Тихомиров поправил изрядно натеревший плечо автомат, хоть и не было патронов – Настя расстреляла все, – но выбрасывать столь полезную по нынешним временам штуковину было бы как-то не по-хозяйски, мало ли, пригодится еще? Вот и тащил молодой человек лишние килограммы – по лесам, по лугам, по болотам…
Где-то на лугу, рядом, вдруг всполошились птицы. Порхали себе, порхали и вдруг на тебе – тревожно защебетав, разом взмыли в небо.
Максим живо сдернул Калашников – патронов нет, так хоть вид…
– Дядя Максим! Мама!
– Тьфу ты, господи… Игорек! Ты что так быстро?
– Так мы Марину у леса встретили – с охоты шла. С луком! Со стрелами такими странными. Сама к нам подошла: кто такие да к кому? – подросток шмыгнул носом. – Ну, мы и сказали, как договаривались.
– Молодцы, – одобрительно кивнул Максим. – А Женька где?
– С Мариной этой пошел… Она двух рябчиков подстрелила, жирных, еле несла.
– Так-так… – Тихомиров пригладил волосы. – А Лешка, видимо, на рыбалке или на хозяйстве оставлен.
– Да, Марина и сказала: как стемнеет, она за нами Лешку пришлет.
– Что ж, – улыбнулась Настя. – Будем ждать, уже недолго осталось.
Стемнело быстро, наверное, потому, что стал накрапывать дождик.
Олеся пристально посмотрела в небо:
– А Лешка-то нас тут отыщет?
– Ой! – спохватился Игорь. – Он к старому колодцу придет, я знаю где – рядом, во-он за той осиной.
И как раз за осиной показалась размытая туманом фигурка. Послышался тихий свист.
– Лешка! – высунулся из-за кустов Тихомиров. – Ты что ли?
– Я. Идемте.
Марина встретила их приветливо, славно. Пришли Петренко с бугаем Жекой и, чуть погодя, Василиса и фельдшер Брузенков – высокий седой старик с чеховской бородкой клинышком. Инженер Григорий Петрович, как выяснилось, еще третьего дня отправился в город и пока вестей о себе не подавал.
– Не заходил он к вам-то? – поинтересовался Петренко.
Тихомиров покачал головой:
– Нет, Иван Лукич, не заходил.
Поговорили и о дальней ферме. Покурив на улице с мужиками, Максим рассказал им о нападении трехглазых да и вообще о том, что тогда приключилось. Петренко с Жекой только головами качали да удивленно хэкали – ну надо же, вот ведь как, оказывается, бывает!
Вообще-то незваным гостям обрадовались – начинался летний рабочий сезон, из тех, когда день год кормит, – и любые руки лишними в хозяйстве не были. Петренко сразу же предложил пожить у него Насте с Игорьком, он давно уже разыскивал в городе сестру и племянницу, о чем многие в деревне хорошо знали. Теперь мог сказать, что нашел.
– Хозяйство у меня большое, – улыбался сквозь очки Иван Лукич. – Огород, сад, ягоды… Поливать все надо, пропалывать, а у меня уже силы не те.
– Ничего, – улыбалась Настена. – Справимся. Мы к крестьянскому труду привычные, сами, считайте, что в деревне жили, в своем-то дому… Ох… – Женщина вдруг скорбно поджала губы, нахмурилась. – Сгорел ведь теперь дом-то, вот ведь беда какая!
– Зато у меня дом просторный, – утешал старик. – Тебе, Настя, отдельную комнату выделю, а сынишка твой и в горнице поспит, верно?
– Посплю, конечно… А летом и на улице могу, на веранде…
– Ну, вот и славненько.
Женьку Марина решила оставить у себя – тоже огородик имелся, да и парень был проворный, такого можно и к охоте, и к рыбалке приспособить – о том уже Лешка договаривался, спрашивал, умеет ли Женька крючки да вирши ставить.
– Ну и вам местечко найдем, – обнадежил Макса с Олесей Петренко. – Валентина говорит: на старой биостанции можно пока поселиться. Так, Валентина?
– Так. – Женщина кивнула. – Место там отдаленное, глухое, можно сказать – дикое. Овраги кругом, болотины, буераки – чужих глаз нету. Я еще в прошлый раз хотела вам предложить, да зимой там жить невозможно – печку какие-то упыри давно на кирпичи разобрали. Ну, теперь-то до зимы далеко – может, и сладите печку.
Максим благодарно кивнул:
– Может, и сладим.
Валентина не врала: старая биостанция – покосившееся от времени здание, когда-то выкрашенное темно-бордовой краской, – располагалась километрах в трех от деревни, на опушке леса, за оврагами и орешником. Сразу же за домом начинались болота, а чуть левее протекала река, точнее сказать, ручей шагов в десять шириной, говорят, рыбное место.
– Посмотрим, какое рыбное… Завтра вечерком к Марине зайду, попрошу крючков, лески…
– Макс, может, огородик разведем? Землицы-то здесь много. Ты бы вскопал, я бы прополола…
– Ага, огородик, – усмехнулся Максим. – Петренко что сказал? Не высовываться! Тихо сидеть, будто и нету нас здесь вовсе.
– Ну, всю жизнь прятаться-то не будешь.
– Всю жизнь – нет, – присев рядом с любимой на покосившуюся от времени лавочку, согласился молодой человек. – А вот это лето, похоже, придется. Так что огородик пока не для нас, а вот рыбалка, ягоды, грибы – это дело.
– Так грибам рано еще.
– Зато рыбы, говорят, много. Да и морошка должна скоро пойти, черника. Наберем, бражку поставим… Закатим пир на весь мир, верно, милая?
– Все бы тебе пировать…
В последнее время какой-то раздраженной стала Олеся, нервной.
Снаружи новые жильцы в целях конспирации оставили пока все, как есть, а вот в самом доме, внутри, навели более-менее сносный порядок. Из двух старых оттоманок соорудили одну, притащили в ту же комнату конторский стол, небольшой, с выбитыми стеклами, шкаф, стулья. Получилось вполне даже ничего, уютно.
Так и зажили. Питались в основном ухой – рыбы в ручье и в самом деле водилось немерено, даже Олеся на удочку ловить пристрастилась. Доброхот Петренко прислал через пару деньков Игорька с небольшим бочонком солонины и пресными лепешками – вот им обрадовались, по хлебу все же скучали.
– Как вы там, Игорь, справляетесь?
– Да ничего… Приятно даже.
– Друзей деревенских еще не завел?
– Нет пока. – Подросток поджал плечами. – Я больше с Женькой, да с Лешкой, да с Димкой тусуюсь – они каждый вечер заходят… или я к ним.
– Про хмыря местного помнишь? – негромко предупредил Максим.
– Про Мишку Хмыреныша? Помню. Подкатывал уже… В компьютер играть звал. – Игорек ухмыльнулся.
– У него что, электричество есть?
– Не, ноутбук с аккумулятором мощным. Только Интернета все равно нет, а так просто играть неинтересно. – Мальчишка взъерошил затылок. – Знаешь, дядя Максим, он все, как ты и говорил, расспрашивал: кто такие да откуда? Я, как Лукич научил, ответил.
– Молодец, – похвалил молодой человек. – Только смотри – все время держи ушки на макушке.
– А я и держу… А как же!
Вечерами молодые люди частенько болтали друг с другом – наконец-то они были одни, да и времени появилось достаточно, вот и обсуждали все, невольными свидетелями чего оказались. И в первую очередь – невероятные перемещения в прошлое. Много здесь было вопросов, ответов на которые покуда не имелось, да и вряд ли они могли появиться, эти ответы. Почему именно середина семидесятых? Почему только кое-кто в том времени может видеть пришельцев, да и то лишь когда те наденут на себя местную одежду… или, скажем, очки? Почему там невозможно ни есть, ни пить? Что знают о возможности проникновения – цветиках-семицветиках – трехглазые? Или они оказались в тех временах случайно, в пылу погони? Тихомирову почему-то именно так и думалось.
И все это были вопросы без ответа… так, языки почесать только.
– Черт! – как-то уже под вечер встрепенулся Максим. – Крючки-то забыл проверить!
– А где ты их поставил-то?
– Да на ручье… чуть ниже, с километр пройти…
– Так утром проверишь.
– Думаю, как бы утром кто чужой наш улов не снял – в деревне, знаешь, ухарей хватит.
Вскочив с оттоманки, Тихомиров живо натянул джинсы:
– Я быстро!
– Подожди… Я с тобой прогуляюсь. Погода загляденье!
Действительно, вечер стоял на удивление светлый и тихий – солнце еще не зашло, и сквозь золотисто-желтую вуаль проглядывал яркий сверкающий мячик. Ветра не было, деревья вокруг – липы, березы, ивы – стояли умиротворенно-задумчивые, спокойные. Где-то в ближних кусточках вдруг засвистала малиновка, ей тут же отозвался жаворонок, потом в лесу закуковала кукушка, застучал по стволу дятел.
Оставив любимую на склоне, у малиновых зарослей, Максим закатал джинсы и, взяв прихваченную корзинку, босиком спустился к ручью…
– Ай… холодно, однако!
– Рыба-то есть?
– Спрашиваешь! – Тихомиров показал полную окуней корзину.
– Ха, окунье одно, – скривилась в притворной брезгливости девушка.
– Да не только… Ты вот глаза закрой, покажу…
Олеся прижалась спиной к стволу березы, облизала губы:
– Ну… закрыла…
Осторожно поставив корзину с уловом, молодой человек неслышно подкрался ближе и быстро расстегнул пуговицу на Олесиной рубашке, погладил девушку по животику, поцеловал в грудь…
– Это что, и есть твой улов?
– Не только…
Полетели в стороны джинсы, и вот уже влюбленные повалились в траву, мягкую и высокую, пахнущую сладким клевером и мятой…
А когда вернулись домой, калитка оказалась распахнутой.
– Кто-то приходил… – пожал плечами Максим. – Но я ее закрывал, точно…
Он осторожно отворил дверь, проскользнул в комнату…
Никого!
Напрасные страхи…
– Ну и ну! – покачала головой Олеся. – На ровном месте ему кто-то мерещится.
– Знаешь что, ма шери… – Тихомиров нервно поежился. – У меня почему-то такое чувство, будто за нами кто-то следит.
– Вечно тебе все кажется! Смотри, стемнело уже совсем… кто тут нас увидит-то?
И в самом деле, стемнело. Мало того, в небе вдруг громыхнул гром!
– Ну вот… грозы только не хватало. Вовремя мы с тобой крючки сняли!
И снова гром… И сверкнула молния…
Как-то уж очень ярко, словно вспышка фотоаппарата.
История со вспышкой почему-то не давала покоя Максу дня три. За это время он успел несколько раз прогуляться к Светлому озеру, к неприметной полянке с цветиками-семицветиками, которую летом отыскать да и просто заметить было куда труднее, нежели зимой. Одно помогало – рядом с поляной росла старая береза с вырезанной в какие-то незапамятные времена классической надписью – «Витя + Маша = Любовь». У этой березы, в растущих рядом кустах, Тихомиров устроил схрон: натаскал туда лепешек, консервов, которыми щедро снабдил его Петренко, с десяток пластиковых бутылок для воды – озеро было рядом. В общем, приготовил убежище, в котором можно было бы в случае чего отсидеться. Не под березой, конечно же, а там, куда выводила полянка, цветики-семицветики – в зазеркалье. Запасец, конечно, накопился отнюдь не изрядный, но дня на три хватило бы, а потом… потом можно было бы просто осторожно наведаться на ту же полянку, проникнуть обратно в свой мир, набрать воды из озера… Эх, побольше бы консервов да супа в пакетиках – совсем бы идеальное убежище вышло! Тем более Максим, здраво рассудив, все же склонялся к мысли, что трехглазые оказались в зазеркалье случайно.