Саймон хмыкнул в уголке, как будто подавляя смешок.
Кай молча взял пипетку, отмерил ровно одну каплю и опустил её себе под язык. На долю секунды он закрыл глаза и замер.
Манон напряглась, хоть и пыталась сохранить спокойствие. Саймон застыл, вытянув шею, как статуэтка. Все ждали.
Кай медленно открыл глаза. Они выглядели… иначе. Мягче, может быть? Чуть расфокусированно, будто лёд в них впервые начал подтаивать.
Манон невольно задержала дыхание. Она заметила, как его плечи чуть расслабились, крошечный жест, почти незаметный, но настолько человеческий, что в ней что–то откликнулось.
— Я боюсь крыс, — внезапно произнёс он, глядя на Манон. — И до сих пор ношу амулет моей бабушки, потому что он пахнет её лавандовым мылом. А ещё… я терпеть не могу зелёный чай, но делаю вид, что он мне нравится, чтобы не спорить с начальством.
Манон прикусила губу, с трудом сдерживая смех. Саймон с таким восторгом захлопал хвостом по столу, что тут же с него соскользнул и приземлился на лапы.
— Давай ещё ему что–нибудь дадим на пробу, — довольно сказал кот, запрыгивая обратно. — Может «Отпущенные тормоза»?
— Очаровательно, — хмыкнула Манон. — Может, расскажете ещё что–нибудь?
Кай чуть дёрнулся, будто хотел возразить, но зелье ещё держало.
— Я… иногда читаю любовные романы, — выдал он с выражением абсолютной обречённости и тут же резким движением зажал себе рот рукой. — Долго длится эффект? — пробормотал он сквозь пальцы, глядя на неё с явным укором.
Манон уже не сдержалась. Она разразилась смехом, облокотившись на стол, слёзы выступили в уголках глаз. Она чуть склонила голову. И почему от этой незначительной, почти детской признательности ей стало тепло?
— Какая прелесть… Знаете, Кай Тарейн, с вами прямо хочется выпить чаю, только не зелёного, конечно.
Он тяжело вздохнул, отводя глаза:
— Я тоже не понимаю, чем он всем нравится.
— Манон, срочно дай ему еще, — промурлыкал Саймон.
Она посмотрела на него чуть дольше, чем стоило. Его уши едва–едва порозовели, почти незаметно, но она уловила это и отметила про себя, как редкий артефакт.
— Ладно, — всё ещё улыбаясь, она выпрямилась. — Вы с честью выдержали зелье доверия.
— Я чувствую себя преданным, — глухо буркнул он. — Своим же языком.
— Следующее зелье будет на ваш выбор, инспектор, — сказала Манон. — Но я бы советовала, что–нибудь поспокойнее. Например, «Безмятежный понедельник».
Кай, глядя на полку, тихо ответил:
— Только если он не на основе зелёного чая.
Манон, краем глаза, заметила, как его пальцы на мгновение зависли в воздухе. На его запястье, чётко очерченное под тонкой манжетой рубашки она заметила, что — то похожее на татуировку. Он сдвинул рукав выше, и Манон вдруг ощутила, как где–то внутри неё, под солнечным сплетением, кольнуло.
Кай протянул руку к ближайшему флакону и почти сразу случайно задел стоящую рядом склянку с янтарной жидкостью. Та опасно накренилась.
— Осторожно, — быстро сказала Манон, на шаг приблизившись. — Там приворот с яблочным запахом. Активируется от прикосновения к коже…
Кай замер. Мгновенно отдёрнул руку, будто рядом вспыхнула искра.
— Понял, — сдержанно произнёс он. — Держаться подальше от фруктов.
Манон чуть склонила голову, наблюдая, как он отступает на шаг с деликатной неловкостью, которая выдает сдержанный интерес гораздо ярче, чем любой дерзкий комментарий.
— Вот и правильно, — мягко усмехнулась она. — Некоторые рецепты опасны тем, что работают слишком честно.
Кай медленно выдохнул и, казалось, чуть расслабился. Лёгкое молчание повисло в воздухе, и впервые оно показалось не напряжённым, а… уютным. Манон заметила, что его глаза, несмотря на холодный цвет, могут быть тёплыми.
Глава 4
Ревизия зелий свернула в такую сторону, которой не предсказывал даже самый смелый прорицатель. Вместо сухих записей и печатей, выверенных дозировок и занудных комментариев, в подвале лавки гремел джаз, а под самый потолок всплывали радужные пузырьки от эликсира веселья.
Манон закручивалась в вихре танца, её юбка с гофрированным подолом ловила движение, будто живая. Напротив неё грозный инспектор, хранитель порядка и кошмар всех мелких торговцев, теперь выглядел так, словно сбежал с бала на Монтмартре. Под лампами, качающимися от весёлой магии, его фигура казалась почти нереальной, не инспектор, а мужчина из её сна.
Раскрасневшийся, с чуть растрепанной прядью, он отплясывал уже без своего пиджака. Мелькнули белоснежные рукава, которые Кай решил закатать. Тут же показались татуировки, покрывавшие всю его правую руку.
Манон на мгновение замерла. Все — таки ей не показалось. Это было как короткий и ослепляющий удар молнии не по сценарию. Она ожидала чего угодно, скучного рубашечного бюрократа, деревянного инспектора, даже сноба, но под льдом оказался огонь, и этот огонь внезапно вспыхнул прямо у неё на глазах. У неё пересохло в горле. В груди затрепетало что–то странное, будто её собственные чары сработали в обратную сторону, на неё саму.
— А я–то думала, вы весь состоите из правил и регламентов, — ехидно прошептала она, позволив себе короткий взгляд на рисунки. — А вы оказывается умеете удивлять.
Кай взглянул на неё в упор, его глаза по–прежнему были ледяные, но теперь в них плясал огонь. Он усмехнулся, чуть склонив голову набок, и впервые за вечер его лицо тронула настоящая, искренняя, почти мальчишеская улыбка.
— Я многое умею, мадемуазель, — сказал он негромко, но в его голосе звучала дерзость.
Манон хотела, что–то язвительное ответить, но джаз перешёл в особенно безумное соло трубы, и Кай вдруг ловко притянул её ближе, совсем не так, как положено на светском балу.
Манон вдохнула и тут же почувствовала его запах. Не одеколон, а настоящего Кая Тайрена, немного мускуса, чуть соли, тепло кожи, которая разогрелась от движения. Удивительно живой запах, невыносимо привлекательный. Дыхание застыло в горле. Между ними по–прежнему оставалась пара дюймов воздуха, но именно это расстояние почти касания, казалась сейчас самым громким ощущением в комнате.
Её ладони легли на его грудь, под тонкой тканью рубашки ощущалось горячее и плотное тело. Его грудная клетка двигалась в такт дыханию, и она почувствовала, как под её пальцами неровно бьётся сердца и что–то в этом было чертовски интимным.
Он танцевал уверенно, но не по правилам. Его ладони скользнули по её спине, чуть сжались на талии.
Манон подняла глаза. Лицо Кая было так близко, что дыхание касалось её кожи. Его взгляд… она утонула в нём на долю секунды. В его зрачках плясал свет радужных пузырьков и что–то ещё странное, и уязвимое, будто он сам не ожидал, что вот так… прикоснётся к ней.
Её дыхание сбилось, а в глазах мелькнула искра, впрочем, не от злости. Её сердце пропустило удар. Это не должно было случиться. Ни в этой лавке, ни в этом подвале, ни с этим мужчиной, который пять минут назад требовал лицензии на зелья, но между их телами не осталось воздуха. И ни одна магия не могла быть сильнее, чем это прикосновение.
— Осторожнее, инспектор, — прошептала она, чувствуя, как его ладонь скользнула по её спине. — А то я начну думать, что вы не такой уж правильный.
— Боюсь, вы уже начали, — хрипло выдохнул он, и в этот момент с полки едва слышно щёлкнула пробка.
Манон обернулась, но было уже поздно, один из флаконов, разбалансированный эликсиром веселья, распечатался сам. По воздуху растекся сладковатый, пряный аромат, густой, почти как пар. И прежде, чем кто–либо из них успел что–либо сообразить, они вдруг остановились, глядя друг на друга в упоительном, горячем молчании.
Она чувствовала, как медленно напрягаются его пальцы, как он прижимает её ближе неуверенно, словно внутри него борются долг и желание. Его дыхание билось в её щеку, горячее, рваное, и с каждым выдохом она слышала в нём нерешительное «можно?».
Губы Кая дернулись, будто он хотел, что–то сказать, но вместо слов он наклонился и медленно, но неотвратимо поцеловал её.
Всё внутри перевернулось. Мир качнулся, как от плохо сваренного зелья, и застыл в точке невесомости. Она не ожидала, что он решится, но он ворвался без разрешения, без стука, но с такой точностью, что Манон сдалась мгновенно.
Поцелуй получился вовсе не застенчивым, не случайным, не «под действием эликсира». Он был отчаянный, глубокий, с привкусом кофе, лаванды и… откровенности. Манон от неожиданности вцепилась ему в подтяжки, на секунду забыв, что вообще дышать полезно. Рядом Саймон, забыв, что он кот, прикрыл лапой глаза и тяжело вздохнул:
— Ну конечно, только начнёшь веселиться, а они уже языками воюют.
Губы Кая прижались еще плотнее и Манон задохнулась от жара, пронёсшегося по позвоночнику. Его ладонь легла ей на щёку, большой палец коснулся кожи у самой скулы неожиданно нежно, в контраст к властности самого поцелуя. Он наклонил голову, усиливая давление, и проник языком к ней в рот, углубляя поцелуй, словно пробовал на вкус её дыхание.
У неё в животе взорвались искры, ладони сами собой скользнули вверх по его груди, ощущая под тканью жар и напряжение его идеального тела.
С каждой секундой она чувствовала, как грань между профессиональной осторожностью, и этим необъяснимой тягой к нему исчезает.
Манон чувствовала, как под тонкой рубашкой напряглись его мышцы, как дыхание стало рваным, как кончики пальцев вжимаются в её талию. Его язык коснулся её губ, срывая короткий, невольный стон.
Они оторвались друг от друга так же внезапно, как и слились в этом поцелуе, будто испугались собственной смелости.
Всё внутри нее дрожало. Манон стояла, не двигаясь, боясь, что, если скажет хоть слово, то мир снова сорвётся с якоря. В ней кипели одновременно сотни эмоций: шок, смущение, желание… и какая–то тревожная радость.
Кай смотрел на неё, тяжело дыша, и она видела, как в его зрачках умирал контроль и ей казалось, если он сделает ещё один шаг, она шагнёт навстречу.