Снова раздались аплодисменты. Билли Лав низко склонилась перед зрителями, щедро демонстрируя поклонникам внушительные объемы своего бюста. Судя по всему, она была не прочь сорвать еще один взрыв оваций, но была вовремя остановлена появившимся на сцене конферансье. Рассыпая во все стороны улыбки и воздушные поцелуи, Билли с достоинством исчезла за кулисами. К микрофону подошел стройный женоподобный молодой человек. Когда луч прожектора осветил его густо нарумяненное лицо, он начал весьма рискованный монолог, который мог оказаться смешным разве что в устах куда более талантливого комика. Заработав лишь несколько слабых смешков от женской половины аудитории, он поспешно ретировался, уступив место танцевальному дуэту. Луч прожектора метнулся к потолку, давая танцорам время выйти на сцену.
Появился официант с бутылкой Монне, бокалами и двумя стаканами воды со льдом. Предоставив Шейну возможность самому убедиться в нетронутости печати, официант откупорил бутылку и торжественно наполнил пузатые бокалы.
— За твои стальные нервы, Майкл, — провозгласил, улыбаясь, Рурк и, чокнувшись с приятелем, одним духом осушил бокал.
— Лучше назови это характером, — отозвался Шейн. — Я перестал бы уважать себя, если бы позволил им напоить себя той дрянью, которую они обычно наливают в пустые бутылки из-под Монне.
— А Лаури, похоже, сумел добиться изрядного прогресса, если получил такую работенку, — продолжал Рурк, вновь наполняя свой бокал. — Я наблюдал за ним…
— Его путь наверх был обеспечен успешной торговлей наркотиками, — прервал приятеля Шейн. — Вероятно, он снова вернулся к рэкету и теперь обеспокоен тем, как вернуть своих постоянных клиентов.
Глубоко запавшие глаза репортера лениво скользнули над головами завсегдатаев клуба.
— Даже при полном освещении я не могу найти в большинстве из них ничего особенно порочного, Майкл. Клерки судовых компаний, разбавленные десятком-другим крупных бизнесменов и директоров воскресных школ. — Он хитро подмигнул Шейну и заметил: — Разумеется, предложением выпить за счет заведения мы обязаны главным образом моему статусу журналиста, но что касается Монне — это целиком твоя заслуга, Майкл.
— Может быть.
Некоторое время они сидели молча, смакуя коньяк и запивая его водой со льдом. Наконец танцевальный дуэт закончил свое выступление и сопровождаемый вежливыми аплодисментами зрителей покинул подмостки. Их место занял уже знакомый конферансье, выразительным жестом руки попросивший аудиторию сохранять тишину. Но еще прежде, чем он успел объявить следующий номер, лампы электрического освещения начали постепенно меркнуть. На мгновение в зале наступила полная темнота. Аудитория замерла. Прозвучали звуки фанфар, и подмостки осветились голубыми лучами прожекторов.
Внезапно откуда-то из темноты в полукруг огней впорхнула миниатюрная фигурка танцовщицы, грациозно приземлилась на носок правой ноги. Классически совершенные линии ее стройного обнаженного тела были едва различимы в вихре неистового танца, бешеный темп которого не замедлялся ни на мгновение. Танцовщица была подвижна, как ртуть, и грациозна, как вакханка, танцующая под свирель Пана, способная одним движением передать радость юности и свободы, неукротимость желания и изысканное кокетство.
Удачное сочетание музыки и хореографии, многократно усиленное мастерством и непосредственностью молодой исполнительницы, заворожили зрителей. Время, казалось, остановилось. Шейн не отрывал глаз от сцены, пытаясь уловить выражение лица танцовщицы, которое могло бы послужить ключом к пониманию ее характера, но его голова с коротко подстриженной шевелюрой машинально покачивалась в такт движениям обнаженного тела. В горле детектива стоял комок. Танец оборвался так же неожиданно, как и начался. Прожекторы разом погасли. Несколько секунд в кромешной темноте было слышно лишь тяжелое дыхание сотни людей, мгновенно сменившееся громовыми аплодисментами.
Когда в зале снова вспыхнул свет, на сцене, кроме оркестрантов, уже никого не было. Оркестр исполнял новую мелодию, едва слышную из-за топота ног и криков восторженных зрителей.
Доринда!
Появление конферансье заставило умолкнуть музыкальные инструменты. Но потребовалось еще несколько минут, прежде чем он смог произнести сакраментальную фразу: «Доринда благодарит всех присутствующих».
Снова заиграл оркестр.
— Ты когда-нибудь видел что-либо подобное, Майкл, — произнес репортер сдавленным голосом. — Ей-богу, если бы она была моей дочерью, я приложил бы все старания, чтобы заставить ее продолжать выступления. Даже если бы это означало крах демократии во всем мире.
— Только не в «Ля Рома». Она достойна и Карнеги Холла, — с энтузиазмом откликнулся детектив.
— Ты забываешь о федеральных и прочих законах, Майкл, — напомнил Рурк, — а они пока не слишком жалуют обнаженную натуру. Тогда как в «Ля Рома» никто не станет уделять внимание подобным мелочам. К тому же «Ля Рома» чуть дальше от Вашингтона, чем Карнеги Холл, а это обстоятельство, вероятно, кое-что значит для нашей малышки.
— Пожалуй, ты прав, — согласился Шейн. Взяв со стола бутылку, он наполнил до краев бокал и опрокинул его себе в глотку.
Подошел Лаури.
— Ну и как вам понравилось выступление Доринды? — осведомился он, подобострастно улыбаясь.
— Блеск! — выпалил Рурк. — Скоро у вас не будет отбоя от желающих хоть одним глазком взглянуть на эту девочку.
— Нам приходится быть осторожными, — напомнил ему помощник управляющего. — А теперь, если у вас возникнет желание потанцевать…
Он остановился и указал рукой на танцевальную площадку.
— Что касается меня, то я пас, — отозвался Шейн, — а Тим, насколько я понимаю, явился сюда, для другого дела.
— Конечно, конечно, — поспешно согласился мистер Лаури, продолжая любезно улыбаться. — Я успел поговорить с Дориндой. Да вот и она сама. Он указал на фигурку девушки, пробиравшейся между танцующими парами.
На сей раз она была облачена в простенькое белое платье с короткими пышными рукавами, такого же цвета носки и легкие сандалии. У нее было миловидное овальной формы лицо, красиво очерченный нос и чуть полноватые чувственные губы. При других обстоятельствах она, вероятно, ничем бы не выделялась среди толпы своих сверстников.
Когда она подошла поближе, трое мужчин поднялись с места. Лаури коротко представил ее присутствующим, пояснив, что Рурк является репортером местной газеты, желающим взять у нее интервью. Судя по всему, у него не было особого желания распространяться о профессии Шейна.
Наконец-то у детектива появилась возможность рассмотреть глаза девушки, оказавшиеся редкого темно-фиолетового цвета, наполненные оптимизмом и энергией юности, как и только что увиденный ими танец. Правда, ему показалось, что он успел заметить и промелькнувшее в них облачко сомнения или, может быть, страха, когда она услышала о профессии Рурка, и настороженный взгляд, брошенный ею в сторону репортера, прежде чем произнести стандартную фразу:
— Я рада познакомиться с вами, джентльмены.
Рурк торопливо придвинул свой стул и уселся поближе к молодой девушке, оказавшись прямо напротив Шейна. Лаури, покончив с формальностями, незаметно испарился.
— Что будете есть, Доринда? — поинтересовался Шейн. — Мы как раз обсуждаем наш заказ.
— О, я умираю от голода и предпочла бы настоящий бифштекс с кровью.
У нее оказался приятный, чуть грассирующий голосок, принадлежащий без сомнения образованному человеку.
— В таком случае три бифштекса.
Предоставив Шейну разбираться с официантом, Рурк мобилизовал все свое профессиональное обаяние, пытаясь вовлечь девушку в доверительную беседу. Детектив добавил к бифштексам заказ на жареные овощи, салат и десерт и краем глаза наблюдал за маневрами своего напарника.
— У меня раньше никогда не брали интервью, мистер Рурк, — говорила между тем Доринда. — Вы должны помочь мне.
— Для начала просто расскажите мне основные штрихи своей биографии, — предложил репортер тоном доброго дедушки. — Назовите настоящее имя…
— Может Юлия? — предположил Шейн.
Девушка бросила на него удивленный взгляд.
— Я вас не понимаю, мистер Шейн. Доринда — мое христианское имя. Но, возможно, стоит упростить формальности. К чему, например, вам знать мою фамилию.
— Просто для порядка, — настаивал Рурк.
— А я предпочитаю сохранить инкогнито, — холодно констатировала она. — Как вам известно, так поступают многие звезды. Неплохой прием, если вы хотите побыстрее добиться успеха. Публика обожает подобные тайны.
— Никогда бы не подумал, что вашему танцу можно научиться в Роллинс Колледже, — вклинился в разговор Шейн.
— Роллинс Колледж? — девушка бросила на детектива непонимающий взгляд своих невинных глаз. — Вы хотите посмеяться надо мной, мистер Шейн? Всему, что я умею, я научилась у моей матери.
— Разве ваша матушка преподает танцы? — переспросил детектив.
— Разумеется, моя мать — самая замечательная танцовщица, хотя и предпочитает классический стиль. Боюсь, правда, — она прелестно надула свои полные алые губки, — что она оторвала бы мне ноги, если бы узнала, с каким танцем я выступаю в этом зале. Вот одна из причин, — она снова повернулась к Рурку, — почему я предпочитаю сохранить свое инкогнито. Я не хотела бы также, чтобы моя фотография появлялась в печати.
Доринда подвинулась поближе к репортеру и, глядя ему прямо в глаза, начала рассказывать ему романтическую историю о детстве и юности, проведенных в монастыре, пока ее мать гастролировала по всему миру.
Шейн мрачно потягивал коньяк и разглядывал ангельский профиль Доринды, с нетерпением ожидая конца затянувшегося интервью. Ему давно уже не давала покоя навязчивая мысль: почему большинству танцовщиц ночных клубов, с которыми ему довелось иметь дело, так импонировали истории о годах, проведенных в удаленном монастыре, где они, по-видимому, и осваивали азы балетного искусства. Тем не менее он не проронил ни слова, пока официант не разместил перед ними три продолговатые деревянные посудины, на которых аппетитно дымились толстые куски ароматной говядины,