Мир превратился в одно неспокойное море запахов. Ветер нес сзади запах псов, пота, разочарования и упрямой злости. Он наслаивался на ароматы вереска, полевых трав и леса. Я ловил носом струи ветра, приносившие далекие запахи с ферм, реки и далекого Клонмела.
И все-таки кто-то подстраховался, предусмотрев возможность, что я побегу не туда. Из небольшой рощицы вырвалась засада — группа Охотников с собаками. Они неслись мне наперерез. Но я и не думал сворачивать. Тогда Охотники спустили псов с цепей. Бешено лая, они приближались ко мне, как песчаная лавина. Клацнули зубы, но я уже прыгнул, перелетая на всей скорости через свору. Приземлился и, ни на миг не задержавшись, прянул дальше.
Псы мчались за мной, все больше отставая.
Салливан ждал на берегу. Вышел внезапно из-за ствола старой ивы. Вскинул ружье и выпустил в меня все свои десять обещанных пуль.
Глава 13
А я даже не успел удивиться, откуда он тут взялся. Боль обожгла, как раскаленное железо, и я рухнул у его ног.
— Ты всегда был слишком прямолинеен, Руари, — сапог Салливана придавил меня к земле. — Попортил я тебе шкурку, охотники будут недовольны. Ну да ладно.
Нутро продолжало жечь огнем. Из глаз от боли катились слезы, из груди хлестала кровь, стекала по камням в воду.
— Шур! — прошептал я. — Шур!
Волна ударила в Салливана, сбив его с ног и освобождая меня. Из последних сил я оттолкнулся лапами и прыгнул в реку. Салливан вскочил, снова стал стрелять. Но струи реки, бережно обхватив, утаскивали меня вниз, на самое дно. Камни с реки поднялись щитом, отражая пули. А потом обрушились на меня, засыпая.
— Шур! — завыл я от боли.
— Терпи, братец, терпи! — прожурчало рядом.
Камни давили, едва не ломая мне ребра и выдавливая из тела серебряные пули, как занозы.
Темная синева переливалась, как рыбья чешуя в глубине реки, блестела, вспыхивала искрами. Только когда ее пересекла яркая, мигающая белым и красным точка, я понял, что смотрю на небо, отраженное в спокойной водной глади.
— Шур! — прохрипел я, вспомнив.
— Я здесь, братец! — прожурчала она.
В груди все еще жила боль. Тупая, ноющая. Но я больше не чувствовал себя бессильным и смог подняться на ноги.
За моей спиной тихо шелестели листвой деревья. Легкий восточный ветер нес массу запахов. Речная свежесть смешивалась с солеными струями с моря, запахами небольшого поселения, светившегося огнями на берегу справа от меня. Плеснула волна и выкинула на речной песок десять серебряных пуль.
— Шур, ты спасла меня!
— Что случилось, братец?
Я сел на мокром песке, посмотрел в небо, вслед удаляющемуся самолету, и рассказал.
— Что будешь делать дальше, братец?
— Не знаю. Сколько прошло времени, Шур?
— Три дня. Я послала Дули к твоему дому. Там никого не оказалось.
— Что это значит? — спросил я срывающимся голосом.
— Ты сам что-нибудь чувствуешь?
Я прислушался к себе, но не смог понять. Словно нити, связывающие меня с семьей, кто-то обрезал.
— Тебе нельзя домой, — прожурчала Шур. — Тебя там могут ждать.
— После такого-то? — я кивнул на пули.
— Твой враг не успокоится, пока не получит твою голову. Они искали в реке в том месте, где тебя подстрелили, и ниже по течению до третьего порога.
— Где мы сейчас?
— За Уотерфордом. В этом месте я встречаюсь с рекой Барроу. И отсюда совсем недалеко до океана.
Я смотрел на реку, на далекий берег. Здесь она чрезвычайно широко разливалась. Шур, что текла в Клонмеле, казалась ручьем. Чуть правее в темноте прорисовывался железнодорожный мост через вливающуюся в Шур Барроу, а еще дальше, как два тонких рога антилопы, торчали трубы электростанции. Я совершенно не понимал, что мне делать.
— Ты можешь их спасти, — сказала Шур.
— Кого?
— Тех, кто доверился тебе. Тех, кто живет в Клонмеле. Даже Джил.
— Только не ее.
— Тогда твой сон сбудется, хоть и убийца в нем будет другой.
Я помотал головой. Прочел три слова возврата, собрал все пули. Они лежали на ладони, чуть жгли кожу. Я задумчиво смотрел на серые цилиндры, потемневшие, растрескавшиеся. В трещинах осталась запекшаяся кровь. Я стряхнул их обратно на песок. Поежился и вновь обернулся волком.
— Руари. Не сейчас, — прожурчала Шур. — Подумай об остальных.
— Я не могу ждать. Если моя семья погибнет, все остальное утратит смысл.
И побежал в сторону Клонмела.
В ночном Уотерфорде я перебрался по мосту на другой берег Шур, чтобы срезать несколько миль — дальше Шур делала приличную петлю к югу, вдоль которой мне бежать не хотелось. Через три часа я был в Клонмеле.
Я пробрался на Эйр-Хилл, долго смотрел на свой дом издалека. Потом сделал несколько кругов, прежде чем подойти ближе. У входа я заметил несколько замаскированных полицейских детекторов. Знал, что они сработают, когда я буду в десяти футах от них. Но я должен был подойти и понять, что случилось с моей семьей.
Я вышел на дорогу, застыл там, прикидывая, как потом быстрее убраться отсюда. Потом приблизился к двери. Нос уловил знакомые запахи. Я почувствовал ужасную растерянность отца. Он не понимал, что происходит. Рианнон также находилась в смятении и страхе. И лишь мать была в ярости — такой сильной, что она едва не набросилась на того, кто надел на их руки наручники.
Все трое испытали ужасное унижение, словно их арестовывали как преступников. В запахе матери, полном отчаяния, я прочел уверенность в том, что меня больше нет. Это едва не свело ее с ума. Лишь отец смог удержать Лиадан от непоправимого шага. От прочитанных запахов шерсть встала дыбом, а сердце отбивало отчаянную дробь, повторяя многократным эхом их переживания.
— Руари! — неожиданно окликнули меня.
От голоса, обладатель которого тут тоже оставил свой запах, тело прошил ток. Я обернулся. Было ощущение, что я какой-то миг находился в невесомости, а потом рухнул в черную бездну. Бездну ярости. Ярости, которую, казалось, смыла Шур еще три дня назад. Дверь машины, припаркованной через дом, распахнулась. Из нее вышел Фалви.
Внутри меня словно сработала распрямившаяся пружина. Я оскалился и в два молниеносных прыжка оказался около полицейского. Сержант не успел схватиться за оружие — через секунду Фалви уже лежал на земле, сбитый с ног. В последний миг я все же вцепился ему в плечо, а не в горло. Фалви заорал от боли, из ослабевшей руки выпал револьвер. Мои зубы глубже впились в плоть, дошли до кости. Кровь текла мне в горло, доставляя странное наслаждение, которое смешивалось с болью за мою семью. И от этого у меня совсем сносило крышу. Мне захотелось разорвать полицейского на части и было уже плевать, как меня назовут после этого.
Вновь хлопнула дверь машины. Сквозь туман ярости, застилающий взор, я увидел еще одного человека. Он махал руками, пытаясь успокоить меня, хотя движения его самого были нервными, испуганными, он что-то говорил, но смысла я не улавливал. Наконец до меня дошло, что это Сид. Я выпустил Фалви.
— Тебя тоже порвать? — прорычал я. — За все то, что ты растрепал ему?
— Руари, не надо, — следом за Сидом из машины выбрался О’Шэннон.
— Да тут просто сборище предателей! Хотя вы, Энгус, отличились особенно!
— Я ошибался, Руари.
— Вы ошибались⁈ — у меня вырвался нервный смех, который перешел в вой, почти в плач. — Рассказали ему о метке, притащили настой противооборотнической травы и наверняка ту дрянь, которую он вколол мне и которая меня вырубила!
— Это та же трава, только введенная внутрь, дает такой эффект, — хмуро пояснил Энгус.
— Да-да, чудесно! А сейчас что? Заключили его машину в охранный круг и помогли устроить на меня засаду?
— Руари, ты прекрасно понимаешь, что, если б за тобой охотились, тут была бы совершенно другая засада, — заметил О’Шэннон. — И другие люди.
У моих ног застонал Фалви. Сержант бездумно смотрел в небо и был на грани обморока. Я слизнул с губ кровь, вновь посмотрел на О’Шэннона.
— Что с моей семьей?
— Их увезли в Дублин, в военный департамент Министерства по делам магии, — ответил маг.
— Зачем?
— Они хотят, чтобы ты добровольно сдался.
— Но ведь мою семью это не спасет.
— С ними может случиться что-то похуже, чем смерть… Сержант так сказал.
Я стоял, задумавшись. Ярость испарялась.
— Где Салливан?
— Уехал вчера с остальными Охотниками. Но его семья еще здесь.
Я выругался. Потом прочел три слова возврата, схватил Фалви за здоровое плечо и забросил в машину, на заднее сиденье, где он отключился, сел рядом. О’Шэннон сел за руль. Рядом с ним — Сид.
— Руари, — едва слышно произнес бармен и протянул мне телефон и рюкзак — тот самый, который я у него оставлял месяц назад.
— Смотрю, вы серьезно подготовились к встрече.
Я достал вещи, на минуту вышел из машины, чтобы одеться, потом забрался обратно.
— Едем в госпиталь, — заметил я. — Потом, вероятно, в Дублин.
И набрал номер Патрика Хили. Через пять минут мой знакомый доктор уже обрабатывал раны Фалви в приемном покое. Сержант, пришедший в себя, сидел весь позеленевший. Его мутило от вколотых лекарств и анестезии. Хили зашивал ему раны, нет-нет да и поглядывая в мою сторону. Но я молчал.
— Спасибо, — шепотом поблагодарил Фалви, когда тот в заключение наложил на плечо повязку.
— Надеюсь, что нескоро вас увижу, — заметил доктор. — А то что-то вы зачастили.
— Уж лучше сюда, чем на тот свет, — проворчал полицейский, глянув на меня.
Но я так же молча сдернул сержанта со стула.
— Руари, осторожней! — упрекнул Патрик.
— Изо всех сил стараюсь. Спасибо, мистер Хили.
Я пихнул Фалви к выходу. Еще через пять минут мы ехали по трассе, ведущей в Дублин.
Я дремал. Сквозь сон слышал, как они тихо переговариваются. Как Фалви позвонил Джеку. Через час машина остановилась на заправке. О’Шэннон пошел покупать себе кофе. Сид вышел размять ноги. Мы с сержантом остались в машине одни. Всю дорогу он сидел, забившись в угол как можно дальше от меня.