– Вайолет, тут только я одна. Все будет хорошо. – Кладу руку ей на колено: дочка вся заледенела и дрожит. – Пожалуйста, скажи мне, что происходит. Почему ты убежала? Почему пришла сюда?
Подсвечивая себе телефоном, я осматриваю стены. С этой стороны грязно-белой краской выведены слова: «Краситель пищевой сухой. Обращаться с осторожностью».
Внутри на удивление чисто. Нет ни малейших признаков какой-либо живности, словно здесь старательно убирали. Может, этот товарный вагон – что-то вроде клуба для Вайолет и ее подруг?
Дочь сидит на одеяле, в котором я узнаю старое из наших. В углу стоит деревянный поддон, а на нем – стеклянная банка с несколькими клочками бумаги.
– Закрой дверь, закрой дверь. – Дочь выбивает телефон из моей руки, и он летит по полу. Вагон погружается в темноту. – Тс-с, мама, он услышит. – Ее голос вибрирует от неприкрытого ужаса.
– Грейди? – переспрашиваю я снова, на этот раз шепотом. – Вайолет, я не понимаю.
Слышу, как вдалеке хлопает дверца машины. Девочку бьет крупная дрожь.
– Вайолет, ну это же смешно. – Рев сирен все ближе. Вряд получится вытащить ее отсюда сейчас. – Оставайся здесь. Я скоро вернусь.
С трудом вылезаю из товарного вагона, ищу полицейского.
Сержант идет ко мне.
– Ваш сын сказал, что вы отправились сюда. Удалось обнаружить какие-нибудь следы ее присутствия? – спрашивает он, глядя поверх моего плеча в сторону товарного вагона.
Я жду, пока стихнут звуки сирен, но они становятся только громче, не давая мне ответить.
– Что вы наделали?! – кричу я.
– Но она ведь сбежала, – пытается объяснить Грейди. – Девочка, похоже, не в себе, Бет. И скорую я вызвал для ее же безопасности.
– Скорую? – переспрашиваю недоверчиво. – Но она же не ранена, – недоумеваю я и только потом понимаю, к чему он клонит. – О нет. – Качаю головой. – Все нормально. Мне просто нужно несколько минут наедине с дочерью, и она успокоится. Девочка не понимает, что происходит. Она напугана.
– Так вы нашли ее? – Грейди делает шаг к товарному вагону, и я киваю, но встаю перед ним:
– Пожалуйста, побудьте снаружи, а я поговорю с Вайолет. Если мне удастся ее успокоить, может, отошлете скорую?
– Не могу обещать, – отвечает он.
Сержант направляется назад к вокзалу, а я возвращаюсь к товарному вагону.
– Вайолет, пожалуйста, – умоляю я через дверь, – ты должна выйти.
Худшее, что можно сделать, это грубо выдернуть ее из укрытия. Вайолет совершенно не агрессивна, но если она слишком растревожена или чувствует себя загнанной в угол, то слегка слетает с катушек. Еще с малышового возраста. В детском саду ее прозвали бегунком. Когда что-то шло не так, как ей хотелось, она подхватывалась и уносилась вон, куда глаза глядят. Могла и на улицу выскочить. Я думал, она это переросла.
Обдирая кожу на бедрах и плечах, пробираюсь обратно в вагон. Несколько минут мы сидим плечом к плечу в тишине, хотя мне не терпится вытащить ребенка отсюда. Не знаю, насколько у полиции хватит терпения.
– Они плохие, – шепчет Вайолет, и меня пробирает холодная дрожь.
– Кто? – спрашиваю. В первый раз она упоминает более одного человека.
– Ты не поверишь, – стонет она со слезами на глазах. – Мне никто не верит.
– Я верю тебе, солнышко, – я и в самом деле полна решимости, – клянусь. Ты знаешь, кто порезал Кору? Сможешь описать этого человека сержанту Грейди? – Интересно, есть ли в таком маленьком отделении полиции художник-криминалист. Скорее всего, нет. Но потом мне вспоминается рисунок в альбоме Вайолет. Авось и его хватит.
– Я же говорила тебе: Джозеф Уизер.
Стараюсь не показать разочарования, ведь пообещала верить дочери.
– Хорошо, значит, Джозеф Уизер. – Припоминаю, как сержант говорил о допросе педофилов, известных в этом районе. Именно педофилов, во множественном числе. Я давно уже не наивная школьница, но откуда в таком захолустье больше одного педофила? – А как он узнал, что вы туда пойдете? – умудряюсь спросить.
– Кора с ним общалась, – поясняет Вайолет, кладя подбородок на согнутые колени. – Они целые беседы вели.
– Кора? – переспрашиваю я, совершенно сбитая с толку.
– В чате и по электронной почте. – Вайолет начинает плакать. – Думаю, в следующий раз он и до меня доберется.
Я обнимаю дочку за плечи.
– Не посмеет. Обещаю, я ни за что не позволю никому причинить тебе даже малейший вред, но ты должна поговорить с полицейским. Помочь ему найти тех, кто изуродовал Кору, чтобы они понесли наказание. Хорошо?
– У меня не получится, – лепечет она, беспомощно глядя на меня.
– Конечно, получится. Ты же у меня смелая девочка, верно?
– Разве можно поймать того, кто уже мертв? – спрашивает она, и только через секунду я понимаю, что она говорит всерьез. Она считает, что этот Джозеф Уизер, этот призрак или упырь, кто бы он там ни был, ударил ножом ее лучшую подругу и растаял в воздухе.
– Кто еще там был, Вайолет? Кто еще увечил Кору?
Она колеблется, но наконец выдавливает:
– Джордин.
– Джордин? – повторяю я. – Она помогала резать Кору?
Вайолет качает головой:
– Нет. Вряд ли. Не знаю. Мы хотели просто подшутить над Корой. Напугать ее, но она не испугалась. Якобы она давно поняла, что мы собираемся над ней подшутить, и ничуть не боится. И знает, что Уизер не причинит ей вреда. Он ее любит. – Вайолет замолкает и судорожно вздыхает. – Джордин назвала ее сумасшедшей, сказала, что он ненастоящий, а Кора возразила, что настоящий. Тогда Джордин толкнула Кору. Со всей силы. Та упала на железнодорожные пути. Вот тут я и убежала. Убежала и спряталась.
Я боюсь говорить. Боюсь, что мой голос прервет ход мыслей Вайолет и она замолчит. Но у меня слишком много вопросов. Поняв, что дочка не собирается продолжать, я спрашиваю:
– Если Джордин толкнула Кору, может, она и ножом ее пырнула?
Вайолет качает головой:
– Нет, Джордин тоже смылась. Я видела, как она бежала.
– Но ведь она могла вернуться, верно?
– Я увидела, как что-то движется в траве. Оно направлялось к Коре, которая сидела на рельсах, держась за руку, и плакала. – Вайолет вздрагивает и прижимается щекой к моей шее. – Я не могла смотреть. Убежала, но слышала крики. Клянусь, там кто-то был. Именно он. Джозеф Уизер.
– Ох, Вайолет, – шепчу я, крепче прижимая ее к себе. – Тебе нужно все рассказать полицейскому. Все от начала до конца.
– Но тогда Джордин меня возненавидит. Она велела мне ничего не говорить.
– Когда? Когда она тебе это велела? – настораживаюсь я, будучи уверена, что после той жуткой ночи Джордин и Вайолет словом не перемолвились.
– Она мне прошлой ночью позвонила. Мы и разговаривали-то всего секунду, – всхлипывает дочь. – И велела ничего не говорить про ссору. Мол, если мы подруги, то я должна быть нема как рыба.
– Да никакая она тебе не подруга, Вайолет! – сержусь я. – Подруги не просят лгать полиции. Просто скажи правду, и все будет хорошо. Пойдем поговорим с Грейди. И послушай, Вайолет: что бы ни случилось, ты должна сохранять спокойствие, самообладание и собранность. Понятно?
Вайолет удается нерешительно улыбнуться, поскольку именно этому я учила ее по пути к школе, когда дочь была помладше. «Помни правило трех “С”, Вайолет, – твердила я. – Сохраняй спокойствие, самообладание и собранность, тогда все наладится».
Я веду Вайолет к двери и смотрю, как она осторожно вылезает наружу. Инстинктивно возвращаюсь, хватаю банку с обрывками бумаги и сую под мышку. Потом втягиваю живот и выволакиваю себя из вагона.
– Ты готова? – спрашиваю дочку, и она кивает.
Вместе мы пересекаем пути и шагаем к станции, где нас ждут Грейди и Макс, а также скорая помощь и еще один полицейский. Фары все еще мигают, но хотя бы замолчали сирены.
– Можно мы с Вайолет поедем вместе? Прямо в участок. Ей есть что вам рассказать, – говорю я.
Сержант качает головой:
– Извините, я должен следовать процедуре. Сначала ее осмотрят врачи скорой помощи.
– Все в порядке, Вайолет, – успокаиваю я, и Грейди ведет нас к машине скорой помощи. Я тянусь взять дочь за руку, но она отстраняется, и тут я замечаю небольшую толпу.
– Что за хрень, – бормочет Макс.
Надо бы шлепнуть парня за сквернословие, но у меня те же чувства.
– Откуда они набежали? – У вокзала собралось с полдюжины человек.
– Наверное, сумели поймать полицейскую волну, – объясняет Грейди, явно испытывая к этому омерзительному явлению – зевакам – не меньшее отвращение.
– Просто не обращай внимания, – бормочу я дочери. – Притворись, что не видишь их, и садись в машину. – Опустив головы и пряча Вайолет между нами, мы с Максом и Грейди спешим к машинам.
– Теперь будь осторожна! – кричат из толпы. – Джозеф Уизер может быть где-то здесь. – Доносится нервный смех зевак.
– Не слушай их, – мычу я сквозь стиснутые зубы, но Вайолет отчаянно оглядывается.
– Думаю, он уже недалеко. – Опять тот же голос, и я оглядываю собравшихся в поисках идиота, который хочет напугать мою дочь. Ну конечно же, Клинт Фелпс.
Вот ведь надоедливая муха, все лезет и лезет.
Макс, похоже, на пределе, вот-вот взорвется.
– Ни с места, – удерживаю я его. Клинт оскаливается одной из своих знаменитых улыбочек, и я с трудом удерживаюсь, чтобы не сбить ухмылку с его лица знатной оплеухой.
– Может быть, даже прямо там. – Фелпс кивает подбородком на озимую пшеницу.
– Заткнись, Клинт! – рычит Макс. По лицу Вайолет неудержимо катятся слезы. Два фельдшера, мужчина и женщина, осторожно приближаются к нам. Мне не нравится такой ход событий. Совсем не нравится.
– Небось, ночью стучится в твое окно? – продолжает свою песню Клинт. – Приходит и садится к тебе на кровать? Жди, ты следующая.
Все, с Макса довольно.
– Козлина! – вопит он, врезаясь в бывшего приятеля кулаками. Пока Грейди пытается разнять драку, медработники все ближе и ближе к Вайолет, которая, похоже, совсем обезумела от страха.
– Я не хочу никуда ехать! – визжит она и, к моему ужасу, вытаскивает перцовый баллончик.