ывает рост растения, так витамин этих наук пропитал Александра, и его мозг потенциального супермена начал развиваться молниеносно.
На четвертый день он уже внятно говорил. На седьмой с легкостью мог вести разговор, хотя мышцы лица, еще не достаточно развитые, быстро уставали. Щеки его по-прежнему были младенческими; он еще не стал человеком в полной мере, если не считать отдельных случаев. Однако такое случалось все чаще.
На ковре царил жуткий беспорядок. Человечки уже не забирали свои приборы, оставляя их Александру. Малыш ползал - он не слишком утруждал себя хождением, потому что ползал гораздо лучше - между этими предметами, выбирал некоторые из них и соединял между собой. Мира пошла в магазин - человечки должны были появиться не раньше, чем через полчаса. Калдерон, утомленный работой в университете, налил себе виски с содовой и наблюдал за потомком.
- Александр! - окликнул он его.
Александр не ответил. Он соединил какую-то Вещь с каким-то Устройством, засунул ее во Что-то Другое и сел с довольным видом. Потом спросил:
- Што?
Речь его звучала не идеально, но слово узнавалось безошибочно. Александр шамкал, как беззубый старик.
- Что ты делаешь? - спросил отец.
- Нет.
- Что-что?
- Нет.
- Нет?
- Я знаю, што, - сказал Александр, - и этого доштатошно.
- Ага, понимаю. - Калдерон смотрел на чудо-ребенка с некоторым опасением. - Ты не хочешь говорить?
- Нет.
- Ну хорошо, пусть так.
- Принеши пить, - распорядился Александр.
У Калдерона мелькнула безумная мысль, что малыш требует виски с содовой, потом он вздохнул, поднялся и вернулся с бутылкой.
- Молока, - сказал Александр, отказавшись пить принесенное отцом.
- Ты говорил, что хочешь пить, а разве вода не питье? "Боже мой, - подумал он, - я устраиваю диспут с младенцем. Отношусь к нему как... как ко взрослому. А ведь это не взрослый, а просто толстячок-малыш, сидящий на попке на ковре и играющий конструктором".
Игрушка сказала что-то тонким голосом, и Александр буркнул:
- Повтори!
И игрушка послушалась.
- Что это? - спросил Калдерон.
- Нет.
Калдерон сходил на кухню и принес молоко, а себе налил еще виски. Чувствовал он себя так, словно внезапно пришли родственники, которых он не видел лет десять. Как, черт возьми, вести себя с суперребенком?
Отдав молоко Александру, он вернулся на кухню. Тем временем вернулась Мира, и ее крик заставил мужа торопливо вбежать в комнату.
Александр блевал с миной ученого, наблюдающего некое удивительное явление.
- Александр! - воскликнула Мира. - Тебе плохо?
- Нет, - ответил Александр. - Я опробую процесс ижвержения пищи. Нужно наушитца контролировать пищеварительные органы.
Калдерон, криво улыбаясь, прислонился к двери.
- Ну, да, и начинать нужно уже сейчас.
- Я уштал, - сообщил Александр. - Уберите это.
Три дня спустя ребенок решил, что его легким нужна тренировка, и начал кричать. Он кричал в любое время и с вариациями: пел, ревел, голосил, выл. И не перестал, пока не решил, что хватит. Соседи подали жалобу.
- Малыш, может, ты наступил на иголку? - спросила Мира. Дай мне посмотреть.
- Иди отшуда, - ответил Александр. - Ты шлишком горяшая. Открой окно, я хошу свешего вождуха.
- Конечно, дорогой, конечно.
Она вернулась в постель, и Калдерон обнял ее. Он знал, что утром у нее будут синяки под глазами. Александр продолжал орать в своей кроватке.
Так проходили дни. Четверо человечков приходили ежедневно, чтобы учить Александра, и были вполне довольны его успехами. Они не жаловались, когда Александр давал волю своим желаниям и бил их по носам или рвал бумажные одежды. Бордент хлопнул себя по металлическому шлему и триумфально улыбнулся Калдерону.
- Он делает успехи. Развивается.
- Я вне себя от удивления. А как с дисциплиной?
Александр оторвался от занятий с Кватом и заявил:
- Шеловешеская дишшиплина меня не кашаетца, Джожеф Калдерон.
- Не называй меня так. В конце концов, я твой отец.
- Это примитивная биологишешкая необходимость. Ты недоштатошно развит, чтобы наушить меня нужной мне дишшиплине. Твоя жадача - обешпешить мне родительскую жаботу.
- Просто-напросто инкубатор, - заметил Калдерон.
- Но обожествляемый, - успокоил его Бордент. - Можно сказать, бог-отец. Отец новой расы.
- Я чувствую себя, скорее, Прометеем, - холодно ответил отец новой расы. - Он тоже был нужен, а кончил тем, что орел выклевал ему печень.
- Вы многому научитесь от Александра.
- Он утверждает, что я не способен это понять.
- А разве это не так?
- Наверняка так. Я просто типичный отец, - сказал Калдерон и в мрачном молчании уставился на Александра, который под надзором Квата монтировал какое-то устройство из мерцающего стекла и металлической спирали.
- Кват! Осторожно с яйцом! - сказал вдруг Бордент.
Финн схватил голубоватый яйцеобразный предмет прежде, чем до него дотянулась пухлая ручонка Александра.
- Оно не опасно, - заверил Кват. - Его еще не подключили.
- Он мог его подключить.
- Хочу это яйшо, - потребовал Александр. - Дай мне его.
- Не сейчас, Александр, - объяснил Бордент. - Сначала ты должен научиться правильно подключать его, иначе тебе может быть плохо.
- Я шумею это шделать.
- Ты еще не настолько логичен, чтобы оценить свои возможности. Немного позднее. Вероятно, я рассуждаю сейчас несколько философски, а, Добиш?
Добиш присел на корточки и присоединился к Александру. Мира вышла из кухни, окинула быстрым взглядом всю сцену и торопливо отступила обратно. Калдерон поспешил следом.
- Я не привыкну к этому даже за тысячу лет, - медленно произнесла она, обрезая подгоревший край пирога. - Он мой ребенок, только когда спит.
- Мы не проживем тысячу лет, - заверил ее Калдерон.
- А вот он проживет. Жаль, что мы не можем найти прислугу.
- Сегодня я снова пыталась, - устало сказала Мира.
- Без толку. Все теперь работают на военных заводах.
- Но ты же не можешь делать все сама.
- Ты помогаешь мне, когда можешь. Правда, у тебя и без того много работы. Но не вечно же так будет.
- Интересно, каким был бы наш следующий ребенок...
- Мне тоже интересно. Но, думаю, мутация не такое простое дело. Они случаются раз в жизни. А впрочем, не знаю.
- Так или иначе, сейчас это неважно. Нам вполне хватает одного ребенка.
Мира взглянула на дверь.
- Там все в порядке? Посмотри, пожалуйста, я беспокоюсь за него.
- Все в порядке.
- Я знаю, но это голубое яйцо... Бордент говорил, что оно опасно, я сама слышала.
Калдерон заглянул в приоткрытую дверь. Четверо карликов сидели напротив Александра, глаза у малыша были закрыты. Внезапно он открыл глаза и гневно взглянул на отца.
- Не входи, - приказал он. - Ты нарушаешь контакт.
- Прошу прощения, - сказал Калдерон, выскальзывая из комнаты. - Все в порядке, Мира, его диктаторская малость жива и здорова.
- Он же супермен, - неуверенно заметила мать.
- Нет, суперребенок, а это не одно и то же.
- Его последняя мания, - говорила Мира, склоняясь над духовкой, - это загадки. Или что-то вроде них. Я так смущаюсь, когда не могу угадать. Но он говорит, что это хорошо для его "я". Компенсирует ему физическую слабость.
- Загадки, подумать только! Я тоже знаю несколько.
- Для него твои загадки будут слишком просты, - с мрачной уверенностью заметила Мира.
Так и получилось. А и Б, сидевшие на трубе, были встречены с презрением, которого вполне заслуживали. Александр подверг анализу отцовские загадки, пропустил их сквозь свой логический разум, вскрыл их слабые места, семантические и логические ошибки, после чего загадки отбросил. Или же разгадал, отвечая с такой необычайной уверенностью, что Калдерон был слишком смущен, чтобы называть верный ответ. Он ограничился вопросом, в чем разница между вороной и столом, а поскольку даже Сумасшедший Шляпник не сумел разгадать своей загадки, с легким ужасом выслушал лекцию по сравнительной орнитологии. Потом он позволил Александру мучить себя детскими остротами, касающимися связи гамма-лучей и фотонов, пытаясь сохранить при этом философское спокойствие. Мало что раздражает сильнее загадок ребенка. Его насмешливый триумф - пыль, в которой ты валяешься.
- Оставь отца в покое, - сказала Мира, входя в комнату с распущенными волосами. - Он пытается читать газету.
- Вша эта информашия ничего не знашит.
- А я смотрю комикс, - возразил Калдерон. - Хочу узнать, отомстят ли Катценяммеры Капитану за то, что он подвесил их над водопадом.
- Формула юмора ш категорией бешшмышленношти, - начал было Александр, но возмущенный Калдерон ушел в спальню, ще к нему присоединилась Мира.
- Он снова мучил меня загадками! - сообщила она. - Посмотрим, что там сделали Катценяммеры.
- Выглядишь ты неважно. Может, простыла?
- Нет, просто не накрасилась. Александр сказал, что болеет от запаха пудры.
- Ну и что! Он же не мимоза.
- Но болеет. Разумеется, он это нарочно.
- Слушай, он снова идет сюда. Чего ты хочешь?
Александру нужна была аудитория. Он придумал новый способ издавать звуки при помощи пальцев и губ. Порой нормальные фазы развития ребенка вынести было труднее, чем периоды суперребенка. Через месяц Калдерон понял, что самое худшее еще впереди. Александр вторгался в такие области знаний, где не ступала нога человека, и, словно пиявка присасывался к отцу, чтобы высосать его мозг, в погоне за малейшими крохами знаний, собранными этим несчастным.
Точно так же он вел себя с матерью. Мир был для него сокровищницей всяческих знаний, он жадно интересовался всем, и ничто в доме не могло укрыться от его внимательного глаза. Калдерон начал закрывать дверь спальни на ночь - кроватка Александра стояла теперь в другой комнате, - но дикий рев мог разбудить его в любое время.