ие, и как только он произнес формулу отказа, нечто вылетело из его уст и исчезло, как голубь в небесах. Однако, когда жрец вернулся к своему алтарю, божество сообщило: «Нет, его Бог не оставил его; Он все еще помогает ему и примет его, если тот раскается». И так, притязания вероотступника оказались тщетными, и позже, покаянием, постом и непрестанными молитвами он обрел спасение. Святой Дух вернулся к нему снова в облике голубя. Молодой человек даже едва не коснулся его рукой, но Дух исчез. Зато когда Он вернулся во второй раз, то просто вошел внутрь через очищенные уста.
Это скорее подготовка к договору, чем сам договор. Языческое божество было мудрее демонов, явившихся позже, оно понимало, что любовное безумие долго не продлится. Но чем дальше во времени, тем проще становилось действовать силам зла. Об истинной цели договора мы поговорим позже, а здесь вспомним об одном из самых ранних договоров с нечистым. Это история Феофила Аданского[40]. Говорят, что самые ранние рукописи, упоминающие эту сделку, датируются седьмым веком, а сама история произошла в веке шестом, примерно во времена святого Григория, и, подобно «Диалогам», стала одной из знаменитых средневековых легенд[41]. Феофил был богобоязненным христианином, архидиаконом Аданы в Киликии. Он занимал пост эконома епископата Аданы. В его ведении находились приношения, поступавшие в церковь. Ему даже предложили сан епископа, но он из смирения отказался. Позже, однако, некоторых представителей духовенства, не любивщих его, заинтересовало решение нового епископа отстранить Феофила от должности эконома. Сей факт стал для Феофила серьезным испытанием его веры, и этого испытания он не выдержал. В гневе он обратился за помощью к еврею-чернокнижнику. Тот, оценив его душевное состояние, пообещал свести Феофила с сатаной. Ночью он привел его в центр города, наказав не бояться ничего и взяв клятву ни в коем случае не прибегать к крестному знамению. Стоило Феофилу произнести слова клятвы, как он узрел вокруг множество фигур в белых одеяниях, громко славивших своего князя. Феофил предстал перед этим господином, но тот обратился сначала к еврею. «Пусть этот человек, — сказал он, — отречется от Иисуса Христа и Марии Девы, от всего, что нас оскорбляет. Пусть он запишет свое отречение на пергаменте и тогда, до тех пор, пока он будет соблюдать договор, будет иметь от меня все, что пожелает». Феофил отрекся от Христа и Марии Девы, записал отречение и запечатал свиток восковой печатью с оттиском своего кольца.
Уже на следующий день епископ послал за ним, и к удивлению Феофила, вновь назначил его экономом. Но счастья это решение Феофилу не принесло. Он принял назначение, но, как мне кажется, только тут осознал цену своего договора и вспомнил о вечном огне. Спустя время он раскаялся и воззвал к Деве Марии, моля Ее о помощи. Сорок дней он постился и молился, пока наконец однажды среди ночи не явилась ему Дева Мария. Она упрекнула его за вероотступничество; Феофил обещал искупить свой грех. Три дня он провел в слезах и раскаянии и утомился так, что сон сморил его. Во сне снова явилась ему Дева Мария и протянула злополучный договор, который он некогда подписал во злобе. Феофил пробудился и увидел у себя на груди запечатанный пергамент. Он понял, что Царица Небесная вырвала его из врат ада. Возрадовавшись, он пошел на следующий день в храм и там исповедовался перед собранием верующих и показал им злополучный пергамент. Договор торжественно предали сожжению. Запись, сделанная в XIII веке, уточняет, что договор был подписан кровью Феофила.
Так менялась христианская вселенная — от чистой сверхъестественной воли к разграничению власти, от страха — к вере и страху. Конечно, Воля Всевышнего доминировала над всем, но дарованная свобода привела к тому, что нашлись те, кто ей воспротивился. Из-за этого в дальнейшем возникло множество проблем, и вряд ли стоит относиться к ним с недоверием.
Глава третья. Темные века
Развитие в мире идеи дьявола стало естественным следствием развития в сознании людей идея сверхъестественной Воли. Постепенно сложились два основных направления: божественной и богоборческой сил. Но дьявол, будь он ангелом или темным демоном, не был одинок. Его окружали другие демоны помельче, маги и ведьмы. Египет просто кишел ими, причем в этой массе преобладала скорее дьявольская сила, чем магическая. Некоторые виды животных уже надежно отождествлялись с этой силой, к ним относились козлы, кошки и все хищники. Но были и другие странные существа, которые в народных сказках или поэтических сказаниях являли разрушительную силу, и их имена еще долго существовали в христианском мире. Такова была, например, Ламия, чей образ существовал еще в древнегреческой мифологии, но после того как это имя оказалось упомянуто в Вульгате[42], оно стало нарицательным для множества демонических сущностей. В древнегреческой традиции Ламия была царицей Ливии и возлюбленной Зевса, родившей ему нескольких детей. Гера из ревности лишила Ламию разума, а детей убила. В отчаянии Ламия стала отнимать и убивать детей других матерей. Она рвала их когтями, пила их кровь, и подобная жестокость обезобразила ее внешность. И хотя изначально она была одна, со временем ламий стало много. Возник и закрепился образ полуженщины, полузверя, ночного безжалостного хищника. Ведьмы стали ламиями поголовно, поскольку издавна бытовало убеждение, будто они высасывали кровь живых детей; то есть это были подобия вампиров, но лишь подобия, поскольку ламии были сильнее. Временами ламия могла принимать облик прекрасной молодой женщины, как бы возвращаясь в тот образ, который некогда привлек Зевса.
Пожалуй, наиболее известная история о ламии (ее поведал в своей поэме Китс[43]) связана с именем Аполлония Тианского. Молодой коринфянин Ликий встретил на дороге морок, принявший облик женщины и вступил с ним в любовные отношения. Позже на свадебном пиру Аполлоний Тианский разоблачил демона, представив его как Эмпусу[44], которую обычно называют Ламией. Подобные существа обладают неумеренными любовными аппетитами, но более всего их влечет человеческая плоть. Жертв они приманивают любовными ласками. У Китса Ламия умирает, но в оригинале она признает свою истинную природу: «ее влекли молодые и прекрасные тела, потому что их кровь была свежа и чиста».
Ламия упоминается переводчиками в Вульгате в Книге Исаии (XXXIV. 14): «ibi cubavit lamia et invenit suam requiem»[45]. Слово «ламия» употреблялось для обозначения демона Лилит в каббалистической традиции. Переводчики не ошиблись, потому что Лилит была первой женой Адама и (как считают некоторые исследователи) дочерью Самаэля, самого проклятого; она была изгнана из Эдема за своеволие, и она тоже опасная любовница и убийца детей. Но Лилит, в отличие от Ламии, стала царицей демонов, и лик ее не превратился в звериный, как у Ламии. Именно в этих мифологических истоках берет начало христианская идея женщины, которая любит и губит.
В Книге Исаии ламия упоминается среди других монстров — демонов и кентавров в облике ослов и сатиров. Авторизованная версия Тиндейла[46] дает ламии определение «визжащая в ночи» (screech-owl)[47], позднее это определение заменили на «ночное чудовище». Авторизованная версия, как нам представляется, путает здесь ламию с обычной совой. Впрочем, о совах тоже ходили слухи, будто они сосут кровь детей и связаны с колдовством, причем перья у них волшебные, а крик совы всегда не к добру. Ламия и сова стали популярными персонажами жанра «ночных кошмаров»; обе считались демоническими фигурами и неизменно оказывались в числе ночной нечисти.
Но по ночам опасались и других демонов. В ту эпоху воздушная среда воспринималась как враждебная человеку, и такие настроения не трудно было понять. Ночные страхи заставляли прибегать к соответствующим чарам; страх людей раннего средневековья отличался от нашей боязни темноты, поскольку мы, в общем-то, знаем, с чем можем столкнуться во тьме, а тогда ночь населяли неведомые твари. Опасность подстерегала и на улице, и даже в собственном доме. Подозревали не только бедных старух. Красивые женщины, благородные мужчины и даже священники весьма часто попадали под подозрение. В сознании людей перемешались наука, литература, простонародные верования, так что шум ветра по ночам или далекий вой вызывал у наших предков страх. В те давние времена божества свободно передвигались по воздуху; например, ночная охотница Диана. Это еще одно имя, вросшее в раннехристианское сознание. Ходили слухи об огромных змеях, встречавшихся на проселочных дорогах, проклятых, идущих в ад. Совы, ламии, призраки, погубленные души, демоны — ночь считалась их временем. Все это образовывало в сознании удивительный конгломерат, чему немало способствовало естественное человеческое стремление показать себя лучше, чем на самом деле. И мужчины и женщины не упускали случая привлечь к себе внимание рассказами о собственной смелости и находчивости при встречах с тем или иным непонятным явлением. Ничего удивительного — мужчины (да и женщины тоже) никогда не отказывались прихвастнуть своими подвигами, это поднимало их самооценку. Мало кому хватало ощущения собственной значимости. В общем, христианская религия не поощряет личных интересов, да и к самоуважению относится без одобрения; если это кому-то не нравится, есть два способа действий: один — продолжать пестовать в себе личное начало, оставаясь в лоне своей религии, другой — менять веру. Стремление повысить собственную значимость за счет зависти или страха соседей было характерно тогда для многих недалеких людей, сознание собственной важности позволяло гордиться собой, и все это век за веком впитывала в себя Церковь. Не один правоверный тешился мыслями о том, что вот он хороший, а соседка плохая, а может быть, даже ведьма.