– Хорошая идея, – кивнул Скотт.
На главной улице я свернула налево и медленно покатила мимо частных лавочек, расположившихся по обеим сторонам дороги. Мое сердце болело за Скотта и Эбби. Наш визит в больницу оказался очень кратким из-за ребенка. Скотт и Кейт все еще обнимались, когда сестры внесли малышку в палату. Скотт подскочил с кровати как ужаленный.
– Шайло. – Лицо Кейт осветилось при виде младенца.
Сестра вручила ей девочку. Та, извиваясь, потянулась к груди Кейт. Кейт отодвинула ее, но Шайло проявляла упорство. Дальше все вышло весьма скомкано и неловко, поскольку стало очевидно, что Шайло хочет есть. Скотт вытолкал нас из палаты, даже не дав Эбби возможности обнять Кейт или хотя бы нормально попрощаться.
– Я помню, о чем Маркос нас предупреждал. Он говорил, что Кейт стала выглядеть иначе, но ему все же следовало пояснить более предметно, – проговорила я. – Я имею в виду, он же мог сказать: «Послушайте, откровенно говоря, выглядит она как восьмидесятилетняя старушка». Уверена, что это пошло бы нам всем на пользу.
– Может, он и хотел нас шокировать.
– В самом деле?
Скотт пожал плечами.
– Может быть. Кто знает. Не имею ни малейшего понятия, почему они поступают так, как поступают. Теперь ты сама сможешь убедиться в том, о чем я твердил тебе все эти годы.
Я знала все о деле Кейт. Я знала все детали столь досконально, словно она была моей женой, а не Скотта. Как в тот день она исчезла с парковки «Таргета», что было в ее списке покупок, где именно на переднем сиденье их семейной «тойоты» Кейт оставила свою сумочку. Мне был известен каждый шаг следствия, я знала о каждой версии, однажды выдвинутой и впоследствии отвергнутой. Знала обо всех стандартных и нестандартных методах, за которые хватался Скотт в попытках отыскать Кейт или хотя бы ниточку, которая могла бы к ней привести. Об экстрасенсах, мистиках и всяческих чудаках, которые годами прибивались к Скотту со своими россказнями о собственных исчезнувших родных. Существовало целое сообщество, члены которого верили, что правительство виновно в массовых похищениях граждан. Они обсуждали это на одном из форумов, где вечно зависала Эбби.
– Полиция и следствие никогда не делятся с тобой всей информацией, которая у них есть. У них всегда припрятан туз в рукаве, – продолжал Скотт, когда мы притормозили на светофоре. – Однако от тебя они ждут, что ты откроешь им все свои карты. Ты должен быть открытой книгой.
– По крайней мере, скрывать нам нечего, – отозвалась я.
– Это не имеет значения. Они все равно не изменят своего отношения.
Голос Скотта дрожал от гнева – ему явно вспомнились мучительные допросы, через которые ему пришлось пройти. На заднем сиденье Эбби что-то сонно пробормотала и завозилась. Мы притихли, пока она снова не провалилась в сон.
– Ее буквально нельзя узнать, – проговорила я. Я ведь бесчисленное множество раз видела все их фотоальбомы и смотрела их домашние видео.
Скотт как-то торжественно глядел в окно.
– Не знаю. Я ее узнаю́.
Я тоже заглянула в ее глаза, но увидела другое. Мне взгляд Кейт показался совершенно безжизненным.
– Что она сказала, когда вы обнялись? – спросила я.
Скотт вспыхнул, пробормотав что-то себе под нос – я не расслышала.
– Что ты говоришь?
– Это не важно, – отрезал Скотт.
– Нет, важно. Это может иметь значение. Помнишь, Маркос велел запоминать все, что она скажет, даже если это покажется нам незначительным?
– Она сказала… она все время повторяла: «Мне так жаль, Скотти».
– Скотти?
Он кивнул, не глядя на меня.
– Ты же говорил, что ненавидишь, когда тебя так называют.
Шея Скотта побагровела.
– Я имел в виду… это просто… ну знаешь… глупое прозвище. Она так называла меня, когда нам было около десяти.
Это была их фишка. До того как стать парой, они были лучшими друзьями, поэтому знали друг о друге все – как обычно и бывает между лучшими друзьями. Скотт любил повторять, что они с Кейт знали друг друга настолько хорошо, что она проникла в его ДНК.
– Как мило, – отозвалась я, выдавив из себя улыбку. У меня не было сомнений в том, что Скотт меня любит, однако я не забыла, как годами выслушивала, что потеря Кейт стала для Скотта сродни потере конечности, и без нее от него осталась лишь половина самого себя.
Кейт
Тогда
В поисках списка покупок я принялась шарить в недрах сумочки. Однако все, что я там нашла, – пакетик с раздавленными крекерами-рыбками и красный леденец, который Эбби получила на детском дне рождения в прошлую субботу. У меня вырвался тяжкий вздох. Должно быть, я снова оставила список дома. Боже, до чего я ненавидела эту закупку продуктов по воскресеньям! В магазине всегда было полно народу, а полки к этому моменту уже пустели. Но на неделе мы были слишком заняты, а теперь у меня не оставалось выбора, так как молоко у нас дома закончилось.
Выскочив из машины, я поскорее захлопнула дверь и поспешила внутрь. Всего через час нужно было забирать Эбби с занятий в подготовительном классе. Я всегда строила грандиозные планы, сколько всего успею за время, пока Эбби учится, но четыре часа пролетали слишком быстро – а теперь, когда мой редактор, Лео, стал сильнее нагружать меня заданиями, времени оставалось и вовсе в обрез.
На следующий год, когда Эбби предстояло пойти в детский сад[2], должно было стать полегче. Не знаю, кто решил, что в подготовительном классе дети должны заниматься недолго, – я была готова отдавать Эбби в восемь и забирать в три. Не то чтобы я не скучала по ней в течение дня, просто мы обе уже были к этому готовы. Время, проведенное врозь, пошло бы нам на пользу.
Я все время прокручивала в голове свой утренний разговор с Лео. Он сомневался, стоит ли поручать мне новое задание, из-за опасений, что у меня не хватит времени на что-то масштабное, но я многие месяцы пыталась убедить его в том, что готова выйти на свой прежний уровень. К тому же человек, который просил об интервью, настаивал, чтобы прислали именно меня. Так что особого выбора у Лео не было. После того как я ушла в трехмесячный декретный отпуск со своей должности в журнале «Форум», на полную ставку я так и не вернулась. Именно моя работа послужила причиной, по которой мы решили переехать в Аркату. Мне присудили премию Джорджа Полка за журналистское расследование о жестоком обращении с пожилыми людьми в двух лучших домах престарелых в районе Роял Хайтс. После того как оба директора были арестованы, ко мне было приковано всеобщее внимание, и предложения о работе посыпались со всех сторон. Я всегда мечтала переехать на север Калифорнии, и когда мы обнаружили, что у компании Скотта был филиал в соседнем городе, то решили, что это судьба.
Мы договорились, что я останусь дома с Эбби и, пока она не пойдет в школу, буду работать на полставки – ведь первые пять лет крайне важны для ребенка. Я была довольна таким решением, но порой тоска от сидения дома без настоящей работы буквально сводила меня с ума. Однако оно того стоило – Эбби росла счастливой и уравновешенной. Я никогда не встречала более очаровательных детей. Я говорю так не только потому, что я ее мать, – так считали все, кто был с ней знаком. Эбби излучала уверенность и счастье вне зависимости от того, где она находилась и что происходило вокруг нее. Эбби пребывала в хорошем настроении, если ложилась днем спать и если не ложилась, в отличие от множества других детей. Даже моя лучшая подруга, Кристина, которая поклялась никогда не иметь детей, шутила, что завела бы ребенка, но только если бы он оказался так же хорош, как Эбби. Моей заслуги в этом не было – такой уж она получилась.
Скотт колебался, когда я захотела вернуться к работе на полный день, но я так устала от банальности второстепенных сюжетов, которые вынуждена была освещать! Я могла писать лишь о местных ярмарках выпечки и графиках полива и сделала это уже столько раз, что готова была рвать на себе волосы. Мне снова хотелось поработать со стоящим материалом.
– Эбби полезно будет видеть мать за работой. Я бы хотела, чтобы у нее не складывалось обо мне однобокое впечатление, – пару дней назад заявила я Скотту за ужином, едва не поперхнувшись от того, насколько либерально и прогрессивно это прозвучало. На самом же деле я просто была готова вернуться к работе. Я очень любила быть мамой Эбби, но любила я и свою работу.
Когда мы со Скоттом обсуждали вопросы родительства и воспитания детей, он всегда со мной соглашался – теперь мне предстояло узнать, так ли это было на самом деле, поскольку Лео дал мне понять, что новое задание не будет легким. Вот почему он так колебался, прежде чем поручить это дело мне. Большой материал требует долгих часов дополнительной работы, а ведь с тех пор, как я в последний раз занималась чем-то сверх минимальной нормы, прошло много времени. Но я была готова запрыгнуть обратно в этот поезд, в особенности после того, как узнала, что речь шла о потенциальных сектантах, которые перебрались в нашу местность и болтались по кампусу.
Сердцем Аркаты был Пирс-колледж, вокруг которого здесь крутилось все. Со всего света сюда стремились студенты, чтобы пройти курс химической инженерии или английской литературы. Однако наш милый университетский городок не избежал целого вороха проблем, как и любой другой кампус в Америке, – в борьбе с эпидемией опиоидов в прошлом году мы потеряли двоих студентов, скончавшихся от передозировки. И вот какое-то время назад в нашем кампусе появилась религиозная группа, именующая себя «Интернационал любви», – они собирались помочь ребятам слезть с наркотиков. На окраине города они открыли свой центр, куда забирали зависимых студентов и подвергали их детоксикации. Там ребята находились под круглосуточным присмотром до тех пор, пока не возвращались к норме. Свой метод адепты «Интернационала» успешно опробовали на дюжине студентов. Истории о чудесном исцелении распространялись по городу со скоростью лесного пожара. Не то чтобы их метод, подразумевавший тщательно контролируемую детоксикацию и круглосуточный присмотр, чем-то кардинально отличался от прочих подходов к достижению трезвости и очищению организма. Существовали сотни программ от гуру трезвости, которые предлагали точь-в-точь такие же услуги. Однако была одна деталь, благодаря которой «Интернационал» стоял особняком. Они занимались всем этим бесплатно. Целиком и полностью.