Он восстанавливает равновесие и принюхивается. Пахнет у соседей затхло, но дорого, как от хорошей одежды в душной комнате. Запах витает среди миазмов трав и сухих листьев. Над головой Тома раздается шорох, когда его шапка цепляется за что-то сухое, что качается в темноте, и аромат специй делается сильнее.
Оказаться здесь слепым – невыносимо. Том снова и слишком явственно вспоминает рев разъяренной свиньи у своего порога и цоканье заячьих когтей по крыше. Он вытаскивает из кармана телефон. Активирует режим «фонарик».
Это кухня.
Том бросает быстрый взгляд через плечо, чтобы понять, из-за чего едва не рухнул у входа.
Из-за страшного медного дверного упора. Жуткой статуэтки злобного зайца с безумными глазами.
Том отводит взгляд в сторону, следит за светом от экрана телефона, которым проводит в темноте.
Даже после беглого обзора в слабом свечении становится понятно, что странный дом Блэквуда не подготовил Тома к интерьеру Мутов.
На кафельном полу стоит старая железная плита, похожая на банковский сейф. С прикрепленных к потолку стальных рейлингов свисает множество медных сковородок и кастрюль, что явно было сделано задолго до того, как подобное вернулось в моду. Раковина и краны точно из эдвардианского зала музея. Бордовые стены почти полностью скрыты связками растений. С потолочных реек свисают сушеные травы, рябиновые ветки, ягоды и вялые цветы. Перевернутая теплица с урожаем, который используют не только для приготовления пищи.
Том активирует на своем телефоне камеру. Фотографирует. Хотя от него ускользает, что, как он надеется, Блэквуд может найти на кухне, и Том упрекает себя за напрасную трату времени и заряда батареи, к тому же есть риск выдать себя вспышкой.
Он подкрадывается к деревянному комоду, где хранятся банки, бутылки, керамические горшки и пластиковые коробки. Содержимое большинства емкостей скрыто мраком. Том подходит ближе. Затем отступает назад.
Сквозь стенку первой банки видны вытянутые в прыжке тельца сушеных лягушек. Соседняя наполнена летучими мышами, свернутыми, как свиные отбивные. Рядом в сероватом растворе плавают мертвые тритоны. В похожую жидкую тюрьму заключен лисенок, обреченный на вечный сон. Рядом свернулась гадюка. Многие ее чешуйки отвалились и плавают в пленяющей их умбре. На нижней полке стоит ряд банок с грязью. Другие заполняют пепел и кусочки костей.
Том делает снимки, щелчки приложения – единственный звук, нарушающий тишину.
У следующего помещения на первом этаже общая стена с кухней. Свет там оставили включенным.
На пороге Том нерешительно оглядывается – все стены уставлены шкафами с книгами, многие из которых старые, некоторые уже рассыпаются. Бросив взгляд на ближайшую полку, он видит тесно прижавшиеся друг к другу греческие и латинские названия, вытесненные облетевшим сусальным золотом.
Том фотографирует шкаф целиком. Файлы будут в высоком разрешении, Блэквуд на досуге может их увеличить.
Деревянную кафедру под окном, выходящим в сад Мутов, возможно, украли из церкви. На ней лежит огромный гримуар, который, судя по старому переплету, сделан вручную. Том не решается прикоснуться к обложке из чешуйчатой кожи с медными застежками. Он разглядывает разворот, на котором книга открыта.
Поверх слабых царапин карандашного грифеля от руки аккуратно нанесены черными чернилами символы. На правой странице астрологическая карта. Том делает снимок.
Перелистывая большие, хрустящие страницы, он обнаруживает рисунки растений. Старая, покрытая пятнами бумага пестрит латинскими заклинаниями. Еще больше диаграмм и гравюр с фигурами, скачущими среди тонких сосен и ив, хотя ради какой цели – неясно. Дальше изображен черный диск лесного болота или пруда, из которого поднимается человекоподобная фигура с головой цапли, чтобы принять сплетенный из веток шар. Внутри шара кричит маленькое личико.
На других страницах оттиски на неизвестном ему языке, возможно, с каменных памятников, соседствуют с отрывками Священного Писания, аккуратно вырезанными из Библий. Множество зарисовок каменных статуй наводят на мысль о египетской или ассирийской цивилизациях. Том видел подобное в Британском музее. Он фотографирует страницу за страницей, уделяя больше внимания тем, которые отмечены кожаными закладками, тонкими, как ломтики карпаччо.
Нужно ли фотографировать книгу целиком? Он снял только десятую часть. Но под столом сложены стопкой и другие похожие тома. Слишком много. Слишком много всего. Слишком много, чтобы справиться. Он ничего из этого не сможет понять.
«Пока не станет поздно».
Том чувствует обжигающий будто солнце прилив ненависти к Блэквуду. Откуда знать, вдруг этот тип играет с ним, чтобы разведать секреты своих врагов, и заставляет Тома платить за привилегию рискнуть собственной шеей. Что он здесь делает?
«Это безумно, бессмысленно, бесполезно».
Здесь так много всего. Куда дальше?
Рабочий стол напоминает мебель из мастерской крайне занятого художника. При ближайшем рассмотрении Том понимает, что разбросанные бумаги – это на самом деле конверты, которые адресованы каким-то незнакомцам.
Рядом с каждым конвертом что-то вроде талисмана, готового к упаковке и отправке. Латинские стихи, написанные на лоскутках ткани и полосках бумаги. Тканевые мешочки с припарками. Кустарные гороскопы рядом с черепами маленьких животных и привязанными к ним бечевкой бумажками с заклинаниями. Без счета сушеных кореньев и трав.
«Почтовые заказы?»
Том проговаривает вслух ради толики поддержки, которую может дать живой голос напуганному человеку в таком месте:
– И мы купили чертов соседний дом.
Он отворачивается от стола колдунов, отчаянно ища святыню, про которую говорил ему Блэквуд.
Но ничего такого здесь нет. Хотя комната явно имеет большое значение для Мутов, как своего рода пресвитерий[9]. Так где же их алтарь?
Лихорадочный взгляд мечется по сумрачной, заваленной вещами комнате, по всем поверхностям и полкам, останавливается на деревянной тумбе с крошечными коробочками или ящичками для писем. Сотами, набитыми папирусами коричневатого цвета и цвета слоновой кости.
Том подходит ближе. Наугад тянет несколько свитков. Они оказываются перевязанными бечевкой. Том засовывает четыре штуки в сумку. Затем берет маленькую статуэтку с постамента между книжным шкафом и ящичками. Фигурку, которая стоит на одной ноге и играет на свирели. Отлитая из бронзы, она отличается от чертенка у пруда Мутов только ухмыляющейся головой свиньи. Том ставит ее на место и делает пару снимков.
И в тот самый момент слышит, как открывается задняя дверь.
Ледяные уколы пробегают по всему его телу, одно веко сводит судорогой. Том не может пошевелиться.
Оглядывается по сторонам, ищет место, чтобы спрятаться.
В углу приоткрыта деревянная дверца шкафа.
За стеной раздаются шаги. Шарканье босых ног приближается.
Том бросается к шкафу.
Прижавшись спиной к задней стенке, он затаивается в воняющей резиновыми сапогами темноте. Дыхание замирает в груди, Том почти слышит тиканье невидимых часов, которые отсчитывают мгновения до его неизбежного разоблачения. Закрыл ли он вообще дверь черного хода? Том не знает, помнит только, как споткнулся на пороге. И если Муты вернулись домой в облике животных, то наверняка учуют его запах и с визгом бросятся казнить.
Тома обнимает затхлый занавес из барбуровских курток[10], старых дождевиков и непромокаемых плащей. Пробираясь сквозь него, он отступает дальше и оставляет лишь небольшое пространство, из которого выглядывает его побледневшее лицо. А вот ноги и ступни ему не спрятать. Том уже ничего не видит в шкафу. С крючков напротив его лица свисают смутные силуэты.
За дверцей шкафа шаркают ноги.
Том крепче сжимает резиновую рукоятку молотка.
Откуда-то из глубины дома, дальше кабинета, который он только что обыскивал, доносится голос. Том не может разобрать слова, но звучат они, по крайней мере, по-человечески.
В щель между дверцей и косяком падает тень. Совсем рядом раздается громкий голос Маги Мута.
– Да, Медея. Чашку чая. Замечательно.
Дверца открывается.
В шкаф, сжавшийся до размеров гроба, проникает красноватый свет. Он падает на лицо Тома. Тот сильнее вжимается плечами в заднюю стенку. С трудом сдерживаемое дыхание раздувается в горле воздушным шариком. И когда Том видит еще больший ужас, карикатурно ухмыляющийся со стены напротив плащей, в которых он прячется, запертый внутри воздух грозит вырваться криком.
На деревянных крючках висят две заросшие щетиной морды с пустыми глазницами. У одной жуткие клыки и приоткрытые челюсти, через которые владелец может смотреть. Вторая напоминает потрепанного зайца с кривыми зубами и костлявой мордой. Полнейший кошмар. Маски, скорее всего, сделаны из плоти и шерсти настоящих животных, а то и чего хуже. Том вспоминает мерцание чешуйчатого переплета гримуара, и у него сжимается в животе. Кажется, во рту появляется привкус кожаного, почерневшего от пота материала ужасных масок. Возможно, во время трансформации они действительно сливаются с человеческими головами. Или только подразумевается сходство с тем, что физически будет представлять надевший их человек?
«Господь Всемогущий. Пусть это закончится».
Полоса света выхватывает лежащую под масками одну из потерянных игрушек Грейси. Маленького мягкого пингвина, у которого не хватает одного глаза.
Том опускает веки, чтобы помочь своему телу сдержать нечто большее, чем боль и тошноту. Но ему приходится снова открыть глаза, когда две покрытые пеплом руки просовываются в вонючее пространство шкафа и проходят в нескольких дюймах от носа Тома.
Худые руки Маги разукрашены полосами и брызгами крови животного. Они сжимают еще одну маску свиньи. Артефакт возвращается с какой-то темной поляны в лесу. И, похоже, свиная голова недавно терзала добычу, возможно, тыкалась рылом в распоротое брюхо, выдирала и разбрасывала потроха кривыми зубами. Щетина все еще блестит от непросохшей крови.