мого утра, – тут же ответила она. Все вокруг действительно напоминало Нетландию.
– Проклятье, неужели я так похож на Питера Пэна?
Мэдди засмеялась.
– Пропащие мальчишки выдают тебя с головой.
Джейми принялся разглядывать свои руки.
– С тех пор, как мы все разлетелись из дома, мама, как миссис Дарлинг, держит окна наших спален открытыми на тот случай, если нас сюда занесет, когда она будет в отлучке. – Он налил Мэдди чашку кофе. – Но мое окно в данный момент закрыто. Я сейчас не летаю.
Он сказал это без горечи.
Мэдди спросила у него то, о чем хотела спросить с самой первой встречи, но тогда не набралась храбрости:
– Как тебе вообще удалось спасти руки?
– Да пальцы в рот совал, – с готовностью ответил Джейми, – и примерно каждые полминуты менял руки. Больше трех пальцев за один раз не влезало, и я решил сосредоточиться на тех, без которых будет особенно неудобно. Старшие братья и младшая сестра дружно стали дразнить меня Поббл без пальцев на ногах, знаешь, как в том ужасно глупом стишке Эдварда Лира. – Он глотнул кофе. – Может, я не только руки спас, когда на чем-то сосредоточился. Навигатор вместе со мной в воду упал и сдался уже где-то через час. Ладно, забудем. Не хочу об этом думать.
– Ты вернешься?
Джейми немного поколебался, но когда заговорил, в его голосе звучала целеустремленность, как будто он преисполнился решимости справиться с особенно сложной задачкой:
– Врач сказал, что на бомбардировщик меня могут и не взять. Но… у тебя же в ВСВТ есть однорукий приятель-летчик? Думаю, туда меня тоже возьмут. «Все Самолеты Всегда Тормозят», про вас ведь так говорят?
– Это не про меня, – возразила Мэдди. – Про меня будет: «Вечно Страшусь, Вечно Трушу».
Джейми рассмеялся:
– Ты – и вдруг трусишь! Не поверю.
– Не люблю пальбу, – призналась Мэдди. – Однажды меня подстрелят в воздухе, и я сгорю просто потому, что мне будет слишком страшно вести самолет.
На этот раз Джейми смеяться не стал.
– Наверное, тебе пришлось нелегко, – тихо сказала Мэдди. – Ты вообще летал… после этого?
Он покачал головой.
– Но я могу.
Судя по тому, каким Джейми был в тот вечер, Мэдди решила, что он, пожалуй, действительно может.
– Сколько часов ты налетал?
– Сотни. И больше половины ночью. В основном на «бленхеймах» – во время всех боевых заданий.
– А учился на чем? – спросила Мэдди.
– На «энсонах», в самом начале – на «лизандерах».
Джейми пристально смотрел на нее поверх своей чашки кофе, будто Мэдди проводила собеседование и сейчас должен был прозвучать ответ, берут ли его на работу. Хотя, конечно, ее все это вообще не касалось и никакой власти у нее не было. Но, понимаете, она сама очень часто сажала «лизандеры» на том странном аэродроме спецподразделения Королевских ВВС и даже как-то провела ночь в уединенном, увитом плющом коттедже Лунной эскадрильи, что прятался в лесочке на краю обычного аэродрома (другого места для нее не нашлось, и были приняты строгие меры, чтобы она ни с кем там не встретилась). Мэдди имела некоторое представление, как трудно подбирать пилотов для этой особой эскадрильи. От них требовали сотен часов ночных полетов и совершенного знания французского. Причем брали туда только добровольцев, но из-за секретности вести активную агитацию среди летчиков не удавалось.
У Мэдди есть правило насчет оказания услуг, которое она называет принципом попутки до аэродрома. Правило очень простое: если кому-то надо добраться на аэродром, а ты можешь подбросить его туда на «энсоне», мотоцикле, пони или на закорках, значит, следует обязательно это сделать. Потому что однажды тебе тоже может понадобиться такая помощь и тебя подвезет уже другой человек, так что услуга будет передана дальше, а не возвращена.
Сейчас, разговаривая с Джейми, Мэдди думала обо всех тех мелочах, которые сделала для нее Димпна Уайтеншоу, о словечках, которые та за нее замолвила. Они ничего не стоили Димпне, но изменили жизнь Мэдди. Она знала, что никогда не сможет отплатить своему первому инструктору тем же, зато теперь у нее есть шанс воспользоваться принципом попутки и помочь другому человеку.
– Спроси своего командира про спецподразделение, – посоветовала она Джейми. – Думаю, велик шанс, что тебя туда возьмут.
– Спецподразделение? – повторил Джейми, в точности как Мэдди повторила реплику Тео Лайонс несколько месяцев назад.
– Они отправляются на самые секретные миссии, – пояснила Мэдди. – Короткие вылеты, ночные посадки. «Лизандеры», а иногда «хадсоны». Эскадрилья небольшая. Попросись туда добровольцем, а если потребуются рекомендации, пусть спросят у… – и она назвала Джейми псевдоним офицера разведки, который меня завербовал.
Возможно, это был самый дерзкий поступок, который она совершила за всю жизнь. Мэдди могла лишь догадываться, кем был этот человек. Но она запомнила его фамилию – или, вернее, фамилию, которой он назвался, когда покупал ей виски в «Зеленом человеке», – и не раз видела его на секретном аэродроме (а он-то считал себя таким хитрецом!). Там постоянно бывали странные люди в гражданской одежде, но Мэдди нечасто их видела, а потом появился этот, в очках, которого она узнала, и такое необычное совпадение не шло у нее из головы.
(Проклятый хитроумный английский разведчик с его играми в бога.)
Джейми повторил псевдоним, чтобы хорошенько запомнить, и подался вперед, желая получше вглядеться в Мэдди в свете пламени за решеткой библиотечного камина.
– Где, черт возьми, ты взяла такую информацию?
– «Неосторожные слова могут стоить жизней», – сурово ответила Мэдди, и Поббл без пальцев на ногах засмеялся, потому что точно так же говорила его младшая сестра. В смысле, самая младшая в семье. (В смысле, я.)
Как бы мне хотелось просидеть с ними в библиотеке всю ту ночь! Позже Мэдди уснула в моей кровати (мама всегда держала наши кровати застеленными – мало ли что). С открытым окном было холодно, но, подобно моей маме и миссис Дарлинг, Мэдди не стала его закрывать, просто на всякий случай. Было бы здорово написать про свою спальню, но сегодня я должна закончить пораньше, чтобы фон Линден подготовил меня к завтрашнему интервью для радио. Да и в любом случае моя спальня в замке по адресу Крейг-Касл, Касл-Крейг, не имеет к войне никакого отношения.
Гадское интервью для радио. Ложь, сплошная ложь, проклятая ложь.
Ормэ, 20.XI.43, Дж. Б.-С.
Предполагается, что сейчас я делаю заметки о вчерашнем интервью для радио – в качестве своего рода подстраховки на случай, если фактическая передача окажется не такой, как помнится ф. Л. Я бы все равно написала об этом, но, хоть режьте, когда же я закончу свой великий трактат о предательстве?
Мои тюремщики на самом деле очень постарались придать мне презентабельный вид, будто я вновь стала дебютанткой, которую должны представить королю Англии. Было решено (не мной), что в своем любимом пуловере я выгляжу слишком худой и бледной, к тому же он имел довольно потрепанный вид, поэтому мою блузку постирали и отгладили, а еще на время вернули мне мой серый шелковый шарфик. Я поразилась, увидев его: думала, он давно подшит к делу и шифровальщики до сих пор ищут в его узоре огурцами очередной нераскрытый ключ к какому-нибудь шифру.
Мне дали возможность зачесать волосы наверх, но долго не могли сообразить, чем зафиксировать прическу, потому что никто не дал бы мне шпильки или заколки. В конце концов я получила разрешение подколоть волосы коротенькими карандашами. Боже мой, ну что за мелочность! Кроме того, мне дали возможность причесаться самостоятельно, потому что: а) Энгель так и не сумела закрепить карандаши в волосах и б) не смогла бы их замаскировать так же хорошо, как я. Потом мне битый час отмачивали в керосине кончики пальцев (даже не подозревала, что у него столько применений!), однако избавиться от чернильных пятен под ногтями так и не удалось. Что ж, по-моему, это только придает правдоподобия истории о том, что я здесь якобы занимаюсь стенографией. После этого у рук появился отчетливый керосиновый душок, и мне разрешили целиком натереться кусочком замечательного мягкого американского мыла, которое прямо-таки плавало в тазике, если его отпустить. Откуда, скажите на милость, оно взялось? (Очевидный ответ «из Америки», разумеется, ничего не проясняет.) Мыло напоминало гостиничное, но на обертке была английская надпись, а значит, его взяли не в этом отеле.
«CdM», le Château des Mystères[22].
Энгель обработала мне ногти. Самостоятельно заняться этим мне не разрешили, чтобы я не пырнула кого-нибудь пилочкой. Мисс Э. старалась делать маникюр с максимальной жестокостью (обошлось без крови, хотя ей удалось довести меня до слез), но в остальном результат получился идеальный. Не сомневаюсь, что под личиной Teutonic Mädchen[23], которую она носит на службе, скрывается хорошее чувство стиля.
Меня усадили за мозаичный столик и дали обработать несколько безобидных фиктивных документов: нужно было найти оптимальные стыковочные маршруты для французских поездов и автобусов, а потом перевести весь список на немецкий. Когда привели даму с радио, я с неестественной улыбкой поднялась и прошла по старинному персидскому ковру, чтобы с ней поздороваться. Казалось, я играю роль секретарши в пьесе «Алиби» по роману Агаты Кристи.
– Джорджия Пенн, – представилась радиоведущая, протягивая мне руку.
Она примерно на фут выше меня, при ходьбе хромает и опирается на палку. По возрасту ближе к фон Линдену, крупная, громкая, дружелюбная – типичная американка. Когда она работала иностранным корреспондентом в Испании во время Гражданской войны, республиканцы обошлись с ней ну очень дурно, и в результате у нее возникли профашистские наклонности. Обычно она живет в Париже и делает программу под названием «Нет места лучше дома»: джазовые мелодии, рецепты пирогов и навевающие уныние намеки, что, если ты болтаешься на военном судне в Средиземном море, твоя девушка в Штатах, скорее всего, тебе изменяет. Подобная чепуха транслируется снова и снова, чтобы вызвать у американских солдат тоску по дому. Похоже, янки станут слушать что угодно, если разбавить вещание приличной музыкой. А Би-би-си для них чересчур серьезная станция.