— Вот же черт… — повторил журналист уже спокойнее. Если они видели оба материала, то вряд ли примут его с распростертыми объятьями. А если только один, приятный для них? А если вообще не видели… впрочем, нет, вряд ли. Для них стать героями сюжета — событие. Не пропустят ни за что.
Джосандр плюнул и решил все равно начать с этих бедняков. В конце концов, не все ли равно? Надо договариваться, а там будет видно. Не получится, тогда и к другим можно сходить.
Следующий час журналист посвятил тщательному изучению репортажей и подготовке к переселению в центр города. Из сюжетов стало ясно, что тащить с собой все необходимое, вплоть до кровати, не нужно. Как ни странно, но обстановка в жилищах бедноты оказалась лучше той, что он себе представлял. Достаточно было взять предметы личной гигиены и запасную одежду.
— Надо же, — пробормотал Джосандр, прокручивая в голове кадры последнего материала. — Не такие уж они и бедные… ну-ка, ну-ка!..
Торопливо вернувшись в виртуальный кабинет, журналист нашел заинтересовавший его отрывок репортажа.
Люди в кадре почти все время выглядели озабоченными, во взглядах читалась тревога за завтрашний день. Но на один краткий миг перед тем, как камера окончательно отвернулась от отца семьи бедняков, в его глазах вдруг вспыхнули насмешливые искорки, а по губам скользнула странная улыбка.
Джосандр напрягся, уловив, как где-то в душе едва заметно дрогнувшая струна породила смутное предчувствие тайны.
«Вот как? Словно это не он бедняк, а мы. Ну, посмотрим, посмотрим».
Завершив приготовления, журналист взглянул на коммуникатор. Тридцать две первого. Что ж, перекусить — и в путь!
Уже забираясь в «Летуна», он вспомнил про Юлиоль с Мишалкой. Стоило бы их предупредить, чтобы не ждали к ужину… и завтраку, и так далее.
«Вот обустроюсь у бедняков, тогда и расскажу, — решил он после недолгих раздумий. — А то, может, еще и не получится ничего — не пустят к себе и все».
Впрочем, журналист тут же постарался отогнать от себя эти мысли. Такой шанс в карьере выпадает нечасто, и надо быть полным дураком, чтобы не вылезти из кожи вон ради успеха.
Полет был недолгим. Аппарат мягко приземлился у порядком обветшалой кремлевской стены, и Джосандр вышел наружу. Жилища бедняков — уродливо-безликие небоскребы — обступали бывшую крепость, нависая над ней тысячами тонн металла и стекла.
Власть, многие века обитавшая в центре Москвы, однажды оставила его. Ее органы довольно равномерно рассредоточились по окраинам, благо прогресс сделал ненужными регулярные встречи и совещания лицом к лицу. Только тогда люди, привыкшие считать окрестности Кремля землей обетованной, разглядели, что она почти непригодна для жизни.
В небоскребах, некогда ставших последним свидетельством безумия, охватившего город: «Лучшие квартиры с чудесным видом на Кремль! Спешите, квадратные метры улетают быстрее птиц!» — теперь ютились только бедняки, которые были не в силах позволить себе иное жилье. Все остальные вслед за правительством переселились поближе к границам Москвы.
«Хоть и тесно у них, а обстановка все же неплохая», — снова подумалось Джосандру, пока он шагал к одному из небоскребов.
Впрочем, журналист тут же объяснил себе это тем, что высотки изначально были элитным жильем. Бедняки просто получили его в наследство от прежних хозяев. Кое-кто, видимо, оказался бережлив и сумел сохранить обстановку.
— Здравствуйте! — сказал Джосандр черному глазку камеры, вмонтированному в прут кованой ограды, окружавшей нужный ему дом. Еще один анахронизм. Во всем остальном городе давно уже пользовались Хранителями Дома, которые сами распознавали гостей, избавляя хозяев от лишних хлопот: кого надо — встретят и проводят, прочим — откажут, а если что, то и жандармерию вызовут. — Мы с вами встречались совсем недавно. Накануне, если быть точным. Я…
— Мы смотрели ваши репортажи. Оба, — раздавшийся в ответ мужской баритон изобиловал ироничными нотками. Обладатель голоса помолчал немного, видимо, наблюдая за сменой выражений на лице Джосандра, затем весело хмыкнул и продолжил: — Чем обязаны новому визиту светила московской журналистики? Неужели есть еще и третья сторона, которой тоже нужен свой репортаж?
Джосандр скрипнул зубами, от всего сердца отправив в адрес главреда серию замысловатых ругательств. Легко ему там идеи подавать! Впрочем, журналист тут же взял себя в руки. Как ни крути, но этот фильм — его шанс. Лучший шанс, и именно потому он здесь. Собственно, а на какой вообще прием приходилось рассчитывать? В том, что бедняки смогли посмотреть оба сюжета, не было ничего удивительного. У них ведь нет блоков восприятия, которые отсекли бы неприятный для хозяев материал.
— Нет, третьей стороны нет, — усилием воли вернув на лицо улыбку, произнес Джосандр. И тут же выпалил заготовку, которая пришла ему в голову за время полета к центру города: — Но я понял, что уделил слишком мало времени вашей проблеме. И…
— Проблеме?
— Ну да, э-э-э… вашей бедности.
— Ах, бедности. Да-да, конечно, это проблема. Итак?
Джосандр помолчал пару секунд, заново собираясь с мыслями.
— Я хочу получше изучить все детали. Ну, вы понимаете, в любой проблеме есть тонкости. Вот я хочу в них разобраться как следует. А когда мне все станет понятно, я сделаю фильм. В нем будет отражена и ваша позиция.
Говоря последние слова, он уже слышал в воображении ответ и готовился парировать язвительное замечание о втором фильме.
— Фи-ильм, — протянул собеседник. — Нет, это, конечно, похвально, что вы готовы потратить столько времени… вопрос в том, готовы ли мы вам его предоставить. Есть ли смысл?
— Конечно, смысл есть! — Решив, что бедняк уже почти готов сдаться, Джосандр бросился в атаку. — Насколько я помню, фильмов о… о вас не снимали. Вообще никогда! А значит, москвичи просто плохо знают, что у вас происходит. Фильм расскажет им, и я уверен, что общество захочет помочь вам! Среди нас полно отзывчивых, готовых к сопереживанию людей. Ведь неправильно, когда есть бедность.
Произнося всю эту высокопарную чушь, Джосандр и сам на какой-то миг поверил в нее. Замолчав, проанализировал свое выступление и мысленно поаплодировал: только так и надо было делать, чтобы придать словам больше убедительности.
— Вот именно, насколько вы помните. — Бедняк, видимо, снова улыбался. — Впрочем, ладно. Попытка не пытка. Допустим, мы захотим вам помочь. О чем вы тогда нас попросите?
Джосандр, внутренне возликовав, постарался не показать этого: к чему беднякам знать, как ему важно их согласие? Не хватало еще нарваться на дополнительные условия. Или, чего доброго, на отказ: эти люди подозрительны и могут в любой момент изменить свое решение, если сочтут, что их водят за нос.
— Разрешить мне пожить с вами какое-то время… о, не очень долго. Неделю, может, две. Зависит от того, как будет набираться материал.
Джосандр затаил дыхание в ожидании ответа. И вдруг с удивлением осознал: отказ принесет ему не только досаду, но и малую толику радости. Ведь тогда журналист сможет вернуться вечером домой, к Юлиоли с Мишалкой.
— Ваши аппетиты растут с завидной скоростью, — откликнулся наконец хозяин квартиры. — Вы сами как думаете, это нормально — вот так взять, свалиться с ясного неба и попроситься на постой? Я, знаете ли, не могу сказать, что этот вариант кажется мне… одну секунду, пожалуйста.
На заднем фоне раздался женский голос.
— Ты думаешь? Послушай, Наташ, ведь пробовали уже, и не только мы. Помнишь, что потом…
Звук пропал. Джосандр скривился — бедняк выключил переговорное устройство, и чутье подсказывало журналисту, что произошло это на самом интересном месте.
«Ничего, мне главное — внутрь попасть. А там пусть прячут и прячутся. Искать-то я давно наловчился… да, тут уж я своего не упущу… и записи с мемокамеры помогут, если вдруг что пропущу… что же они все молчат?»
Журналист сжал кулаки.
— Джосандр? — ожил динамик. — Заходите. Посмотрим, что из этого получится.
Тихо загудел сервомотор, открывая калитку.
Пройдя по дорожке, ведущей к башне мимо детской площадки, журналист оказался у входа в подъезд.
«Жить в такой громадине… брр! — Джосандра передернуло, когда он представил, что одна из этих квартир — его и Юлиоли с Мишалкой, а другого жилья попросту нет. — Да ни за что!.. эти бы две недели продержаться».
Поднявшись на нужный этаж, журналист скорей выскочил из лифта, негодуя по поводу устаревших окон небоскреба. Будь они современными, ему не пришлось бы запирать себя в этой коробке, висящей над пропастью на ненадежных тросах!
— Добро пожаловать. — Хозяин, наблюдавший за гостем с порога квартиры, отвесил изящный полупоклон. — Как говорится, чем богаты, тем и рады.
Джосандр прошел внутрь. Его взгляду предстал большой холл, по которому весело раскатывал на электротрицикле сын бедняка.
Гость попытался отыскать в памяти имя малыша, но тщетно: видимо, стер как не имеющую значения деталь.
— Лев, — сказал хозяин дома, запирая входную дверь.
— Где лев?
— Мой сын — Лев.
Ничего не понимающий Джосандр замер, не зная, как реагировать на слова бедняка. Потом с подозрением взглянул на него. Может, за эти дни мужчина успел сойти с ума? Жизнь-то у него тяжелая… или он всегда был таким, просто в первый раз удалось притвориться нормальным?
— Моего сына зовут Львом. Имя такое. Вы, конечно же, не помните, понимаю.
Журналист скривился. Нет, ну надо же: взять и назвать человека животным! Хищным зверем! Этот человек точно псих.
Усилием воли Джосандр загнал досаду обратно внутрь. Нет уж! Потерять все одним махом только из-за того, что некоторые идиоты называют своих детей не пойми как? Это не про него.
— А я — Николай.
Гость кивнул: это имя он помнил, как и имя жены бедняка — Наталья. Ну, хоть не Медведь с Лошадью. Хотя все равно не намного лучше Льва.
— Кстати, еще тогда хотел спросить: а от каких имен образовано ваше, Джосандр? Ну, вторая часть, скорее всего, от Александра. А первая? Джордж? Джошуа?