Страх едва не разрывает Тома, но он не задерживается и решает больше не звать Блэквуда, опасаясь обнаружить себя. Выйдя из гостиной, он прикладывает ухо к двери и прислушивается.
Тишина.
Том тянется к ручке и колеблется в мучительной нерешительности, прежде чем чуть толкнуть дверь.
Еще до того, как вскинуть ружье, лишь только заглянув в гостиную, Том ловит взгляд Блэквуда. Взгляд его тусклых глаз, распахнутых от ужаса. Они смотрят на него с головы практикующего мага. Которая больше не прикреплена к телу.
Тут же вниманием Тома завладевают потолок и стены – каждая из поверхностей окрашена в красный цвет. Кровь размазана и разбрызгана, словно истекающее ею тело вращали в центрифуге на большой скорости, расплескивая жидкость и покрывая стены жутким вихрем граффити.
Карта сорвана, на полках нет книг. Они покрывают липкий пол, их обложки в каплях и блестят. Бумаги Блэквуда превращены в конфетти, разбросанное вокруг и покрытое малиновыми пятнами.
Чувствуя невесомость и головокружение, Том отворачивается и прислоняется к стене. Он прижимает ко рту руку в перчатке.
«Это должно прекратиться. Немедленно. Полиция. Звонок. Полиция. Они его убили».
Ужасная кислая отрыжка наполняет его рот, раздувает щеки. Том бежит по коридору и с грохотом поднимается по темной лестнице, отчаянно желая преклонить колени перед фарфором унитаза. На бегу он нашаривает выключатели двух работающих светильников: одного в спальне, которую никогда раньше не видел, а другого в ванной, там свет включается свисающим с потолка шнуром.
Крышка унитаза опущена, поэтому Том наклоняется над раковиной. Но до того, как содержимое рта исторгается наружу, взгляд Тома замирает на лежащем в раковине ботинке, из которого торчит волосатая лодыжка. Красно-белое месиво внутри голеностопного сустава говорит о том, что эту конечность оторвала огромная сила.
Пошатываясь и крепче прижимая ладонь ко рту, Том устремляется к ванне, внутри которой на резиновом коврике находит вторую ногу. Точно так же оторванную у голени и обутую в унылый черный ботинок.
Пока из уголков рта вырывается молочная струя, Том напрасно беспокоится о том, чтобы не оставить на месте преступления ДНК.
Упав на колени перед унитазом, он одним пальцем поднимает сиденье и наклоняет голову над фарфором. Но за мгновение до того, как его рот взрывается рвотой, Том понимает, что смотрит на одну из ладоней Блэквуда, плавающую в чаше.
50
Том припадает к земле среди деревьев, которые едва может разглядеть, его ноги теряются в небытии покинутого солнцем леса.
Впереди вырисовываются далекие очертания дома Мутов. Ставни на окнах закрыты. Дула ружья упираются Тому в плечо. Из кармана на бедре торчит фонарик. Рюкзак липнет к спине.
Том уже два часа сидит на корточках в подлеске у сада Мутов, переминаясь с ноги на ногу для лучшего кровообращения и против онемения ступней. Вечерняя роса пропитала его джинсы сзади, отчего разболелась поясница. Но, несмотря на неудобства, Том оставался во мраке цвета торфа, где в симфонию шорохов время от времени вливались крики трех сов. Горе, страх, сожаление и ужас только усугубляли напряженную монотонность и нервозное беспокойство его бдения.
Том оглядывается в темноту, прежде чем снова посмотреть в экран телефона, слабо освещающий его лицо. Там на старой фотографии смеются Фиона и Грейси. Но эти снимки его жены и дочери – всего лишь тонкие спички, зажженные в темном, холодном мире. Том смотрит на них, чтобы не забывать о том, что должно быть сделано. Однако от вида идеального личика Грейси на глаза ее отца наворачиваются слезы.
Он предполагает, что Муты придут за ним сегодня вечером. В качестве приманки Том оставил весь свет в доме включенным и припарковал машину на подъездной дорожке.
Наверное, один из соседей или даже оба сменили обличие, чтобы расправиться с беднягой Блэквудом. Прошло больше четырех часов с тех пор, как Том нашел останки практикующего мага. Оставалось лишь надеяться, что к этому времени соседям пришлось вернуться в свой обычный вид и сейчас они приходят в себя дома. Чтобы справиться с ним, Мутам придется снова принять новые формы. Но Том понимает, что это только предположение. Домысел. Надежда. Авантюра.
Но, как говорил Блэквуд, скорее всего, обряд по их кошмарному изменению плоти и костей будет проводиться у кургана в роще. Судя по следам соседей и предыдущим их маршрутам, на которых они запугивали его самого и Грейси, Муты возвращались из леса через дальнюю сторону сада. Если тактика не изменится, то колдуны покинут дом с черного хода и отправятся на чертовски сакральную для них поляну для новой трансформации. Но, чтобы добраться до нее, им сначала придется пройти тут. И именно здесь Том надеется их захватить.
А если они не сменили обличия и остаются где-то в лесу, то шансы выжить этой ночью у него не так уж велики. Но если они в доме и вернули себе человеческий вид, на что Том очень надеется, то он будет ждать хоть до следующего дня, пока соседи не появятся. Или выбьет дверь и вырубит их там, где они спят.
Между двумя и тремя часами ночи далекий щелчок двери резко обрывает размышления Тома. Он убирает телефон и опускается на колени среди буйной зелени у ворот в сад Мутов.
Затем поднимает ружье, и приклад покрывается влагой от испуганного дыхания. На несколько мгновений Тома трясет от нервов, у него слишком кружится голова, чтобы ясно видеть. Он жадно глотает воздух. А инстинкт, соперничая с ужасом, приказывает обездвижить соседей. Нужно мыслить ясно. «Тебе нельзя паниковать».
Слабый свет из кухни Мутов освещает несколько метров патио и лужайку. Сквозь пятно света Том мельком замечает белые как мел конечности и две темные, громоздкие головы. Затем краем глаза видит на тропинке две призрачные фигуры. Они бредут по стигийскому саду в сторону Тома.
По мере приближения громадные маски постепенно приобретают четкость, как и бледные руки и грудь зайца, все еще черные после ночной работы. От крови, высыхающей на пепле.
«Вот так. Сейчас. Сейчас!»
Том, едва чувствуя ноги, встает. Тяжело дыша, словно измученный жаждой пес, болезненно бледный до мозга костей, он поднимает ружье – оружие, которое с каждой напряженной секундой становится все более тяжелым и неуклюжим в его нетренированных руках. Том упирается в плечо прикладом и водит стволом, пока прицел не закрывает узкую тропинку, петляющую между двумя каменными выступами. Когда соседи доберутся до беса, нужно бросить им вызов, а затем выстрелить, если начнут сопротивляться.
Призрачные фигуры продолжают беззвучно скользить к нему между окутанными ночным мраком кустами, друг за другом и, к счастью, в человеческом обличии.
Но затем заяц Маги останавливается, не доходя до скульптуры беса, и задирает морду, будто принюхивается к ночному воздуху. Постоянно торчащие уши словно настораживаются в ожидании хищника.
Безмолвная Медея тоже останавливается. Ее далекая свиная морда обозревает лес.
Соседи приглушенно перебрасываются несколькими словами, но Том не слышит, что они говорят. Увидеть его Муты не могли, но кто знает, насколько тонкими чувствами обладают эти люди?
Заяц разворачивается и отступает к дому. Свинья бросает последний взгляд на опушку, прежде чем тоже повернуться на пятках.
– Черт.
Том с шумом вырывается из укрытия. Выбирается из подлеска, высоко вскидывая колени, будто идет вброд по морю. Ноги тяжелые, руки слабеют и трясутся, Том бежит к воротам. С силой пинает створку забрызганным краской ботинком.
Летят щепки. Ворота распахиваются.
Свинья оглядывается. Видит его и бросается бежать. А Том, пролетая через ворота и попадая в верхний ярус сада, к своему огромному разочарованию, замечает зайца почти у самой двери черного хода.
Он бросается в погоню, выставив вперед ружье и прижимая приклад к плечу.
– Ублюдки!
Ночь наполняет его почти астматическое, отчаянное дыхание. Зрение плывет, детали и очертания сада кажутся размытыми пятнами, проносящимися мимо, когда он бросается в атаку. Без верхушек деревьев арка соседской крыши выделяется на фоне бледного ночного неба. Здесь больше света, больше места, чтобы совершить что-то ужасное.
Из-под маски свиньи вырывается женский визг. Том догоняет Медею, и она об этом знает. Свинья теперь ковыляет всего в десяти футах от него, ее тормозят тяжелый головной убор и старческие ноги.
Щелчок двери, которую открывает заяц, заставляет Тома остановиться. Он взмахивает ружьем и целится по ногам свиньи. Пригибается.
Затем колеблется, охваченный страхом оглохнуть или ослепнуть из-за старого оружия. Он не может нажать на спусковой крючок.
Медея уже на десять, одиннадцать… четырнадцать, по крайней мере, на пятнадцать шагов впереди. И убегает!
БАБАХ. Выстрел прогрохотал в ушах Тома почти осмысленным словом, которое сразу же превратилось в свист и окатило ледяной болью.
Разорванный воздух засасывает ночную тишину на многие мили вокруг. Спящие цветы и растрепанные кусты, дремлющие папоротники и бледные ветви, черный пруд, обратная сторона обоих домов – всё словно молния озаряет.
С кратким шорохом песка, бьющего по листьям, свинья валится. Сбитая с ног, Медея падает лицом вперед. Влажный туман окутывает ее тощие ноги и иссохшие ягодицы.
Восторг смешивается с холодным ужасом от содеянного, а Том продолжает приближаться. В ушах звенит, глаза щиплет от едкого дыма, но внутреннее побуждение берет под контроль ноги, и он бросается в атаку. Недолго думая, Том налетает на свинью и вдавливает ее голову в траву.
Из-под подошвы его ботинка раздается хныканье.
Спрыгнув со свиньи, Том приземляется возле патио в тот самый момент, когда заяц захлопывает за собой дверь. Торопливо щелкает ключ, через стекло на Тома смотрит отвратительная морда. Затем заяц Маги отворачивается, и свет на кухне гаснет.
Том дергает за ручку. Она не поддается.
Отступив на шаг, он целится из ружья в замок.