– Вопросов нет.
– Ривейро, мы с тобой поедем в Кинту-дель-Амо. Если Карлос Грин еще не спит, поговорим с ним про книгу. А потом снова наведаемся в библиотеку.
– Ясно, – кивнул Ривейро. – Нам еще нужен список членов клуба – тех, кто присутствовал на обсуждении “Десяти негритят”.
Почему я порвал с ней, да еще таким абсурдным способом? Иногда я находил утешение в мысли, что то была обычная интрижка, какие часто случаются в юном возрасте. Какой смысл переживать? Солнце как вставало, так и будет вставать каждое утро.
Любопытно: воспоминания неподвижны, прошлое неизменно, но события будущего могут отбрасывать на него тень. За ту неделю я отчетливо это осознал. Тот растерянный подростковый поцелуй, который случился девять лет назад, уже нам не принадлежал. Своими собственными руками я уничтожил шансы на более полное, эмоциональное воссоединение. После того, как я по пьяни переспал с Рут, дороги назад уже не было.
[…]
Рут была замечательной девушкой. Веселая, открытая чувствам и жизни. По-своему даже ответственная. Она всегда обещала прийти на очередную вечеринку, но если в тот день надо было готовиться к занятиям, то она не выходила из дома, не закончив все дела. По крайней мере, именно такое впечатление она произвела на меня, когда наутро после мы гуляли по Ракушечному пляжу и болтали.
– Я не понимаю, чего ты такой несчастный. Брось, ничего такого мы не сделали! Или у тебя в Лос-Анджелесе девушка?
– Да нет.
– Ну и чего ты такой грустный?
– Похмелье. Я вообще ничего не помню, а ты?
Она весело рассмеялась.
– Я-то все помню! Не переживай, ты надел презерватив, под венец я тебя силком не потащу.
– Так у меня с собой не было…
– Зато у меня было, – лукаво подсказала она. – Послушай, между вами с Леной ведь ничего серьезного? Она вчера ушла совсем рано, а утром я ее еще не видела.
– Нет, между мной и Леной ничего нет, – еле выдавил я.
– Вот и славно. Могу я тебя попросить об одолжении?
– Все что угодно.
– Если будешь с Начо разговаривать, не распространяйся про нас с тобой. Он и так в курсе, но…
– Да я ни за что…
– Ты такой же, как все, рано или поздно точно так же начнешь хвастаться успехами.
– Только не говори мне, что вы встречаетесь!
– Раньше встречались. Сейчас уже нет, но мне проблемы не нужны.
Выходило, что с какой стороны ни посмотри, именно с Рут мне нельзя было связываться ни в коем случае! Вот только мне-то, казалось бы, какая разница? Ну встречалась она раньше с Начо, и что? А Лена? Она что, моя девушка? Я даже не был в нее влюблен, я просто ностальгировал по юности. А Рут была очаровательной красавицей, и такой победой я на годы вперед обеспечил бы себе повод для бахвальства перед друзьями. Правда, от этого секса на пляже в моей памяти ровным счетом ничего не осталось. Подозреваю, что я по своему обыкновению просто не захотел упускать возможность. Я и в море делал ровно то же самое, крал чужие волны.
Мысли и чувства, словно удары хлыста, истязали мой разум. Я помнил, как до изнеможения целовал и кусал чью-то грудь, как раздевал женщину с восхитительной фигурой, как поторопился войти в нее, по-юношески страстно и неуклюже. Но если бы я наутро не проснулся и не увидел ее в своих объятиях, я бы и не знал, что это была Рут, хотя в моей памяти вспыхивали обрывистые кадры того, как Рут смотрит на меня, как просит меня не останавливаться, как с каждым движением усиливается наслаждение и ярость.
Бурный и мимолетный летний роман, и все. Какая разница?
[…]
До отъезда из Кинты-дель-Амо оставалось три дня. В тот год я на удивление быстро акклиматизировался, к тому же повезло с погодой, почти все время было жарко и солнечно. По вечерам я больше ни с кем не встречался и не гулял, сопровождал бабушку в коротких поездках по округе да ловил волны на Пляже безумцев. Ходил я туда очень рано, чтобы ни с кем не пересекаться. В последний вечер в “Патапало” я увидел Начо, он держался отстраненно. Сёрферы ревностно охраняют свою территорию не только в спортивном смысле.
В то утро я припозднился и, к своему удивлению, обнаружил на пляже Лену.
– Привет, – поздоровался я, и она улыбнулась самой фальшивой улыбкой, какую мне приходилось видеть. – Как ты рано.
– Сегодня суббота, мне на работу не нужно. – Опять она тыкала мне в лицо тем, что вынуждена зарабатывать себе на жизнь. Я что, виноват, что богат? Мне что, тренироваться не надо?
– Ты одна?
– Нет, я пришла с воображаемыми друзьями, смотри, целая толпа.
Я проигнорировал сарказм.
– Мы так и не поговорили с той ночи в “Патапало”, а мне через два дня уезжать.
– Счастливого пути. – Она снова улыбнулась и уставилась в книгу, раскрытую у нее на коленях.
– Ты злишься?
– Я? С какой стати?
Удивление не было наигранным, но я знал, точно знал, что в этот момент она мысленно ругала меня последними словами.
– Ни с какой, просто я скоро уеду. Жаль, что так больше и не увиделись.
– За меня не переживай, да и у тебя все вроде бы неплохо сложилось.
Неужели мы и правда докатились до этого разговора? Мы не встречались, мы не виделись много лет, откуда эта жгучая ирония, этот гнев?
– Я был пьяный и почти ничего не помню, я…
– Карлос, ты не обязан ничего мне объяснять.
– Я знаю, но ты не хочешь со мной разговаривать…
– Я прямо сейчас с тобой разговариваю. Ладно, брось. – Она посмотрела на море: – Классные сегодня волны, может, даже повезет прокатиться в трубе[21]. Удачи.
Тут она дала мне понять, что наш разговор окончен, снова уставилась в свою книгу и больше на меня не смотрела.
[…]
Море и правда было отличное, для сёрфинга самое то. Трубы – редкость на Пляже безумцев, обычно их можно было поймать в отлив, когда сёрфить опасно. Я торчал в воде уже довольно долго и вдруг увидел, как рядом с Леной сел какой-то парень. Они дважды расцеловались в щеки. Ну и ладно, вот если бы один раз и в губы – это был бы другой разговор. Черт, опять? Какое мне дело до нее? В Калифорнии что, девчонок нет? Лена что, моя собственность? Важный для меня человек? Да нет, конечно. Я ее, может, никогда больше и не увижу.
Потом пришли Рут, Начо и еще куча народу. Многих я не знал. Издалека мне показалось, что Лена и Рут не поздоровались. Я развернулся в сторону моря, хотелось оседлать напоследок еще одну волну, потому что вскоре вся эта орава окажется в воде. К тому же мне не улыбалось столкнуться с Начо – мы оба знали, что я не из тех, кто уступает дорогу и ждет своей очереди.
Я задумал показать всем класс. Я знал, что она следит за мной (ты, Лена, слишком много о себе возомнила!), и потому мне хотелось поймать подходящую волну и прокатиться в трубе. И вот, когда я уже оказался внутри волны, я вдруг почувствовал, как она падает. Гребень со всей яростью обрушился на меня и швырнул вниз, ударив о дно. Все произошло за считаные секунды, я даже не успел сообразить, что случилось. (Лена, тебе так идет этот зеленый купальник, знаешь?)
Я ударился головой о камень, попытался выплыть на поверхность, но руки и ноги отказывались повиноваться, стали словно чужие. Я умел правильно падать, чтобы минимизировать риск травм, но сейчас тело меня не слушалось. (Лена, я говорил тебе, как мне нравится твоя рассеянная манера читать?)
Я потерял сознание и очнулся, лишь когда меня вытащили из воды. Я узнал Хайме. (Откуда он взялся? За те две недели я его ни разу не видел. Я что, умер? Это посмертный бред? Потом я узнал, что Хайме уезжал в отпуск и вернулся как раз этим утром.)
В сознании я пробыл недолго, ровно до тех пор, пока не увидел открытый перелом. На правой ноге были сломаны голень и бедро, я с ужасом смотрел на разорванную плоть. Уже потом мне рассказали, что это Лена заметила, что я слишком долго не выхожу из моря, это она сбегала за Хайме и позвала на помощь других сёрферов, и ее быстрая реакция, вероятно, спасла мне жизнь. Но множественными переломами правой ноги я не отделался. Были повреждены три позвонка в шейном отделе.
Почему это случилось именно со мной, с опытным сёрфером? Волна не была такой уж сложной, вполне умеренная. Может, из-за недавней попойки я растерял концентрацию? (Лена, на том лежаке должна была быть ты.) Нарушил ли мое чувство равновесия алкоголь, который еще оставался в моем теле? (Не может быть, с той попойки прошло несколько дней.) Упал бы я, если б мне не хотелось покрасоваться перед Леной, поймав эту чертову последнюю волну? Я вел себя как идиот – в море нельзя расслабляться, надо всегда быть начеку.
Меня вертолетом доставили в больницу в Сантандере, и я до сих пор помню перекошенное от испуга лицо бабушки Марты.
Лена приехала навестить меня в больнице. Я не захотел говорить с ней, потому что в тот момент ее ненавидел. Я всех ненавидел. Все были виноваты – в том, что я упал, в том, что со мной случилось, в том, что у меня больше нет будущего.
Потом, в Калифорнии, я долгие месяцы проходил реабилитацию. Мне пришлось терпеть навязчивое внимание матери и бесконечные “я же говорил” отца. Меня накрыла тоска.
Я знал, что снова смогу ходить, заниматься спортом, даже сёрфить смогу, но уже только как любитель. Мое тело оказалось повреждено в слишком важных местах, чтобы вернуться в профессиональный спорт. Возможно, если бы я с большей отдачей подходил к реабилитации, если бы меня поддержали близкие, я бы и попытался… Но и друзья, и родители, глядя на гипс и заключения врачей, лишь похлопывали меня по спине: “Ничего не поделаешь. Всякое бывает. Хорошо еще, что ноги не отнялись! Могло ведь и полностью парализовать”.
После всего этого вернуться в зачарованный дворец дель Амо я смог лишь двадцать лет спустя.
Настал последний день курса во дворце Ла-Магдалена, и слушатели собрались в зале, где когда-то размещались королевские конюшни. Профессор Альваро Мачин появился минута в минуту. Сегодня он выглядел отдохнувшим, морщины на лице словно разгладились. Окинув взглядом аудиторию, он нашел Кристиана и Амелию, которые снова сели вместе. Амелия притащила с собой целую кипу книг, пару пакетов с непонятным содержимым, и еще у ног валялась огромная сумка. Она что-то говорила, а Кристиан лишь