Когда я вернусь (Полное собрание стихов и песен) — страница 8 из 13

…Еще позволь желание одно Мне произнесть:

Молюся я судьбине.

Чтоб для тебя я стал хотя б отныне Чем для меня ты стал уже давно!

Е. Баратынский

УПРАЖНЕНИЯ ДЛЯ ПРАВОЙ И ЛЕВОЙ РУКИ

1. ДЛЯ ПРАВОЙ РУКИ

Allegro moderato

Весь год – ни валко и не шатко,

И все, как прежде, в январе.

Но каждый день горела шапка,

Горела шапка на воре.

А вор белье тащил с забора,

Снимал с прохожего пальто,

И так вопил: – Держите вора!

Что даже верил кое-кто!

2. ДЛЯ ЛЕВОЙ РУКИ

Maastozo

Ты прокашляйся, февраль, прометелься,

Грянь морозом на ходу, с поворотца!

Промотали мы свое прометейство,

Проворонили свое первородство!

Что ж, утешимся больничной палатой,

Тем, что можно ни на что не решаться…

Как объелись чечевичной баландой –

Так не в силах до сих пор отдышаться!

3. ДЛЯ ОБЕИХ РУК

Vivache

Кто безгласных разводит рыбок,

Кто – скупец – бережет копейку,

А я поеду на птичий рынок

И куплю себе канарейку.

Все полста отвалю, не гривну,

Привезу ее, кроху, на дом,

Обучу канарейку гимну,

Благо слов ей учить не надо!

Соловей, соловей, пташечка,

Канареечка жалобно свистит:

– Союз нерушимый республик свободных…

ПЕСНЯ ОБ ОТЧЕМ ДОМЕ

Ты не часто мне снишься, мой Отчий Дом,

Золотой мой, недолгий век.

Но все то, что случится со мной потом, –

Все отсюда берет разбег!

Здесь однажды очнулся я, сын земной,

И в глазах моих свет возник.

Здесь мой первый гром говорил со мной

И я понял его язык.

Как же страшно мне было, мой Отчий Дом,

Когда Некто с пустым лицом

Мне сказал, усмехнувшись, что в доме том

Я не сыном был, а жильцом.

Угловым жильцом, что копит деньгу –

Расплатиться за хлеб и кров.

Он копит деньгу, и всегда в долгу,

И не вырвется из долгов!

– А в сыновней верности в мире сем

Клялись многие – и не раз! –

Так сказал мне Некто с пустым лицом

И прищурил свинцовый глаз.

И добавил: – А впрочем, слукавь, солги –

Может, вымолишь тишь да гладь!..

Но уж если я должен платить долги,

То зачем же при этом лгать?!

И пускай я гроши наскребу с трудом,

И пускай велика цена –

Кредитор мой суровый, мой Отчий Дом,

Я с тобой расплачусь сполна!

Но когда под грохот чужих подков

Грянет свет роковой зари –

Я уйду, свободный от всех долгов,

И назад меня не зови.

Не зови вызволять тебя из огня,

Не зови разделить беду.

Не зови меня!

Не зови меня…

Не зови – Я и так приду!

РУССКИЕ ПЛАЧИ

На лесные урочища,

На степные берлоги

Шли Олеговы полчища

По дремучей дороге.

И на марш этот глядючи,

В окаянном бессильи,

В голос плакали вятичи,

Что не стало России!

Ах, Россия, Рассея –

Ни конца, ни спасенья!

И живые, и мертвые,

Все молчат, как немые,

Мы, Иваны Четвертые –

Место лобное в мыле!

Лишь босой да уродливый,

Рот беззубый разиня,

Плакал в церкви юродивый,

Что пропала Россия! Ах,

Россия, Рассея –

Все пророки босые!

Горькой горестью мечены

Наши тихие плачи –

От Петровской неметчины

До нагайки казачьей!

Птица вещая – троечка,

Тряска вечная, чертова!

Не смущаясь ни столечка,

Объявилась ты, троечка,

Чрезвычайной в Лефортово!

Ах, Россия, Рассея –

Чем набат не веселье!?

Что ни год – лихолетье,

Что ни враль, то Мессия!

Плачет тысячелетие

По России – Россия!

Выкликает проклятия…

А попробуй, спроси –

Да была ль она, братие,

Эта Русь на Руси?

Эта – с щедрыми нивами,

Где родятся счастливыми

И отходят в смиреньи.

Где как лебеди – девицы,

Где под ласковым небом

Каждый с каждым поделится

Божьим словом и хлебом.

…Листья капают с деревца

В безмятежные воды,

И звенят, как метелица,

Над землей хороводы,

А за прялкой беседы,

На крыльце полосатом,

Старики-домоседы,

Знай, дымят самосадом.

Осень в золото набрана,

Как икона в оклад…

Значит все это наврано,

Лишь бы в рифму да в лад?!

Чтоб, как птицы на дереве,

Затихали в грозу,

Чтоб не знали, но верили

И роняли слезу,

Чтоб начальничкам кланялись,

За дареную пядь,

Чтоб грешили и каялись,

И грешили опять?..

То ли сын, то ли пасынок,

То ли вор, то ли князь –

Разомлев от побасенок,

Тычешь каждого в грязь!

Переполнена скверною

От покрышки до дна…

Но ведь где-то, наверное,

Существует – Она?!

Та – с привольными нивами,

Та – в кипеньи сирени,

Где родятся счастливыми

И отходят в смиреньи…

Птица вещая, троечка,

Буйный свист под крылом!

Птица, искорка, точечка

В бездорожьи глухом.

Я молю тебя: – Выдюжи!

Будь и в тленьи живой,

Что б хоть в сердце, как в Китеже,

Слышать благовест твой!…

КУМАЧОВЫЙ ВАЛЬС

Ну, давай, убежим в мелколесье

Подмосковной условной глуши,

Где в колодце воды – хоть залейся

И порою, весь день, ни души!

Там отлипнет язык от гортани,

И не страшно, а просто смешно,

Что калитка, по-птичьи картавя,

Дребезжать заставляет окно.

Там не страшно, что хрустнула ветка

По утру под чужим каблуком.

Что с того?! Это ж просто соседка

Принесла вам кувшин с молоком.

Но, увы – но и здесь – над платформой,

Над антеннами сгорбленных дач,

Над березовой рощей покорной

Торжествует все тот же кумач!

Он таращит метровые буквы,

Он вопит и качает права…

Только буквы, расчертовы куклы,

Не хотят сочетаться в слова.

– Миру – мир!

– Мыру – мыр!

– Муре – мура!

– Мира – миг,

мира – миф,

в мире – мер…

И вникает в бессмыслицу хмуро

Участковый милиционер.

Удостоенный важной задачей,

Он – и ночью, и утром, и днем –

Наблюдает за некою дачей,

За калиткой, крыльцом и окном.

Может там куролесят с достатка,

Может, контра и полный блядеж?!..

Кумачевый блюститель порядка,

Для кого ж ты порядок блюдешь?!

И себя выдавая за знамя,

Но древко наклонив, как копье,

Маскировочной сетью над нами

Кумачевое реет тряпье!

Так неужто и с берега Леты

Мы увидим, как в звездный простор

Поплывут кумачевые ленты:

– Мира – миф!

– Мира – миг!

– Миру – мор!

ПРИТЧА

По замоскворецкой Галилее,

Шел он, как по выжженной земле –

Мимо светлых окон «Бакалеи»,

Мимо темных окон «Ателье»,

Мимо, мимо – «Булочных», «Молочных»,

Потерявших веру в чудеса.

И гудели в трубах водосточных

Всех ночных печалей голоса.

Всех тревог, сомнений, всех печалей –

Старческие вздохи, детский плач.

И осенний ветер за плечами

Поднимал, как крылья, легкий плащ.

Мелкий дождик падал с небосвода

Светом фар внезапных озарен…

Но уже он видел, как с Восхода,

Через Юго-Западный район,

Мимо «Показательной Аптеки»,

Мимо «Гастронома» на углу –

Потекут к нему людские реки,

Понесут признанье и хвалу!

И не ветошь века, не обноски,

Он им даст Начало всех Начал!

И стоял слепой на перекрестке,

Осторожно палочкой стучал.

И не зная, что пророку мнилось,

Что кипело у него в груди,

Он сказал негромко: – Сделай милость,

Удружи, браток, переведи!..

Пролетали фары – снова, снова,

А в груди Пророка все ясней

Билось то несказанное слово

В несказанной прелести своей!

Много ль их на свете, этих истин,

Что способны потрясти сердца?!

И прошел Пророк по мертвым листьям,

Не услышав голоса слепца.

И сбылось – отныне и вовеки! –

Свет зари прорезал ночи мглу,

Потекли к нему людские реки,

Понесли признанье и хвалу.

Над вселенской суетней мышиной

Засияли истины лучи!..

А слепого, сбитого машиной,

Не сумели выходить врачи.

ПСАЛОМ

Я вышел на поиски Бога.

В предгорьи уже рассвело.

А нужно мне было немного –

Две пригоршни глины всего.

И с гор я спустился в долину,

Развел над рекою костер,

И красную вязкую глину

В ладонях размял и растер.

Что знал я в ту пору о Боге

На тихой заре бытия?

Я вылепил руки и ноги,

И голову вылепил я.

И полон предчувствием смутным

Мечтал я, при свете огня,

Что будет Он добрым и мудрым,

Что Он пожалеет меня!

Когда ж он померк, этот длинный

День страхов, надежд и скорбей –

Мой бог, сотворенный из глины,

Сказал мне: – Иди и убей!..

И канули годы. И снова –

Все так же, но только грубей,

Мой бог, сотворенный из слова,

Твердил мне: – Иди и убей!

И шел я дорогою праха,

Мне в платье впивался репей,

И бог, сотворенный из страха,

Шептал мне: – Иди и убей!

Но вновь я печально и строго

С утра выхожу за порог –

На поски доброго Бога

И – ах, да поможет мне Бог!

ЗАНЯЛИСЬ ПОЖАРЫ

…Пахнет гарью. Четыре недели

Торф сухой по болотам горит.

Даже птицы сегодня не пели

И осина уже не дрожит.

Анна Ахматова. Июль 1914

Отравленный ветер гудит и дурит,

Которые сутки подряд.

А мы утешаем своих Маргарит,

Что рукописи не горят!

А мы утешаем своих Маргарит,

Что – просто – земля под ногами горит,

Горят и дымятся болота –

И это не наша забота!

Такое уж время – весна не красна,

И право же просто смешно,

Как «опер» в саду забивает «козла»,

И смотрит на наше окно,

Где даже и утром темно.

А «опер» усердно играет в «козла»,

Он вовсе не держит за пазухой зла,

Ему нам вредить неохота,

А просто – такая работа.

А наше окно на втором этаже,

А наша судьба на виду…

И все это было когда-то уже,

В таком же кромешном году!

Вот так же, за чаем, сидела семья,

Вот так же дымилась и тлела земля,

И гость, опьяненный пожаром,

Пророчил, что это недаром!

Пророчу и я, что земля неспроста

Кряхтит, словно взорванный лед,

И в небе серебряной тенью креста

Недвижно висит самолет.

А наше окно на втором этаже,

А наша судьба на крутом рубеже,

И даже для этой эпохи –

Дела наши здорово плохи!

А что до пожаров – гаси не гаси,

Кляни окаянное лето –

Уж если пошло полыхать на Руси,

То даром не кончится это!

Усни, Маргарита, за прялкой своей,

А я – отдохнуть бы и рад,

Но стелется дым, и дурит суховей,

И рукописи горят.

И опер, смешав на столе домино,

Глядит на часы и на наше окно.

Он, брови нахмурив густые,

Партнеров зовет в понятые.

И черные кости лежат на столе,

И кошка крадется по черной земле

На вежливых сумрачных лапах.

И мне уже дверь не успеть запереть,

Чтоб книги попрятать и воду согреть,

И смыть керосиновый запах!

ЗАКЛИНАНИЕ ДОБРА И ЗЛА

Здесь в окне, по утрам, просыпается свет,

Здесь мне, все, как слепому, на ощупь знакомо…

Уезжаю из дома! Уезжаю из дома!

Уезжаю из дома, которого нет.

Это дом и не дом.

Это дым без огня.

Это пыльный мираж или Фата-Моргана.

Здесь Добро в сапогах, рукояткой нагана

В дверь стучало мою, надзирая меня.

А со мной кочевало беспечное Зло.

Отражало вторженья любые попытки,

И кофейник с кастрюлькой на газовой плитке

Не дурили и знали свое ремесло..

Все смешалось – Добро, Равнодушие, Зло.

Пел сверчок деревенский в московской квартире.

Целый год благодати в безрадостном мире –

Кто из смертных не скажет, что мне повезло?!

И пою, что хочу, и кричу, что хочу,

И хожу в благодати, как нищий в обновке.

Пусть движенья мои в этом платье неловки –

Я себе его сам выбирал по плечу!

Но Добро, как известно, на то и Добро,

Чтоб уметь притвориться – и добрым, и смелым,

И назначить, при случае, – черное – белым,

И веселую ртуть превращать в серебро.

Все причастно Добру.

Все подвластно Добру.

Только с этим Добрынею взятки не гладки.

И готов я бежать от него без оглядки

И забиться, зарыться в любую нору!..

Первым сдался кофейник: Его разнесло,

Заливая конфорки и воздух поганя…

И Добро прокричало, гремя сапогами,

Что во всем виновато беспечное Зло!

Представитель Добра к нам пришел поутру,

В милицейской (почудилось мне!) плащ-палатке…

От такого, попробуй – сбеги без оглядки,

От такого, поди-ка, заройся в нору!

И сказал Представитель, почтительно-строг,

Что дела выездные решают в ОВИРе,

Но что Зло не прописано в нашей квартире,

И что сутки на сборы – достаточный срок!

Что ж, прощай, мое Зло! Мое доброе Зло!

Ярым воском закапаны строчки в псалтыри.

Целый год благодати в безрадостном мире –

Кто из смертных не скажет, что мне повезло!

Что ж, прощай и – прости!

Набухает зерно.

Корабельщики ладят смоленые доски.

И страницы псалтыри – в слезах, а не в воске,

И прощальное в кружках гуляет вино!

Я растил эту ниву две тысячи лет –

Не пора ль поспешить к своему урожаю?!

Не грусти! Я всего лишь навек уезжаю От Добра и из дома –

Которого нет!

ОПЫТЫ