Чемоданчик опустел, как и душа продавца шестеренок. Или в последней все же еще что-то было? Немного грела мысль о том, что у него, по крайней мере, теперь есть ёлочка. Что ж, забегая вперед, стоит отметить, что скоро душе мистера Клокворка придется опустеть полностью…
***
«Тио-Тио. Лавка игрушек миссис Фрункель для хорошо воспитанных детей» на углу Хартвью и Флеппин была одним из любимых мест Бикни в городе еще с детства.
Он ни разу не бывал внутри, но большие освещенные газовым светом витрины никогда не могли оставить его равнодушным. Даже вывеска, каждая буква которой была выкрашена в собственный цвет, будто с самого порога рассказывала о чем-то сказочном, игрушечном и добром.
Миссис Фрункель, владелица, была весьма строгой дамой и могла с ходу понять, хорошо ли вел себя стоящий у ее витрины и пускающий слюни на ее игрушки ребенок. Что касается Бикни, то он никогда себя хорошо не вел и даже не пытался, ведь, в его понимании, ничего бы не изменилось, стань он послушненьким и воспитанным – вряд ли кто-то купил бы беспризорному мальчишке заводной паровоз или крошечный дирижабль. Бикни часто приходил к лавке и просто глядел на игрушки, выставленные в окнах-витринах, пока разъяренная миссис Фрункель с подвитой прической и в полосатом фартуке не выскакивала из дверей и не прогоняла его.
Но сейчас так не выйдет. Он уже не ребенок, у него есть задание Артура, и он не может его подвести, ведь…
Бикни вспомнилось взбудораженное лицо друга, и ему стало грустно. Артуру праздник нужен был как никому другому. Артур хороший человек, а хороших людей жизнь пинает чаще и больнее. Бикни чувствовал, что сейчас Артур очень близко подошел к той грани, после которой отчаиваешься раз и навсегда, после которой вся вера в хорошее из тебя исчезает, и остаются лишь злоба да обреченность. Нельзя допустить, чтобы это произошло и с Артуром – он ведь такой… непреклонно-раздражающе-оптимистичный.
Многие в Саквояжном районе считали Артура наивным дурачком, но он был таким добрым и жизнерадостным, что к нему никогда не цеплялись ни громилы из уличных банд, ни даже флики, а что уж говорить о Гуне – констебль никогда в этом не признается, но он явно уважал Артура, искренне завидуя силе его духа и выдержке, с которыми продавец шестеренок преодолевал кочки да выбоины, которые подкладывала ему жизнь…
Приятели решили разделиться. Артур отправился добывать праздничное дерево, а Бикни взял на себя поиск украшений для него: игрушки, блестки… и что там еще на них вешают (Бикни точно не знал, ведь у него никогда не было ёлки). Разумеется, первой в его голове появилась мысль посетить «Тио-Тио. Лавку игрушек миссис Фрункель для хорошо воспитанных детей».
И вот он стоит перед ней. Подбадривает себя. Еще немного, и он впервые поднимется по этим трем ступенькам, толкнет дверь и под веселый перезвон колокольчика войдет в мир своих детских грез. И никто не посмеет ему ничего сказать. Никто не посмеет его вышвырнуть. Почему? Да потому что он взрослый. Пусть только попробуют и…
– Что я тебе говорила?! – Разъяренная женщина в полосатом переднике выбежала из распахнувшейся двери на площадку лесенки. Она погрозила Бикни кулаком. – Тебе здесь нечего делать! Никаких игрушек без денег!
Толпившиеся у окон лавки дети обернулись и уставились на Бикни, после чего едва ли не весь перекресток разразился злым и безжалостным смехом.
Бедняге Бикни не осталось иного выхода, кроме как поскорее ретироваться. Смех подгонял его, а душу жгли отчаяние и обида. И где-то там, в его преисполненной злости голове, зародилась мелкая и гнусная, как торчащий из земли и присыпанный снегом гвоздь, идея: ему не нужно искать игрушки в лавках – все, что ему нужно – это отыскать уже украшенную ёлку и стащить все игрушки прямо с нее…
***
Мистер Клокворк шел по переулку и любовался своей ёлочкой.
Настроение продавца шестеренок постепенно улучшилось. И хоть мистер Макфи провел его, но, несмотря ни на что, дело было сделано – какой смысл предаваться унынию, если в итоге он получил то, что хотел. Артур знал: уныние – это то, что делает плохое во стократ хуже. Поэтому он прогнал уныние, будто смел его метлой.
К слову, о метле.
– Добрый день, мистер Тоббс!
Квартал Странные Окна находится неподалеку от лечебницы для душевнобольных – быть может, поэтому он и получил свое название. С одной стороны на него глядели завешанные старыми занавесками окна «Меблированных комнат Брюска», а с другой его подпирала мрачная стена биржи Фоггвилла.
Здесь всегда можно было встретить мистера Тоббса, старого дворника и весьма душевного человека. Мистер Тоббс обитал в толстой афишной тумбе, стоявшей на углу, и лично знал всех, кто живет поблизости. Дни напролет он мел переулок, чистил ржавые вещатели на столбах, а вечером взбирался по приставной лесенке на столбы и зажигал фонари. Мистер Тоббс был из тех, кто знает множество историй и всегда не прочь ими поделиться, а по мнению Бикни, он был еще и из тех, кто тоже не заслуживает праздника.
Глядя на потрепанный бушлат дворника, на его латаный передник и всклокоченную седую бороду, становилось очевидно, что денег у него не водилось. Почти все свое жалованье дворник тратил на уголь для печурки в афишной тумбе да на леденцы для уличных детей: мистер Тоббс являл собой живой отголосок тех времен, когда быть добрым и щедрым в Габене не считалось зазорным…
На приветствие мистер Тоббс поднял голову в потертой вельветовой кепке и, облокотившись на метлу, улыбнулся мистеру Клокворку.
– О, Артур! С наступающим праздничком!
– И вас, мистер Тоббс.
– Какая красивая ёлка! – отметил дворник.
– О, благодарю. Как Джимми?
– Надеюсь, хорошо. Я вот скопил ему на открыточку к празднику. Сам раскрасил.
Достав из кармана завернутую в платок открытку, дворник бережно развернул ее и показал мистеру Клокворку. На картонке был изображен дирижабль, везущий наряженные ёлки. Дешевая открытка, дешевые краски… Было видно, что мистер Тоббс очень старался не вылезти за линии, но кое-где ему это не удалось. На обороте стояло поздравление: «С праздником, Джимми!» И подпись: «Дедушка».
Дочь мистера Тоббса, Мэри, стыдилась отца и не подпускала его к сыну. Выйдя замуж за счетовода из «Коттон и Ломм», она и вовсе сделала вид, будто не знает старика, и мистеру Тоббсу осталось лишь изредка наблюдать за внуком через окно, пока Мэри не задергивала занавески. Мистер Клокворк догадывался, что и открытки от деда она Джимми не передает, но мистер Тоббс, как бы то ни было, не отчаивался.
– Очень хорошая открытка, мистер Тоббс, – сказал продавец шестеренок.
– Ты еще не домой, Артур?
– Да вот думаю зайти к мистеру Дилейни на Бремроук и Харт, вдруг у него что-нибудь для меня найдется.
Упомянутый мистер Дилейни работал помощником управляющего в лавке-мастерской «Механикум», в которой каждый желающий мог приобрести пневмоуборщик, кофейно-чайный варитель, самонагревательный утюг или часовую печь, которая, если верить рекламным афишам, ни за что не позволит вашему омлету подгореть. Временами у него скапливались целые ящики сломанных шестеренок, пружин, анкеров и цепей, которые он отдавал мистеру Клокворку – порой среди десятков сломанных зубчатых колес случайно отыскивалось целенькое. Это было взаимовыгодное сотрудничество, ведь по сути продавец шестеренок избавлял мистера Дилейни от необходимости заказывать Железный фургон и за плату отвозить ненужный хлам на свалку.
– Неужто все распродал? – уважительно поинтересовался тем временем дворник.
– Где там! Обменял на ёлку! Мистер Тоббс, пойду я, пока «Механикум» открыт – праздник ведь: короткий день.
– Это уж точно. – Мистер Тоббс пожал плечами. – Надо бы зажечь фонари…
Артур Клокворк попрощался с дворником и пошел дальше, в сторону Меммоуз, за которой уже была и Бремроук.
На улице постепенно темнело, и окна загорались одно за другим. Аэростатов в небе, судя по ползущим над головой фонарям, не убавилось, но небесное движение обрело заметную невооруженным взглядом нервозность – все торопились поскорее попасть домой. Снег, шедший весь день, к вечеру усилился…
Разумеется, хотелось бы сказать, что у мистера Клокворка все сложилось хорошо, и сперва в мастерскую, а после и домой он попал без приключений. Но это было не так…
Что-то вдруг попало в туфлю мистера Клокворка. Это «что-то» начало колоть пятку – назойливо и беспощадно.
Продавец шестеренок уселся прямо на заснеженный тротуар и, поставив рядом чемоданчик и ёлочку, снял башмак и вытащил из носка ёлочную иголку. Мистер Клокворк принялся вертеть иголку в пальцах, рассматривая ее недовольно и подозрительно: видимо, она попала в туфлю, когда он отирался у ёлок мистера Макфи.
Тут раздался скрип педалей и шуршание колеса по снегу. Кто-то со смехом пронесся мимо. Мистер Клокворк повернул голову и увидел худосочного мистера в огромных штурманских очках – тот быстро уезжал прочь на моноцикле, сжимая в руках точно такую же ёлочку, какую добыл и мистер Клокворк. При этом тип на моноцикле злорадно оглядывался через плечо и хихикал.
До Артура Клокворка вдруг дошло: ёлочка колесуна была не такой же! Это была его, Артура, ёлочка!
– Стой! Вернись! – Вскочив на ноги, мистер Клокворк бросился в погоню за вором, но бежать по снегу в одной туфле было не слишком-то удобно, и он остановился.
Артур Клокворк с отчаянием глядел вслед ёлочному похитителю, пока тот не скрылся за углом.
Мимо шли люди, и никому не было дела до трагедии нелепого продавца шестеренок, стоявшего на снегу в одной туфле.
Вот так мистер Клокворк лишился и шестеренок, и ёлки.
***
День накануне Нового года – это время чудес и странных, наполненных чудачествами происшествий. Люди, места и события связываются между собой крепкой нитью, они переплетаются и смешиваются в том, что еще вчера справедливо показалось бы невероятным стечением обстоятельств. Впрочем, это вчера. Но уже сегодня, в считанные часы перед Новым годом, в эту историю влезли: судьба? хитрый и игривый дух праздника? или пальцы ловкого кукловода, искусного настолько, что о самом его существовании никто не догадывается?..