ыводы. Как будто опыт этот находился где-то за пределами досягаемости. Только три мысли вертелись в его голове. Первая: «Муллу зовут Кудайберген, нужно это не забыть». Вторая: «Почему Дина просит ее увести и куда?» Третья: «Отчего-то мне отсюда уезжать совсем не хочется».
А ведь и правда не хотелось. Вчера еще хотелось, а сегодня все прошло. Но и оставаться здесь вроде бы не очень хочется. А чего же тогда хочется? Игорь даже остановился, потому что вдруг понял: не хочется ничего. Все не имеет значения. Можно сейчас сесть, посидеть – вон там, на мокром пеньке. Можно и не идти в мечеть – никуда она не убежит, – а пойти совершенно в другую сторону. Ничего не изменится. А как можно хотеть того, что ничего не меняет? Какая тогда разница, чего хотеть? Вот именно, никакой. Ну-ка, а жить-то хочется? Игорь представил себе, что еще шаг, и он исчезнет, просто растворится в пространстве, и тут же понял, что даже это ничего не изменит. Все так же будут качать головами деревья. Все так же продолжит литься с неба вода. А может, он уже исчез? Вон ведь пробежали мимо собаки, даже не обернулись, даже не глянули на него.
Он посмотрел на свои руки, но увидел вместо них странные бледные пятиконечные звезды. Они шевелились, будто готовились убежать. Сухие, безглазые, безротые. Игорь попытался схватить одну из них, но она резво отпрыгнула в сторону, растопырив щупальца. С ближайшего дерева сорвался и закружился над ним ворон.
– Қар-р, – прохрипел ворон, и Игорь понял, что тот зовет снег. – Қар-р[28], қар-р! – И как ему это раньше не приходило в голову?
Дождь и правда стал холоднее.
Игорь остановился, поднял свои звезды и поднес их к лицу. По ладоням веером разбегались морщинки. Кожа была потрескавшейся, сухой, но под ней текли голубые извилистые реки. Между большим и указательным пальцами пульсировала жилка, и пальцы от этого непроизвольно дергались. Игорь долго смотрел на это движение, а потом положил ладони на глаза. Мир погрузился во тьму, но тьма была не абсолютной – ее заполняли белые извилистые змеи, плывущие в дрожащей черноте то в одну сторону, то в другую. Игорь вздохнул глубоко, словно пытаясь втянуть этих змей себе в легкие, и закашлялся.
Кудайберген. Имя бы не забыть.
Шатаясь, он пошел дальше. Земля под его ногами хлюпала, чавкала, подрагивала. Минарет, выныривавший прежде по правую руку, исчез, спрятался за деревьями и покосившимися домами, но дорога была одна, сворачивать некуда.
«Так и хожу всю жизнь, – думал Игорь. – Лишь бы по дороге, по проторенной, исхоженной. Нет чтобы повернуть сразу. Вон слева поле. Справа забор сломанный. Иди в любую сторону. Так нет же. Жду перекрестков. А ведь, чтобы свернуть с дороги, перекрестки не нужны».
Загрохотал мотоцикл, догнал Игоря, приостановился.
– Подвезти?
Борода у мотоциклиста была, а усов не было.
– Я в мечеть иду, – сказал Игорь.
– Садись!
Игорь сел и вцепился в поручень.
– Держись за меня! – крикнул мотоциклист.
– Все в порядке! – ответил Игорь. – Поехали!
Мотоцикл подскочил, как норовистый конь, и расплескал по сторонам грязь.
Доехали они быстро. Мечеть оказалась маленьким домиком с белеными стенами и обычной двускатной крышей. Если бы не минарет, похожий сейчас на гипертрофированную кирпичную печную трубу, то Игорь никогда бы не отличил ее от других домов.
– Рахмет! – сказал Игорь мотоциклисту, слезая. – Удачи вам.
– Да куда ты торопишься, – улыбнулся бородач. – Здесь погоди, сейчас вместе зайдем.
Игорь никогда прежде не бывал в мечети. Да и в церковь заходил всего несколько раз. В церквях не нравился ему запах. Кисловатый душок набожных старух, смешанный с приторно-сладким ароматом то ли восковых свечей, то ли еще чего-то. Изнутри всплыло слово «мирт». Игорь не был уверен в том, что такое мирт, но решил, что ассоциация верная. А здесь, в мечети, все было очень простым: белые стены, серый ковролин, покрывавший пол по периметру, обычные квадратные окна… Удивляла разве что арабская вязь на потолочном ригеле. А может быть, и не вязь это была, а витиеватый восточный узор.
Вслед за Игорем в мечеть вошел и бородач.
– Ну, давай знакомиться, что ли? – сказал он, протягивая руку. – Я Кудайберген.
Солнце легко проникало в мечеть и делило зал на ровные секторы. Полоса света, полоса тени. Почему-то Игоря это успокаивало. Ему пришло в голову, что на чередовании вообще построена жизнь. Если и есть у нее, у жизни, какой-то смысл, то смысл этот в бесконечном количестве чередований. Не повторений, а именно чередований.
– Поверить не могу, – произнес Кудайберген задумчиво, а потом рассмеялся и с силой хлопнул себя по коленям, – неужели Дулат тебя за Махди принял?
– За кого? – переспросил Игорь.
– Махди. Не знаешь, что ли? – Кудайберген усмехнулся. – Мы с Дулатом частенько об этом говорим. К тому же в последнее время были знаки. Все лето дожди шли, посевы смыло. А в самый старый тополь – местную достопримечательность – во время грозы молнией ударило, сгорел полностью, ничего не осталось. В пророчестве похоже сказано: Махди появится в моей общине в то время, когда выпадет обильный дождь и когда на земле не останется более растений. Да, были знаки.
Кудайберген задумался на мгновение и внимательно посмотрел на Игоря.
– Вот только ты не подходишь, – кивнул он. – У тебя должны быть черные длинные волосы, брови, срастающиеся на переносице, и родинка на щеке. Так в хадисах говорится. И возраст – Махди признают только тогда, когда ему будет уже восемьдесят шесть лет. А еще известно, что отцом Махди будет человек по имени Абдуллах из рода Пророка, альхам дулилля иррабиля аль аминь. А ты – кто? Ты – Игорь, орыс. Да и не мусульманин ты. Верно? Православный?
– Да я ни то ни се, – промямлил Игорь, вдруг устыдившись.
– Ладно, это не важно. Все мы язычники. Народ молится, кому захочет. Вот, к примеру, у нас в соседнем поселке церковь. Сама маленькая, зато внутри все в иконах. Я своими глазами видел, мы дружим с Володей, отцом Владимиром, который там всем заведует. Икон сто, наверное. Святой такой-то, мученик такой-то, покровительница такая-то. И у каждой иконы – свечки. Горящие свечки. Значит, ходит народ. У этого денег попросит, у другого мужской силы, у третьего защиты от дьявола. И наши, в общем, такие же, мусульмане. Правда, икон в мечети нет. Зато могилы святых встречаются. Тут Укуш-ата лежит, здесь Ыргызбай, там Арыстанбаб. И к ним-то уж дорога протоптана. А сколько у нас суеверий! И чем это отличается от Индии, например? Да ничем. Кто-то Кришне молится, кто-то Шиве, кто-то Ганеше. У каждого свои свойства, своя ответственность. Только в Индии их богами называют, а у нас и у вас – святыми. А суть-то не меняется. Какая разница – многобожие или культ святых?
– Я чего-то не понимаю, – пробормотал Игорь. – Махди – это кто вообще, вы можете объяснить? И при чем тут я?
– Давай-ка на «ты», а? Не люблю, когда меня на «вы» называют. Бог един, и я един, и каждый человек един. Единственный на всем свете. Я ж по образу и подобию божьему сделан. И ты тоже, верно? А насчет Махди – не бери в голову. Если коротко, то Махди – это новый пророк. Есть такое предсказание, что перед концом света он придет на Землю, чтобы дать последнее сражение с Даджалем, дьяволом. Это как Майтрея у буддистов, Калки у индуистов, Саошьянт у зороастрийцев. В общем, мессия. Стало понятней?
– Не очень, – признался Игорь.
Кудайберген рассмеялся и снова хлопнул себя по коленям.
– Ладно, брат, извини, но меня дела ждут. Уже зухр[29] скоро. Заходи еще как-нибудь, рад буду поговорить. Дорогу обратно сам найдешь?
Едва Игорь вышел из мечети, как из минарета понеслось:
Алла-а-а-
ху
ак-
бар!
Алла-
ху
ак-
бар!
Ашха-
ду алля
иляха
илляллах!
Ашха-
ду анна
мухаммадар
расулюллах…
Дождь уже прошел, но дороги зевали широкими лужами. Игорь, подумав, разулся и пошел босиком. Вода была теплой, а вот земля на удивление холодной. От прикосновения к земле стало спокойнее. Сначала Игорю казалось, что все его мысли, все беспокойство стекает через ноги в землю, впитывается в песок вместе с водой, а потом он понял: нет, наоборот все. Беспокойство было от пустоты внутри. Как язык внутри колокола заденет металл всего лишь раз, а звук еще долго гуляет, отражаясь от стен. Но теперь земля медленно заполняла тело Игоря. Глушила вибрацию. Поглощала все звуки, все мысли, все слова. И спокойно становилось именно от этой глухоты.
Дорогу Игорю перебежала кошка. Темная, но не разобрать, черная ли. Вроде были полоски. На всякий случай Игорь остановился, однако на дороге никого не было, кто мог бы перейти магическую черту первым. Земля начала вываливаться из него, как вываливается из жестяной формы песчаная фигурка человечка. Подумав, Игорь сплюнул трижды через левое плечо и черту перешел.
Земля по-прежнему приятно холодила ступни, но уже не проникала внутрь. Дорога впереди раздваивалась, как змеиный язык. Подходя к развилке, Игорь пытался вспомнить, куда сворачивать, но так и не решил, встал на перекрестке, завертел головой. Слева – мокрая проселочная дорога, обочины, заросшие полынью и коноплей, покосившиеся дома. Справа – мокрая проселочная дорога, обочины, заросшие полынью и коноплей, покосившиеся дома.
«Если все одинаково, то не все ли равно, куда идти?» – подумал Игорь и пошел налево. Он вдруг понял, что давно не видел людей. Почти все дома стояли заброшенные. Но даже те, которые казались жилыми, пустовали. Игорь подумал, что хозяева могут сидеть дома и подсматривать за ним из окон. Он глянул в ближайшее окошко и впрямь увидел на мгновенье чье-то лицо, глаза, но человек сразу от окна отпрянул, так быстро, что Игорь даже засомневался: не показалось ли?