, кроме шитья, выполнять много другой тяжелой работы. Мясо в лучшем случае раз в полгода и кусочек сыра с чашкой кофе раз в день составляли обычный рацион бедной швеи во Франции. Если нынче французский рокфор — деликатес, то в XIX веке сыр, покрытый плесенью, вовсе не являлся признаком состоятельности. В любом случае, умение шить считалось важным, потому что хоть как-то могло обеспечить девочку в будущем. Другим навыкам в монастыре тоже учили, там даже имелась школа, но в ней основное время уделялось Закону Божьему.
Отношения с монахинями у Габриэль складывались непростые. Она не привыкла к дисциплине и не желала подчиняться. Две другие сестры потихоньку привыкли к жизни в приюте, а может, просто покорились судьбе, но отношения Габриэль с наставницами были натянутыми, ведь свой бунтарский дух она издавна проявляла еще в родной семье. Не раз за дерзкое поведение ее оставляли по воскресеньям без сладкого или усаживали переписывать страница за страницей пассажи, посвященные покорности, терпению, кротости и повиновению — как раз тем добродетелям, которыми она не могла похвастаться. Конечно, ей приходилось подчиняться, но в душе росли возмущение и злость, которые с трудом удавалось погасить. Габриэль часто думала о побеге из приюта, но бежать было некуда. Впоследствии чуть ей удастся глотнуть свободы, чуть ослабится контроль, как она тут же воспользуется представившимся шансом. Пока же приходилось терпеть и ждать, рассказывая байки про отца, который скоро за ней вернется.
Так прошли первые три года жизни из неполных семи, проведенных в монастыре. Однажды на каникулы сестер решила взять к себе тетя Луиза. Это ее в свое время удачно выдали замуж за железнодорожного служащего со стабильным жалованьем. Жизнь Луизы сложилась вполне в том стиле, который ей предназначался: покладистый муж, небольшой дом в местечке Варен-сюр-Алье (население в конце XIX века и поныне — около трех тысяч человек), где ее супруг служил на железнодорожной станции, отсутствие особых развлечений, но и необходимости работать. Городок представлял собой обычное французское захолустье без особых прикрас. «Поселок, окруженный пыльной дорогой, с церковью и домом священника, над дверью которого прилажен здоровенный каменный крест, имеющий откровенно кладбищенский вид. Напротив церкви, в самом центре поселка, на виду, высится весьма претенциозная ратуша, построенная около 1830 года и снабженная своего рода дозорной башней, часы которой отбивают время в пустоте полей… Две другие важные точки — вокзал и постоялый двор. Один торчал здесь, казалось, с единственной целью придать пущей важности дяде Полю Костье, другой — служил для того, чтобы во время больших маневров офицерам муленского гарнизона было куда пойти выпить и потанцевать… в сущности, Варен был всего-навсего железнодорожным пунктом, торговой станцией, улицей, проложенной средь полей. Вокруг простирались волнистые луга и благопристойные холмы, ничто не нарушало гармонию ровной и отчаянно скучной местности»[5].
Доход тетиной семьи был не слишком высоким, однако ребенок у них с мужем был всего один, дочь Марта, что позволяло сильно сократить расходы. Дочка Луизы училась вместе с двоюродными сестрами, но за плату, а значит, проживала там в несколько иных условиях. Послаблений в плане дисциплины и учебы платным воспитанницам не делалось, но важным было само ощущение того, что у тебя есть семья, тебя не бросили, на все каникулы ты возвращаешься домой к родителям. Первые годы долгие летние каникулы представляли для Габриэль и ее сестер большую проблему. Им приходилось оставаться в монастыре, в то время как других воспитанниц разбирали на лето родственники. И вдруг тетушка «спохватилась». Какие на самом деле мотивы двигали ею, сказать сложно. Не исключено, что ранее у нее просто не было возможности взять к себе троих детей, а может, ею двигало чувство жалости. К тому же к ней на лето приезжала теперь и ее сестра Адриенна, ровесница Габриэль. Позже та иногда говорила, что их брали «за компанию» с Мартой и Адриенной, а вовсе не от большой любви. Габриэль все время искала виновного в своих бедах. Поступая довольно нечестно, она перекладывала на тетю вину за свое сиротство, за монастырское заточение, за разлуку с братьями и сестрами. С ней она общалась вызывающе и летние каникулы считала подачкой. Пойти на попятный Габриэль не могла. Она была несправедлива к этой женщине, но ничего не могла с собой поделать.
Тем не менее проживание в Варене вносило разно-образие в жизнь девочек, хотя надзор за ними со стороны тети и ее мужа был строгий. Однако он не шел ни в какое сравнение с дисциплиной в монастыре. После длинной, темной галереи, в которой спали все воспитанницы приюта, Габриэль очутилась в спальне, которую делила всего с одним человеком — с Адриенной, приходившейся ей формально теткой, а по сути подругой. Можно было болтать, не боясь окрика надзирательницы, хоть всю ночь напролет. И возраст для таких задушевных бесед был самый подходящий. Потихоньку отчуждение в отношении тети Луизы проходило, особенно в те моменты, когда они втроем занимались рукоделием. Тетя любила своими руками делать шляпки — никогда их не покупала, что приводило Габриэль в восторг. Она с удовольствием начала применять навыки, полученные в монастыре, помогая тете. Она уже умела довольно многое: например, расшить скатерть, окаймить салфетку, раскроить сукно, расширить или заузить юбку. Тетя иногда выбиралась в Виши купить там фетровые заготовки, а затем перекраивала их и украшала на свой лад. Под ее ловкими пальцами бесформенные болванки превращались не в безликие головные уборы, которые видишь на каждой женщине, особенно в захолустье, а в нечто оригинальное. Конечно, этим скромным изделиям далеко было до неподражаемого шика парижской моды, но, с другой стороны, они не походили на банальные шляпки с потускневшими на солнце искусственными цветами, безуспешно призванными их украсить. Помогая тете, Габриэль, пожалуй, впервые почувствовала свое будущее призвание: недаром карьеру она начнет именно со шляпок.
Кроме создания головных уборов, Габриэль в Варене развлекало чтение книжек. Дешевые сочинения французских романистов открывали перед девочкой мир таких же дешевых, как и сами книги, страстей. Но для нее, читавшей в монастыре литературу совсем иного свойства, эти истории стали настоящим окном в мир любовных интриг, приключений, в мир красивых благородных мужчин и не менее прекрасных возвышенных женщин. За лето Габриэль буквально проглатывала десяток-другой книжек, чтобы потом в монастыре развлекать себя воспоминаниями о придуманных страданиях барышень, далеких от реальной жизни.
Вскоре сестер Шанель начали ненадолго приглашать к себе бабушка и дедушка, родители отца. Не исключено, что вместе со старшей дочерью они все-таки попытались компенсировать хоть в какой-нибудь степени свой отказ взять их к себе на воспитание. Бабушка с дедушкой жили на тот момент в Мулене, городе, где била ключом жизнь. Летом на воды съезжались состоятельные люди, прогуливавшиеся по улицам в шикарных нарядах. На свежем воздухе играли оркестры, работали многочисленные кафе. Девочек в сутолоку этого «вертепа» не пускали, но они все больше проникались духом свободы и желанием удрать из-под контроля. Гостя у родни, Габриэль, кроме положительных эмоций, столкнулась и с неприятным открытием. Оказалось, отец изредка навещал любимую сестру — тетю Луизу и время от времени общался с родителями. Его внимания не хватало только дочерям: их он навещать не собирался. Понять причины подобного поведения Альбера несложно, вспомнив его биографию. За родителей и сестру он не нес никакой ответственности, а вот дети оставались обузой, никудышным наследством, которое ему завещала несчастная жена. Дети ассоциировались у Альбера с Жанной, постоянно преследовавшей и докучавшей ему. Обретенная свобода дорогого стоила. Зачем же ею рисковать, когда девочки находятся под присмотром, а парни вполне способны позаботиться о себе сами? Для Габриэль новость была вторым ударом, вторым предательством отца, которого она отправила в своем воображении торговать вином в Штаты. Она уверовала в собственные сказки о нем, и неприятное открытие вернуло девочку в жестокую реальность.
К восемнадцати годам Габриэль превратилась в весьма привлекательную девушку. Она вовсе не походила на идеал того времени, будучи слишком худощавой, фактически с нулевым размером груди. Это было время пышнотелых женщин, а худоба вызывала целый ряд вопросов: не больна ли ее обладательница, какой образ жизни довел ее до такого состояния? Этот факт она потом тоже обыграет в созданном ею фирменном стиле: это будет стиль худых и плоских фигур, для которых доселе никто не удосужился сшить что-то приличное. Напротив, подобные фигуры пытались замаскировать, придать им пышности путем всяческих ухищрений. Коко Шанель недостатки фигуры превратила в достоинства, хотя часто упоминала о них. Внутренние комплексы, видимо, оставались, но внешне они больше не проявляли себя. Но ведь кроме фигуры у девушки есть и другие черты, которые привлекают окружающих. У Габриэль были шикарные густые волосы. Она любила заплетать их в косу и укладывать вокруг головы. Лицо ее имело приятные черты: узкие, аристократические, больше унаследованные от красавчика отца, чем от матери. У него же она позаимствовала умение общаться с людьми любого круга и богатое воображение, позволявшее рассказывать выдуманные истории своей жизни. Зато от матери к ней перешло безумное трудолюбие, которое вознесет ее чуть позже на вершину славы.
Пока что она выглядела бедной девушкой из крестьянской семьи, толком не знавшей городской жизни и не видевшей достатка. Несмотря на внутренний протест, монастырское воспитание долго будет давать о себе знать. Обретенная в какой-то момент семья в лице тети Луизы, дедушки и бабушки, кузенов, других тетушек не смогла восполнить пустоту, успевшую образоваться в душе одинокой Габриэль. Родственников, так внезапно снова объявившихся в ее жизни, она отвергла всех разом, не желая признавать, что у нее есть обязательства по отношению к семье — уж слишком поздно она ее приняла обратно. Адриенна являлась единственным исключением.