– Староста? А как он выглядел?
– Да никак. Обычный такой мужичок, седоватый, крепенький. А взгляд такой… неприятный. Словно бы нечеловеческий… да.
Староста… Не тот ли это староста… не старый ли знакомый? Как теперь узнать? Парни-то в школе вряд ли еще покажутся. А может, они с кем-то общались, дружили?
– Общались – да, – сухо кивнула директор. – А вот насчет дружбы – так это вряд ли. Но вообще поспрашивайте у учителей.
Тихомиров так и сделал, пользуясь предоставленной ему властью, только начал не с учителей – с ребят. Случайно углядел бежавшего по коридору мальчишку – в темном пиджачке, аккуратно стриженного, в очочках, этакого Знайку.
– Бонжур, Денис. Не пробегай мимо!
– Бонжур… Ой, здрасьте, дядя Максим. Давно вас не видел!
– И я тебя…
Эх, были когда-то благословенные времена, захаживал Макс в русско-французское общество, на курсы. И Денис Лезнов тоже там обретался. Было, было когда-то такое время. И не так уж давно.
– Побазарим?
Денис улыбнулся:
– Легко!
– Где бы нам присесть?
– А пойдемте на третий этаж – там никто не учится, а в коридоре парты составлены.
Денис тоже не рассказал ничего существенного, разве что добавил, что оба гоблина обожали пугать малышей.
– Страсти какие-то рассказывали… Про трехглазых монстров.
– Про трехглазых?
Макс тут же вспомнил цветики-семицветики, странную деревню с частоколом, вой и ужасную трехглазую морду!
– А что конкретно рассказывали-то?
– Да ничего конкретного, – отмахнулся мальчишка. – Так, пугали… Мол, не будешь приносить каждый день дань – отдадим тебя монстрам.
Трехглазые монстры…
Выйдя из школы, молодой человек взглянул на часы и в задумчивости отправился в библиотеку – члены Комитета договорились по возможности собираться каждый день, докладывать о выполнении поручений, делиться мнением, планировать.
– Привет, Максим Андреевич! Что такой задумчивый?
Верхом на шикарном велосипеде, сверкающем никелем и лаком, Тихомирова обогнал Леха Трушин – местный «авторитетный бизнесмен», тоже с недавних пор входивший в Комитет управления. Мотивировал свое желание тем, что «достал уже весь этот бардак!».
По поручению Комитета Трушин теперь организовывал народную дружину – патрулировали школы, людные места, рынки.
– Хочу кое-чем поделиться. – Леха слез с велосипеда и зашагал рядом с Максом, придерживая белый пластиковый пакет с каким-то длинным свертком. – На одном рыночке, у Дома культуры, мясом начали торговать, между прочим – свежим. Но не целиком – тушами, – а всякими там обрезками, ребрами… Я бы даже сказал, объедками.
– Ну, коров да свиней многие держат.
– Так-то оно так… – Трушин недоверчиво покачал головой. – Я, конечно, не специалист, но… Ты не знаешь, кто у нас в Комитете в анатомии разбирается?
– Не знаю… впрочем, постой! Так Агриппина же врач!
– Это та, что с косой? – уточнил Леха.
– Ну да.
– А не знаешь, будет она сегодня?
– Должна бы быть… А что?
– Так… Хочу ей показать кое-что, как специалисту.
Агриппина оказалась на месте – сидела за столом, весело о чем-то болтая с «мышонком» Галей и Глафирой Матвеевной, заведующей.
– Нам бы с ней уединиться, – обернувшись, шепнул Трушин. – Не хочется зря пугать…
– Сейчас…
Макс, на правах доброго знакомого, чмокнул в щеки всех женщин, Агриппине же шепнул:
– Отойдем во-он за тот стеллажик.
– Ой, ой, – с улыбкой покачала головой Глафира Матвеевна. – Вечно у вас какие-то секреты…
– Ну? – Поправив косу, женщина насмешливо взглянула на обоих. – Чего вам?
Трушин достал из пакета сверток, развернул. Пахнуло запахом несвежего мяса…
– Как вы думаете, что это?
– А тут и думать нечего, – напряженно усмехнулась Агриппина. – Берцовая человеческая кость!
Макс с Трушиным выследили продавца – неприметного мужичонку в старом прохудившееся ватнике и кирзовых сапогах, этакого бомжарика. Трушин предложил сразу его прижать, но Максим настоял на своем – аккуратненько проследить, откуда он это мясо берет.
– Понимаешь, Алексей, мы просто… ну, словно бы гуляем, разговариваем, за ним потихоньку пойдем, так вот, незаметненько.
– Ага, незаметненько – да меня в этом городке каждая собака знает!
– Тем более! Этому бомжу и в голову не придет, что такой человек, как ты, за ним следить станет!
– Может, ребят на всякий случай вызвать?
– Да не стоит. – Тихомиров махнул рукой. – Что мы, вдвоем с ним не справимся что ли?
Так и пошли, вроде бы по своим делам.
Бомжарик, закончив торговать, прикупил здесь же, на лотках, три фуфырика одеколона «Саша» и, довольный, зашагал куда-то в район старого города. Тускло – вполнакала, через один – горели фонари, электроэнергию экономили, львиная ее часть уходила на функционирование водозабора. День выдался хороший, и вечер тоже – тихий, спокойный, без давно надоевшего дождя и ветра.
– Знаешь, я много над этим думал, – на ходу делился своими мыслями Трушин. – Ну, над всем, что произошло. Уж обсуждали… и с женой, и с дочками, с сыном приемным – он у меня умница. Ленка, жена, между прочим, тоже не дура – кандидат технических наук, а сын Денис – круглый отличник, между прочим, еще и по-французски говорит, как я по-русски…
Тихомиров удивленно вскинул глаза:
– Денис Лезнов – твой пасынок что ли?!
– Ну да. А ты его откуда знаешь?
– Вместе в одном обществе состоим.
– А… Так вот, мы поговорили и пришли к выводу: все это с адронным коллайдером как-то связано. Вот сам вспомни тот день, когда все навернулось! О чем тогда все говорили? Что в Интернете писали? Вспомни страшилки-то!
– Ну да. – Максим кивнул. – Только Григорий Петрович говорит: ерунда все это.
– Да Петрович старый просто, и что такое коллайдер – толком не понимает.
– А ты понимаешь?
– Конечно! Я ж на физмате учился… правда, только три курса закончил, но все-таки. В нем, в нем все дело, понимаешь, элементарные частицы ускорились больше, чем нужно, – вот и пожалуйста, вот и все!
– А что же это у нас-то только? Именно в нашем городе! Где мы, а где коллайдер?
Трушин резко замедлил шаг и, посмотрев собеседнику прямо в глаза, тихо сказал:
– А откуда ты знаешь, что это – только у нас? Может, нам, наоборот, еще повезло.
– Ну ты и скажешь… – Максим рассеянно остановился. – Это ж значит, что же… навсегда что ли?
– Может быть… А может, и нет, никто ведь ничего толком не знает. Но, считаю, всегда нужно готовиться к худшему – весной произвести земельный кадастр, запланировать, что где посеять, фермы открыть – тушенка-то скоро закончится, да и вообще – всех продуктовых запасов вряд ли до весны хватит… Черт! Упустим ведь сейчас упыря этого! Ты беги, а я поехал!
Прыгнув в седло, Трушин закрутил педали, тормознув где-то на повороте, у старой вербы.
Тихомиров еле догнал, сердце так и стучало и, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.
– Исчез, гад, – тихо сообщил «лесовик». – Во-он в тех домишках скрылся.
Домишки, на которые он указывал, представляли собой скопище самого гнусного вида трущоб, в большинстве своем деревянных, но были и кирпичные – одноэтажные бараки на две-четыре семьи. В оконце одного из бараков вдруг вспыхнул свет… свеча или керосиновая лампа – электричество там было отключено за неуплату еще в спокойные времена, которые теперь, наверное, следовало бы именовать доисторическими.
Переглянувшись, напарники спрятали велосипед у забора и, стараясь не шуметь, вошли во двор через распахнутую настежь калитку. Дрожащий оранжевый свет, падающий из окна барака, выхватывал из быстро сгустившейся тьмы брошенные на землю доски, картофельные ящики, какие-то полусгнившие корзинки, ведра – следовало сильно постараться, чтобы не зацепить весь этот хлам.
Не зацепили, прошли, поднялись по широкому крыльцу в темные сени. В сенях пахло каким-то варевом… Мясной похлебкой!
– Их там двое всего – я в окно видел, – негромко сказал в темноту Трушин. – Ну что… будем брать?
– Будем! – Решившись наконец на активные действия, Максим дернул за дверную ручку…
Дверь распахнулась, явив напарникам скудное обиталище бомжей – грязный, заплеванный пол, потолок, черный от копоти, покрытые старыми газетами стол и плиту в самом углу. На плите стоял котелок, в котором булькало какое-то варево. Рядом копошилось какое-то создание в лохмотьях и с давно не чесанными, сбившимися в колтун волосами. Похоже, что женщина.
Сам бомжарик сидел тут же, за столом, и, нетерпеливо поглядывая на плиту, разбавлял разлитый по двум жестяным кружкам одеколон водицей, наливая ее из небольшого пластикового ведерка с веревочной ручкой.
– Ну, хлеб-соль, хозяева! – опершись на дверной косяк, громко произнес Трушин. – Что, человечинку жрете?
Сидевший за столом бомж выронил ведерко и с испугу принялся громко икать. Его подруга – или кто там она ему была? – обернулась… Максим попятился: такой Бабы-яги ему еще никогда не приходилось лицезреть вот так вот – нос к носу. Страшное морщинистое лицо – скорее даже, рожа – было покрыто каким-то гнойными волдырями и струпьями, левый глаз заплыл от синяка и, похоже, ни черта уже не видел, правый же, не мигая, смотрел на незваных гостей.
– Чаво пришли? – грубо поинтересовалось страшилище. – Чаво надо?
– Человечинку, говорю, варишь? – подойдя ближе, с угрозой спросил «лесовик».
– Ну и варю. Тебе-то что? – Баба-яга, казалось, ничуть не удивилась. – Мяско-то всякий любит.
– Откуда взяла, тварь?!
Трушин, видать, хотел схватить бабищу за шиворот, но побрезговал, и рука его повисла в воздухе.
– Он принес. – Ягуша тотчас же показала на бомжа. – Второю неделю уже таскает.
Максим сплюнул:
– Каннибалы вы гребаные! А ну, гнус, говори, откуда человечину взял? Говори, иначе башку отвинтим! Ну!
Нырнувший было под стол бомжарик неохотно вылез обратно и, подслеповато щурясь, уставился на гостей: