— Что за трусливое поведение, господин министр? — грозно произнёс Симеон. — Я вызываю вас на поединок, соизвольте вернуться в строй и ответить на вызов!
— Уничтожьте этого наглеца! — приказал своим командорам, Птолемей, не став даже отвечать Симеону.
Центурия вышла наперерез крейсеру «Энио», но вместо того, чтобы атаковать его, расступилась и продолжила бой с другими кораблями «синего» легиона. Экипажи центурии знали, что перед ними корабль их бывшего командующего, и не хотели причинять ему вред. Они не перешли на сторону Симеона, но и не стали выполнять приказ Птолемея.
Первый министр увидев, что подчинённые оставили его, сначала в бешенстве развернул «Агамемнон» и атаковал Булатова. Однако практически сразу поняв, что не выдержит этой дуэли, прекратил огонь и начал «со всех ног» удирать. «Энио» пустился за ним вдогонку.
Практически одновременно с этим 1-ый «синий» легион и отряд Бринн — «сереброщитные», наконец, сломили сопротивление 4-го легиона и рассеяли его по ближайшему сектору.
Весь флот Птолемея наблюдал, как их командующий удирает и как его лучший легион потерпел поражение. Боевой дух нападающих сильно понизился, и они ослабили атаку на флот Хамсвельда, так и не прорвав его оборонительные порядки.
Первыми стали отходить с передовой линии, князья, не желавшиетерять корабли в этой мясорубке. Вслед за княжескими флотами откатились назад и регулярные легионы Птолемея. Сэд Кали изо всех сил пытался удержать их на прежних позициях и заставить продолжить бой, но не сумел этого сделать, не имея сильного авторитета у легионеров. Он храбро сражался на своём «Багряном огне», но также был вынужден отступить со всеми остальными.
Корабли Лидмана, отсиживающиеся в тылу, вышли навстречу «Энио» и заставили его прекратить преследование Птолемея. Лидман, сам того не желая, спас одного из своих врагов. Булатов возвратился к своему легиону.
Очередная атака флота Птолемея захлебнулась, и битва постепенно затихла сама собой. Стороны стали подсчитывать потери и перегруппировываться для продолжения схватки. Никто не победил и не проиграл, поэтому сражение по всем правилам должно было продолжиться. Однако ни сил, ни желания, ни у одной из сторон не было.
Потери в обоих флотах были очень значительными. Хамсвельд, находясь, всё это время в глухой обороне, недосчитался, после трёх волн атак, десяти тысяч вымпелов. У Птолемея потери были ещё большими — не мене двадцати тысяч.
Птолемей Янг не особо расстроился, когда увидел общее число своих погибших кораблей, ведь за его флотом всё равно сохранялся численный перевес. Больше первого министра беспокоило то, что его лучший легион бросил своего командующего в смертельной опасности.
— Вывести 4-й «жёлтый» из общего строя, он больше не будет участвовать в сражении, — приказал Птолемей. — Легион за свои действия лишается всех привилегий и будет расформирован сразу после окончания битвы. Непосредственные участники инцидента, которые поставили мою жизнь под угрозу, должны быть арестованы и преданы имперскому трибуналу!
— Это одно из наших самых боеспособных подразделений, — пытался образумить его, Кали, — своими действиями вы наносите вред всему флоту. Как посмотрят другие легионерские экипажи на то, что вы арестовали их товарищей?
— Трусы и предатели должны быть жестоко наказаны! — заявил первый министр. — Если я сделаю вид, что ничего не случилось, это подорвёт мой авторитет.
— Ваш авторитет и так уже на самом низком уровне, — зло усмехнулся Сэд.
Генералу Кали очень хотелось выиграть данное сражение, ведь ему в результате победы была обещана возможность набрать себе новый флот из военнопленных. Но теперь эта возможность таяла на глазах, вот почему Сэд так грубо разговаривал со своим командующим.
— Что ты хочешь этим сказать?! — возмутился Птолемей, краснея от гнева.
— Ваше неумелое руководство флотом солдаты ещё могут простить, но бегство во время сражения от поединка они не забудут точно, — ответил Сэд. — Никто не посмеет обвинить вас в трусости, открыто, но за глаза…
— А у тебя, значит, хватило смелости назвать меня трусом прямо в глаза?! — рассвирепел Птолемей.
— Я, конечно, не герой и боюсь некоторых вещей, — спокойно ответил Сэд, — но людей — нет, тем более — вас…
Птолемей увидел грозный взгляд Кали и понял, что тот еле сдерживается, чтобы не атаковать флагман командующего на своём «Багряном огне», поэтому не стал в ответ оскорблять Кали, а лишь холодно сказал:
— Я освобождаю вас от должности генерала и от гражданской должности генерала-министра Империи! Вы должны сдать свои знаки отличия и покинуть мой флот немедленно.
Сэд усмехнулся и повёл свой корабль по направлению к стоящему в стороне от общего построения — 4-му «жёлтому» легиону. Экипажи этого легиона уже знали, что их подразделение расформировано и что они понесут суровое наказание. Все легионеры были шокированы такой несправедливостью и жаждали мести. Кали прибыл к ним и сказал:
— Я тоже теперь изгой. Вы храбрые воины и не заслужили такого унижения. Вы знаете меня и знаете, что я до конца пытался защитить вас, однако глупость и мстительность первого министра не имеют границ. Мы с вами объявлены вне закона!
— Что нам делать, генерал? — спросили его старшие командоры.
— Мы должны быть вместе, — ответил Сэд, — согласны ли вы служить мне?
— Да, согласны. Вы отважный флотоводец и весь легион с радостью пойдём за вами! Только прикажите, и мы сейчас же нападём на охрану этого труса Птолемея и уничтожим его корабль!
— Нет, я не отдам такого приказа, — подумав, сказал Кали. — Подобным нападением вы запятнаете честь вашего легиона и тогда точно станете преступниками для всех жителей Империи. Сейчас в глазах остальных, мы герои, которых незаслуженно обидели, давайте оставаться в этом статусе и дальше и тогда к нам потянутся другие…
Кали, как новый командующий 4-ым легионом, приказал тому сняться с места и немедленно покинуть лагерь Птолемея. Первый министр хотел отдать приказ задержать их, но вдруг понял, что никто в его флоте не захочет этого сделать. Он был вынужден, скрепя зубами, наблюдать, как крейсера легиона исчезают с экранов радаров.
— Ладно, разберусь с предателями позже, а сейчас надо завершить дело со стариком Хамсвельдом и с его проклятыми учениками, — злобно процедил он сквозь зубы.
Однако и этого ему не удалось сделать. В оба лагеря из открытых источников поступила срочная информация о том, что столицу Империи — Астрополис атакует флот диктатора Усема Бадура. Все были ошарашены подобной новостью, и экипажи Птолемея, и солдаты Хамсвельда. Увлечённые междоусобной враждой, они совсем упустили из вида своего главного врага. А тот накопил силы и теперь сам перешёл в наступление.
— Зачем он атаковал столицу, и какой интерес у него в 1-ом протекторате? — недоумённо спросил Птолемей, разговаривая сам с собой.
А ещё через какое-то время пришла вторая срочная новость, о том, что в соседней со столицей системе, Бадуром атакован флот генерала Кордо, возвращавшийся из 11-го протектората.
Иван Кордо, с успехом выполнивший приказ первого министра, об уничтожении князя Суры и захвате печати, спокойно возвращался в Большой лагерь к Астрополису. Неожиданно, его растянутые в походную колонну, легионы были атакованы, неизвестно откуда взявшимся флотом Усема Бадура. Нападавших было не намного больше, чем кораблей Кордо, но они использовали фактор внезапности и без труда опрокинули порядки одноглазого генерала. Атилла Верес, во главе своих гвардейцев, расколол колонну Кордо сразу в нескольких местах. Имперские легионы потеряли управление и стали разрозненно, каждый сам за себя, обороняться. Тут на них налетел сам Бадур с основными силами флота. Корабли Кордо не смогли долго сопротивляться, и были рассеяны.
Сам Иван Кордо видя, что попал в засаду и проигрывает сражение, смело повёл свой линкор «Гато» на врага. Однако ему на встречу вылетел, всеми известный «Рейтар Галактики».
— Вот это будет отличный бой, — засмеялся Атилла Верес, — наконец-то, у меня появился достойный соперник. Говорят, наши корабли практически равны по мощи, генерал…
Атилла рвался в бой и хотел заглушить свою совесть после того, как сбежал от Симеона Булатова и не принял его вызова. Кордо же знал, что хоть его «Гато» и считался одним из самых сильных кораблей, однако в поединке с «Рейтаром Галактики», он бы точно не выстоял. Генерал не желал данного поединка, но не смел отказаться, иначе опозорил бы своё имя перед всеми.
— Это подлое нападение из засады, Верес, — заявил Иван Кордо, — не красит вас. Я хотел бы снова встретиться с вами и вашими гвардейцами, но уже в честной битве, поэтому прошу вас и генерала Бадура прекратить атаку и дать моим людям уйти…
— Что? — не поверил услышанному, Атилла. — Вы это серьёзно?! Как я могу дать вам уйти и украсть победу у самого себя?!
— Есть ценность, за которую вы бы могли купить жизнь себе и своим легионерам? — вмешался в их разговор, сам диктатор Бадур.
— Такая ценность у меня имеется, — ответил Кордо, показывая в ладони императорскую печать. — Думаю, что это достойная плата за наше спасение…
— Значит, тебе всё-таки удалось отнять её у Бартоломея, — засмеялся Бадур. — Я удивлён тому, что он позволил кому-либо завладеть печатью…
— Князя Бартоломея уже нет на этом свете, — сообщил Кордо, — но сейчас не об этом. Диктатор, вы согласны прекратить бой и отпустить нас?
— Что ж, я согласен, — кивнул Бадур, для которого печать была куда ценней победы в данном сражении.
Усем Бадур в своё время чуть не задушил Тарвица, когда тот сообщил ему о том, что купил свою жизнь за печать у Суры.
— Я убью тебя самолично! — кричал он на перепуганного министра. — Чем, ты сейчас выкупишь себя?! Печать это единственный атрибут, которого не хватает для нашей полной легитимизации. У меня есть новая столица — Сартакерта, в моих руках император… Оставалась лишь печать. Я думал, что ты, как хранитель, сумеешь её защитить, но ты выменял ценнейший артефакт на свою жалкую шкуру…