Вот опять эти слова. Она всё продолжает. ЭЭГ то, ультразвук это… Всего не упомнить. Потом она как будто замедляется, как заводная игрушка, которой нужно повернуть ключик, а под конец и вовсе замолкает. Комната погружается в молчание, по ощущениям, на целую вечность. Наконец мама подаёт голос.
– Вы видели что-то подобное раньше, доктор?
Доктор Ниша опускает взгляд, будто ей неловко.
Она вдыхает и ненадолго задерживает дыхание, прежде чем ответить.
– Нет. Лично я не сталкивалась с подобными случаями. Мы предлагаем оставить Себастьяна здесь для наблюдения, и при первой же возможности его осмотрят невролог и сомнолог, чтобы установить точную причину, по которой вашему сыну не удаётся проснуться.
Минуты в бежевой комнате превращаются в ещё один час, пока мы ждём, и у меня есть куча времени, чтобы пялиться в окно на пустую мощёную площадь и на роспись с «Хрониками Нарнии» и пытаться вспомнить всё, что я знаю о Сновидаторах.
Знаю я немного. Но я точно уверен, что это никакая не магия. Это определённо не магия. Как это может быть магией? Магии не существует. Со всеми этими кристаллами, и пирамидками, и батарейками и всем таким прочим это больше походит на науку. Но я раньше никогда не слышал о такой науке.
Может ли что-то быть… одновременно магическим и научным? Как будто то и другое каким-то образом скомбинировали, и из-за этого Себ не может проснуться?
Хуже всего то, что меня предупреждали. Меня предупреждали Сьюзен Тензин и её бабушка, и всё это началось в то самое утро после первого сна наяву, когда я взлетел к потолку пещеры.
Беда в том, что я не слушал.
Четыре недели назад
Глава 17
Первый день седьмого класса. Нет – на этот раз на самом деле, хотя какой-то части моего разума по-прежнему кажется, что я во сне наяву.
До школы идти неблизко, но машины у нас всё равно нет.
Я думаю о большом собакомамонте, писающем на столбы на поле для регби… о Качке Билли, говорящем по-китайски… о пещерном мальчике Коби с его странным мультяшным телом… о том, как я взлетел к потолку… о Катберте, появляющемся у меня под партой…
Но в основном я думаю о том, что Себу приснился тот же сон, что и мне. Как такое вообще возможно?
Однако есть и ещё кое-что.
Думаю, самое время признаться вам, что моё поведение в Марденской средней школе является, скажем так, «беспорядочным». Кажется, я говорил, что все убеждены, будто все мои неприятности из-за папиного срыва и родительского расставания, но это было сто лет назад, так что лично я не вижу с вязи. Кроме того, половина вещей, из-за которых у меня были неприятности, случилась не по моей вине. Однако стоит обзавестись определённой репутацией, и от неё уже просто так не отделаешься.
«Когда неприятности знают, где ты живёшь, Малки, – говорит Валери, школьная психологша, – они то и дело стучатся к тебе в дверь». По крайней мере, насчёт этого она права.
В общем, я пообещал всем – особенно маме, – что в этом году всё будет по-другому.
Поэтому я боюсь, что женщина, которая вчера вечером видела меня у себя на заднем дворе, пожалуется на меня в школу, ну или оставит моё описание. Ограбление? Кража? Жестокое обращение с животным? Последнее хуже всего, а я ведь даже не нарочно.
Я иду полубегом, чтобы не опоздать, и все эти мысли крутятся у меня в голове, когда я перехожу дорогу. Я слышу автомобильный гудок, визг тормозов и человеческий крик – как оказывается, мой.
Примерно в тридцати сантиметрах от меня притормаживает пыльный и ржавый внедорожник. Я поднимаю взгляд и ахаю. Кажется, в машине нет водителя. Боковое стекло с жужжанием опускается, я приглядываюсь и вижу, что на водительском месте всё же кто-то сидит, вот только этот кто-то такой маленький, что его макушка едва виднеется над рулём.
Из окна высовывается голова: это вчерашняя пожилая леди, та, что дала мне ячье масло. Мне кажется, что она собирается накричать на меня, но этого не происходит. Вместо этого она пристально смотрит на меня, прямо как вчера, и говорит:
– Убит!
Я замер посреди дороги; других машин поблизости нет.
– Я… Простите. Не смотрел по сторонам.
Она полуприкрывает глаза и кивает так, будто это всё объясняет. Потом грозит мне пальцем.
– Я чуть не убила тебя. Плохой мальчик!
Я быстро киваю. Мне приходит в голову начать умничать, ну, знаете: «Как вы вообще могли меня увидеть из-за руля?» и всякое такое, но что-то в ней меня останавливает. Я чувствую, что препираться с ней себе дороже, хоть она и такая крохотная и старая. Так что я говорю:
– Да, да. Простите.
Старушка сверлит меня взглядом. Если это выговор, то он самый странный, мягкий и одновременно самый впечатляющий из всех, что мне делали. Я чувствую, что у меня дрожат коленки.
– Простите! – повторяю я и слышу, как из глубины машины доносится что-то вроде «Мо-Ла!» и ещё какие-то слова, которых я не понимаю.
Выражение лица пожилой леди меняется, немного смягчаясь. Взгляд пристально сверливших меня глаз расслабляется. Она отрывисто кивает, выдавливает небольшую улыбочку и скрывается обратно в салоне, а окно сзади начинает опускаться.
Теперь голову наружу высовывает вчерашняя девочка с чёрными-пречёрными волосами – Сьюзен, кажется?
– Садись, Малкольм. Мы тебя подбросим!
– Да нет… нет… спасибо. Я прогуляюсь, – говорю я. Мне неудобно: я её не знаю, её бабушка меня пугает, и я по-прежнему погружён в свои мысли о сне, как-то связанном со Сновидатором, и….обо всём прочем.
Пожилая леди недовольно говорит:
– Не будь глупым! Садись в машину! Быстрее, быстрее. – Она заводит мотор, и её злое выражение лица сменяется умиротворённой улыбкой. Она как будто щёлкнула каким-то невидимым выключателем – наблюдать за этим очень странно. Я обнаруживаю, что слушаюсь её, и сажусь на заднее сиденье рядом с девочкой.
Она выглядит ещё чище, чем вчера вечером, в новой форме Марденской средней школы: серая юбка, самые белые носки, которые я когда-либо видел, бордовый свитер – всё идеально. На полу лежит сияющий чёрный футляр от какого-то музыкального инструмента. (Там точно не скрипка – это всё, что я могу сказать.)
Голова пожилой леди едва виднеется над спинкой сиденья. Я вижу лишь её седую макушку.
– Как там твоя рана, а? Кровь остановилась? – спрашивает она меня, перекрикивая кашель мотора. Честное слово, меня как будто на тракторе подвозят.
– Спасибо. Да, гораздо лучше. – За ночь ссадина и правда подзажила. Я осторожно принял душ, и ячьим маслом от меня вроде бы не пахнет.
– Ячье масло. Ага? Dri – лучше всего, нет? Хорошо его втёр?
– Да, – отвечаю я. Свёрток всё ещё лежит у меня в комнате и всё ещё пованивает. – Я втёр его очень, эм… хорошо.
Я слышу, как Сьюзен со мной рядом негромко фыркает, а когда я смотрю на неё – прикрывает рот ладошкой. Она что, надо мной смеётся?
Надеюсь, что нет. Я даже не знаю эту девчонку. Пока что, по крайней мере.
Глава 18
В первый день после каникул из года в год происходит одно и то же.
Честно говоря, я не особо слежу за происходящим, потому что уже решил, что у меня определённо неприятности. Я просто жду вызова в кабинет миссис Фаррух, где (наверное) будет сидеть психологша Валери плюс полицейский, который приходит поговорить с нами о вреде наркотиков, безопасности в интернете и всяком таком, и женщина, которая вчера гналась за мной по переулку. В школу вызовут маму, а мама расскажет папе, и он заберёт телефон, потому что мне его подарили вроде как на условии, что я не буду влипать в неприятности…
А на экране моего телефона трещина – из-за Кез Беккер.
В этом году общешкольное собрание проходит на улице, на большой игровой площадке. Я пытаюсь слушать, но каждый раз, когда миссис Фаррух, стоящая на возвышении, вглядывается в толпу, я представляю, что она уже получила жалобу насчёт вчерашнего и пытается высмотреть «мальчика среднего роста с волосами, как стог сена», и пригибаюсь, чтобы меня не заметили.
Хоть какая-то надежда.
Миссис Фаррух толкает речь на тему «Следуйте за своими мечтами».
– Мечтайте по-крупному, ученики Марденской средней школы! Делайте то, что другим и не снилось! – говорит она через потрескивающую систему оповещения. – И вы тоже сможете стать теми, чьи мечты изменили мир.
Большой экран за её спиной демонстрирует картинки, которые нам не очень хорошо видно из-за яркого солнца, но она зачитывает вслух имена разных людей и их достижения.
– Мартин Лютер Кинг мечтал положить конец расизму… Альберта Эйнштейна его мечты вдохновили на создание теории относительности… Пол Маккартни из «Битлз» написал песню «Пусть будет так», когда ему приснилась его мать, пришедшая поддержать его в трудные времена…
Я пытаюсь слушать, но я только что увидел в конце ряда восьмиклассников Кез Беккер.
Сказать ей про треснувший экран? Есть ли смысл? Всё равно будет отпираться.
Потом миссис Фаррух говорит:
– Давайте поприветствуем новую ученицу седьмого класса. Сьюзен Тензин, покажитесь, пожалуйста, – и вот она, в центре переднего ряда, стоит с мирно, сомкнув руки перед собой, и поворачивает голову, безмятежно улыбаясь всей школе и высоко задрав подбородок.
Мейсон Тодд пихает меня в бок:
– Наверняка фигова учительская любимица: у неё на лице написано, – фыркает он. Я ничего не отвечаю. Я не очень-то сосредоточен. – Чего с тобой такое? – шепчет Мейсон. – Ты вообще тут? Ты как будто до сих пор на каникулах.
Себ видел тот же сон, что и я.
– Что? Нет, я, эм… всё нормально. Ага – учительская эм…
Мейсон странно на меня поглядывает. Когда я только перевёлся в эту школу, я думал, что мы с ним станем лучшими друзьями, но – если верить Кез Беккер – его ма считает, будто я «грубый».
К ланчу ожидание, что на меня донесли, превращает меня в сплошной комок нервов.
Я стою в очереди в столовой и пытаюсь пересказать Мейсону свой сон. Это непросто. Вернее, очень трудно сделать так, чтобы это звучало интересно. С точки зрения Мейсона, я просто рассказываю ему какой-то странный сон, который мне приснился, а – как известно всем старше шести лет – никому не интересно слушать про чужие сны.