г. отправился к Батыю, будучи «позван», и получил от правителя улуса Джучи «старейшинство» среди всех русских князей.
Новгородская первая летопись старшего извода под 6750 г.: «Того же лѣта князь Ярославъ Всеволодичь позванъ цесаремъ татарьскымь Батыемъ, иде к нему въ Орду»[94] (В том же году князь Ярослав Всеволодич, позванный царем татарским Батыем, пошел к нему в Орду).
Новгородская первая летопись младшего извода под 6750 г.: «Того же лѣта князь Ярославъ Всеволодиць позванъ цесаремъ Татарьскымъ, и иде в Татары къ Батыеви, воеводѣ татарьску»[95](В том же году князь Ярослав Всеволодич, позванный царем татарским, пошел в Татарскую землю к Батыю, воеводе татарскому).
Лаврентьевская летопись под 6751 г.: «Великыи князь Ярославъ поѣха в Татары к Батыеви, а сына своего Константина посла къ Канови. Батый же почти Ярослава великого честью и мужи его, и отпусти, и рече ему: “Ярославе, буди ты старѣй всѣм князем в Русском языцѣ”. Ярославъ же възвратися в свою землю с великою честью»[96] (Великий князь Ярослав поехал в Татарскую землю к Батыю, а сына своего Константина послал к [великому] хану. Батый же почтил Ярослава и мужей его великой честью, и отпустил, сказав ему: «Ярослав, будь ты старейшим среди всех князей в русском народе»).
Новгородская первая летопись помещает известие о требовании приехать, полученном Ярославом, в конце статьи 6750 мартовского года, заканчивавшегося 28 февраля 1243 г. Лаврентьевская поездку князя относит к 6751 мартовскому году, начавшемуся 1 марта 1243 г. Отсюда следует, что вызов поступил к Ярославу, скорее всего, зимой 1242/43 г.
Выражением общерусского «старейшинства» Ярослава стало обладание Киевом[97].
Даниил Романович отправился в ставку Батыя осенью 1245 г., после получения требования от монгольского полководца Моуци отдать Галич, который он только что отстоял от посягательств сына Михаила Черниговского Ростислава, поддержанного войсками своего тестя венгерского короля Белы IV. В результате за Даниилом были утверждены его владения, включая Галицкую землю[98].
Ярослав в начале 1246 г. вновь приехал к Батыю, а от него отправился в ставку великого хана под Каракорумом, где присутствовал на коронации Гуюка в качестве монгольского императора. Перед отъездом в обратный путь он был отравлен матерью Гуюка Туракиной и умер 30 сентября 1246 г.[99]
Михаил Всеволодич отправился в ставку правителя улуса Джучи летом 1246 г. просить «волости своей» (т. е. Чернигова), но после отказа поклониться идолу Чингисхана был по приказу Батыя 20 сентября убит[100]. Причем невыполнение требуемого обряда, по свидетельству Плано Карпини, являлось только поводом, который монголы использовали для расправы[101].
Таким образом, три сильнейших князя Руси посещали монгольских правителей разновременно: Ярослав впервые в 1243 г., Даниил и Михаил спустя два и три года соответственно. Однако есть основания полагать, что сразу по возвращении Батыя из Западного похода требование приехать получил от него не только Ярослав, но и Даниил с Михаилом[102]. Об их действиях в это время сообщает только Галицко-Волынская летопись (т. е. летописец Даниила Романовича):
«Ростислава розгнаша Татарове во Боркоу и бѣжа Оугры, и вдасть за нь пакы король Оугорьскыи дочѣрь свою. Данил оу же боудоущоу во Холмѣ, прибѣже к немоу Половчинъ его именемь Актаи, рекыи, яко Батый воротилъся есть изо Оугоръ, и отрядил есть на тя два богатыря возискати тебе, Манъмана и Балаа. Данилъ же, затворивъ Холмъ, еха ко братоу си Василкови, пойма с собою Коурила митрополита; а Татарове воеваша до Володавы и по озерамъ, много зла створше <…> Слышавъ же короля Михаилъ вдавъ дочѣрь за сына его, и бѣже Оугры, король же Оугорьскыи и сынъ его Ростиславъ чести емоу не створиста. Он же розгнѣвася на сына возвратися Черниговоу»[103] (За Ростиславом гнались татары в Борку, и он бежал в Венгрию, отдал за него замуж король венгерский свою дочь. Даниил же был в Холме, и прибежал к нему его половец по имени Актай, говоря, что Батый вернулся из Венгрии, и отправил искать тебя двух богатырей, Манмана и Балая. Даниил же, укрепив Холм, поехал к своему брату Васильку, взяв с собой митрополита Кирилла; а татары повоевали до Володавы и по озерам, много зла совершив <…> Услышал Михаил, что король отдал дочь за его сына, и бежал в Венгрию, но король венгерский и сын его Ростислав не оказали ему чести. Он же разгневался на сына и вернулся в Чернигов).
Основанием для датировки перечисленных в этом повествовании событий является увязка с возвращением Батыя «изо Оугоръ». Монголы начали отход с разоренной ими территории Венгерского королевства в конце марта – апреле 1242 г.[104] Бежать в Венгрию Ростислав Михайлович мог только после того, как до него дошла информация, что король Бела IV возвратился из бегства на острова Адриатики и вернул контроль над своим государством. Это вряд ли случилось ранее лета. Та деталь, что отряды Манмана и Балая, «искавш