На следующий день звонит мне и говорит, что мои стихи понравились и их будут публиковать. Только надо, чтоб мне дал «доброго пути» кто-нибудь из известных поэтов…
А у нас на «Магистрали» как раз недавно выступал со своими стихами Владимир Цыбин[6]. Я позвонил Григорию Михайловичу, спросил, может ли он дать мне телефон Цыбина, и рассказал, с чем связана моя просьба. Григорий Михайлович тут же откликнулся и благословил меня.
Я позвонил Цыбину и объяснил, в чем дело. Он назначил мне встречу на следующий день в ЦДЛ, и чтоб я захватил свои стихи. Что я и сделал…
И вот через неделю выходит газета, и в ней мои стихи с предисловием Владимира Цыбина. Так состоялась моя первая публикация…
А Саша мне и говорит, чтоб я съездил в газету, поблагодарил и лично познакомился бы с Сидоровым. Я поехал. Захожу к нему в кабинет, представляюсь. Он жмет мне руку, поздравляет с первой публикацией.
А в его кабинете толпятся еще какие-то люди (это были сотрудники других отделов газеты), и кто-то спрашивает, а где я работаю и какая у меня профессия…
– Я работаю прорабом и строю микрорайон Химки-Ховрино…
– Ой, вы, значит, знаете строительство, как это здорово. Послушайте, мы вам дадим командировку в Воскресенск, там сейчас строится комбинат химических удобрений, аммиачной воды и еще что-то. Съездите туда и сделайте для нас материал об этом строительстве….
Это было время, когда Хрущёв объявил 100 дней большой химии, и этому комбинату уделялось очень большое внимание.
У меня было много дней «переработки», я взял три дня отпуска за свой счет и махнул в Воскресенск.
Приехал. Прихожу на стройку. Вижу человека, по внешнему виду явно не рядовой работяга. Подхожу, представляюсь, начинаю задавать вопросы общего плана. Но тот, извиняясь, говорит, что у него на разговоры со мной нет ни минуты…
Подхожу к другому – результат примерно тот же. Подхожу к третьему, и он дает мне мудрый совет:
– Приходите завтра к семи утра на планерку, и там все вам станет ясно.
Что я и делаю. Начинается планерка, которая моментально превращается в перебранку, иногда с хорошим русским матом…
– Ты мне бетон вчера обещал, – говорит один.
– А ты мне арматуру доставил?
– А где твой экскаватор? Мне что, лопатой траншею рыть?
Я только успеваю записывать, кто что сказал и как он или в чем был одет.
После планерки я начинаю расшифровывать все услышанное…Подходил к каждому, читал его реплику и просил объяснить причину упрека в адрес соседствующих организаций. А строили это комбинат, если я скажу 40 субподрядчиков, то, наверно, не ошибусь…
Короче, возвратился в Москву со своим блокнотом и стал стараться создать общую картину происходящего на строительстве этого комбината.
Наутро принес в газету написанное за ночь. Они сказали, хорошо, завтра посмотрим. На следующий день утром раздается звонок, звонит заведующий отделом строительства и говорит, чтоб я побежал скорей в газетный киоск и купил бы сегодняшнюю газету….
Я тут же собрался, благо киоск был около подъезда, купил «Московский комсомолец» и, не успев его открыть, увидел на первой полосе свой материал под заголовком «Плотина у “живой воды”» и карикатуру, изображающую стол для пинг-понга, где в качестве шарика – этот химкомбинат, который перекидывают друг другу строящие его организации.
Вот так началась моя журналистская эпопея. Мне стали давать задания, я их выполнял и вскоре уволился со своей стройки.
А через некоторое время мне мой двоюродный брат говорит, что его бывший начальник (Владимир Новиков, но не тот, что известный критик, а его однофамилец), главный редактор «Магаданского комсомольца», переехал в Москву и работает в отделе очерков журнала «Смена» (был такой молодежный журнал формата тогдашнего «Огонька»). И хочет сам отнести несколько моих стихов в этот журнал. Я, естественно, согласился….
И о чудо, через неделю мои стихи уже опубликованы в этом журнале.
Братец говорит опять, что мне надо поехать в «Смену», поблагодарить, познакомиться, чтоб уже на будущее самому приносить туда свои вирши.
Я, естественно, поехал. Вхожу в кабинет Новикова и застаю такую сцену: он отчитывает какого-то молодого человека, который решил бросить профессию хирурга, чтобы полностью посвятить себя писанию стихов.
– Как такое тебе в голову могло прийти, – слышу я возмущенный голос Новикова. – Шесть лет учиться такой замечательной профессии, и все коту под хвост… Вот смотри, Игорь строит нам Химки-Ховрино, пишет стихи, и мы его печатаем…
А я так гордо:
– А я уже не строю Химки-Ховрино…
– А чем же ты занимаешься?
– А я теперь внештатный корреспондент газеты «Московский комсомолец», – опять-таки гордо заявляю я.
– Ну, мил друг, если уж менять профессию, то надо начинать не с «Московского», а с «Магаданского комсомольца», – заявляет Новиков.
– Это почему же?
– Ну ведь ты, наверно, собираешься издать сборник стихов?
– Естественно, – отвечаю я.
– А когда ты его издашь в Москве?
– Понятия не имею….
– Ну вот видишь, а в Магадане ты его издашь через год…
– Как так?
– Очень просто. В Магадане есть свое книжное издательство, писательская организация там маленькая – всего шесть человек, так что места всем хватает. Покажи мне материалы, что ты напечатал в «Московском комсомольце», хочу их посмотреть…
Назавтра я привез Новикову все, что к тому времени напечатал в газете.
Через день он мне позвонил и сказал, что материалы ему понравились и он с легким сердцем может меня рекомендовать в свою бывшую газету…
Он созвонился с магаданской редакцией, узнал, есть ли вакансия (она как раз там оказалась), и сказал мне, чтоб я ждал вызова в Магадан.
Вызов вскоре пришел, и через месяц я уже был в столице Колымского края. Правда, эта штатная единица была рассчитана на собкора по Чукотке.
И осенью 1965 года я отправился в Анадырь – областной центр Чукотского национального округа.
Поначалу было очень нелегко: ужасные бытовые условия в этой богом забытой норе. Но человек, как известно, привыкает ко всему.
В общем, я проработал в Анадыре почти год, побывал во многих интересных местах, в частности в Певеке – самом северном порту России, и даже слетал на остров Врангеля. Кстати, в Певеке я остановился у Юры Васильева, очень хорошего прозаика, а там он работал собкором Всесоюзного радио. У него же в свой следующий приезд в Певек я познакомился с Михаилом Губачом, председателем старательской артели «Комсомолец», куда он пригласил меня поработать сезон – помыть золотишко… Что я и сделал весной 1969 года, заработав за сезон на однокомнатную кооперативную квартиру… Правда, купить квартиру не удалось: в те времена это было архипроблемным делом. Зато мы с женой сладко поживали на эти деньги более года, а я тем временем начал сотрудничать с композиторами (писать тексты для песен, первой такой песней было «Возвращение романса» на музыку Оскара Фельцмана) и постепенно стал зарабатывать не только на хлеб с маслом…
Дело в том, что после исполнения этой песни Муслимом Магомаевым, моментально ставшей шлягером, я довольно скоро стал весьма востребованным в песенном цеху тогдашней эстрады, ибо умел очень хорошо «подтекстовывать», то есть писать тексты на уже готовую музыку. Как известно, есть два способа создания песни: первый – это когда поэт приносит стихи композитору, и он сочиняет музыку на эти стихи. Второй способ – это когда композитор дает поэту уже готовую мелодию, и поэт пишет текст, который должен уложиться в уже заданную музыку. Этот второй способ намного труднее первого, и в 70-е годы очень хорошо умели это делать только Лёня Дербенёв и Игорь Шаферан. Они были уже довольно маститыми и брались не за всякую мелодию, которую им предлагали молодые неизвестные композиторы. И тут появился я, который умел это делать, «подтекстовывать» ничуть не хуже мастеров…
И вскоре ко мне уже выстраивалась очередь из руководителей вокально-инструментальных ансамблей (ВИА), которые все писали музыку для своих коллективов, и я с удовольствием окунулся в эту новую для меня творческую атмосферу. И вот у меня появились четыре, как я их называл, «придворных» ВИА: «Поющие сердца» (руководитель Виктор Векштейн), «Добры молодцы» (руководитель Анатолий Киселев), «Здравствуй, песня» (руководитель Аркадий Хаславский) и «Красные маки» (руководитель Владимир Чуменко), репертуары которых состояли в основном из песен, написанных на мои стихи. С «Красными маками» я сделал пластинку, которая через два года побила все рекорды по тиражу – было выпущено более 15 миллионов экземпляров. Эта пластинка называлась «Кружатся диски».
Дело в том, что мне в начале 1979 года, когда уже весь мир заболел стилем диско, пришла идея выпустить и у нас, наконец, танцевальную пластинку в этом стиле. Тогда в «Красных маках» работал очень талантливый музыкант и аранжировщик Юрий Чернавский. И вот я как-то говорю ему, а не сделать ли нам всю пластинку в стиле диско. Он очень обрадовался такой идее, сказал, что давно сам об этом думал и вот наконец нашел единомышленника.
В общем, я написал заглавную песню, она называлась «Диск-жокей» и открывала весь диск этой танцевальной музыкой, которую якобы представляет в диско-клубе этот самый диск-жокей. Текст я отдал композитору Давиду Тухманову. Ему он очень понравился, и тот сочинил отличную музыку. Я дописал следующие песни для этого диска, «подтекстовывая» уже написанную мэтром музыку. Через месяц-другой материал был полостью готов и начались записи, притом все делалось в ночные смены на студии звукозаписи фирмы «Мелодия». Можно сказать, это была полуподпольная работа: я как член худсовета попросил Владимира Дмитриевича Рыжикова, заведующего отделом эстрадной музыки на фирме «Мелодия», чтоб разрешили без всякого предварительного прослушивания на худсовете выделить нам ночные смены для записи. Он разрешил, всецело полагаясь на мою ответственность, а я его заверил, что никакой пошлятины не будет, да и он знал предварительно почти весь материал, который мы будем записывать.