рал» заполнял на заправке, наверное, ещё при Брежневе.
Интерлюдия. Грустное отступление о бесхозяйственности и транжирстве.
Странный выверт сознания сыграл злую шутку с советскими людьми. Лозунг «Все вокруг колхозное – все вокруг моё» был истолкован буквально и принят, как руководство к немедленному действию. Государственное – значит, народное. А народ – это кто? Мы! Вот и потянули «несуны» народное добро непосредственно в народ, в лице отдельных его представителей.
С другой стороны, и ценилось государственное, оно же «народное» добро простым народом очень дешево, иногда вообще не ценилось. Доходило до абсурда. Сосед по лестничной площадке, водитель-дальнобойщик, возвращаясь из рейса, километров за пятьдесят до города, съезжал с трассы и сливал солярку прямо на землю. Бывало, что и двести и триста литров уходили в песок. Продать соляру было невозможно – настолько дешево она ценилась и была в изобилии в любом совхозе или предприятии, а привезти остаток в 200 литров – значит, гарантированно получить урезание лимита на следующий рейс. Учитывая, что зимой, ночью на трассе обогревались КАМАЗы и МАЗЫ исключительно при работающем двигателе, а кемпингов и гостиниц на дороге в принципе не было, то перерасход получался страшный. Ведь бухгалтерия считает только от пройденного километража, а за десять часов на холостом ходу двигатель хочешь – не хочешь, скушает литров пятьдесят.
Вот и получалось, что для того, чтобы не замерзнуть зимой на трассе, все лето лишнюю солярку сливали в чистом поле прямо на землю. Ибо норма расхода топлива на весь год фактически одинаковая.
Глава 7
Первым, кого встретил, оказался Валера, и судя по унылому и виноватому виду, накосячил мой упитанный товарищ по-крупному.
Так и оказалось – поймали Валерика с поличным. Хотя ведь заранее предупредил, что сейчас девки будут настороже, и пару дней лучше переждать. Но, нет – вошел во вкус, решил проявить инициативу на свой страх и риск, за что и поплатился. Ольга его и подловила в тот момент, когда он высыпал помидоры из ведра в её пустой ящик. Специально караулила и таки дождалась.
Дальше уже – дело техники, слишком неравные категории моральной стойкости у допрашиваемого и следователя. Валерик раскололся практически сразу – у Оленьки не забалуешь, в миг лишишься чего-нибудь выступающего из тела. И хорошо, если это будет голова!
Не стал журить несчастную жертву собственной инициативы, наш худосочный друг и так весь испереживался.
Естественно, незаметно проскользнуть мимо студенческого барака не удалось – не иначе по закону подлости.
Не буду пересказывать не очень приятный диалог с разъяренной, аки пантера, Ольгой. По моему, не очень скромному мнению, дело выеденного яйца не стоило – из-за чего наезд на ровном месте?
Наглый извращенец и психически больной человек – это в вольном приблизительном и кратком переводе. В конце концов, мне это надоело – уже извинился, хотя и не считаю себя виноватым ни разу, но ей и этого мало.
— Твою неадекватную реакцию могу объяснить только одним предположением. Ты в меня влюбилась без памяти, как кошка.
Ответную реакцию трудно передать словами. Если бы взгляд мог убивать, то меня испепелило бы на месте и даже прах в урну собрать не смогли бы.
— Не подходи ко мне больше, — и окинув напоследок презрительным взглядом, достойным Горгоны Медузы, удалилась. Что примечательно, волнующей соблазнительной походкой. Или это воображение разыгралось?
Утешило моё самолюбие лишь появление Натальи, которая извинилась за поведение подруги.
— Не знаю, что на неё нашло. Это всего лишь милая шутка.
Ну, хоть один адекватный человек нашелся, себя в этот список заслуженно не включаю.
— Может правда влюбилась? — на самом деле, старичок Фрейд, однозначно сказал бы, что девушке надо срочно замуж, но меня это авторитетное мнение не устраивает категорически.
— Ты слишком высокого мнения о себе любимом, — осадила на землю милая вредина Наташка. — У тебя нет ни одного шанса, даже теоретического, поверь мне. Уж я Ольгу хорошо знаю.
— Что за день такой? Первая жена султана как с цепи сорвалась, вторая критикует, третья шашни с деревенскими водит.
Так дело не пойдет! Лучший способ отомстить первой жене – закрутить роман с её лучшей подругой! Ещё Лермонтов это сказал – все претензии по стратегии к гению литературы, а не ко мне. О чем и сообщаю Наталье.
— Как видишь, предельно честен и откровенен. Ничего личного. Ты прекрасна, я чертовски привлекателен. Никаких препятствий для нашего счастья не наблюдается.
Девушка весело смеётся, сверкая идеальными, как на подбор, жемчужными зубками – аки молоденькая акула на первой охоте, увидев наглого аквалангиста с фотоаппаратом.
— Не дождешься, — только что язык не показала, довольная чертовка.
— Ни при каких условиях? Ты не дашь мне ни одного шанса? Может у тебя есть какое-нибудь сокровенное желание? Я его выполняю и в награду получаю взаимное чувство!
— И что ты можешь предложить? — демонстрирует наигранное равнодушие, но глаза-то блестят озорные.
— Хочешь стать известной, чтобы твоя фотография попала на страницы газет и журналов?
— Заманчивое предложение, вот только не похож ты на внука Раймонда Паулса, латышский акцент не чувствуется, — дразнится, но не отвергает с ходу, ждет расшифровки. — Неужели в «Огоньке» или в «Советском экране» напечатают?
Мои планы так далеко не заходят, поэтому урезаю осетра.
— Твоя фотография украсит газету «Комсомолец Каспия» – вся область будет любоваться неземной красотой студентки Наташи. Согласна?
— Не Рио-де-Жанейро нам предлагают, — разочарованно тянет слова, размышляя о несбыточности мечт. — Впрочем, я согласна. Из спортивного интереса – хочу посмотреть, как ты выкрутишься с этим обещанием. Но сразу предупреждаю, награда уменьшается. Согласись, «Комсомолец Каспия» – это не то же самое, что всесоюзный «Огонек».
— Договорились. Один горячий поцелуй в обмен на фотографию в газете.
Пожимаем друг другу руки.
— Надеюсь к следующему лету увидеть себя звездой районного масштаба, — язвит контрагент по спору.
— Милочка, максимум неделя-две, и мы сольемся в поцелуе страсти. Вот увидишь!
— Ну-ну. Нашему теляти волка забодати, — никогда не связывайтесь со студентками литфака, у них на каждое ваше слово найдется русская поговорка.
Куй железо пока горячо, плати налоги, пока пеня не набежала, или в переводе на русский: не откладывай на завтра то, что уже отложено вчера.
Направляюсь прямиком к Виктору Васильевичу, человек сам приглашал, надо уважить, тем более, что моим планам может помочь только он.
Как всякий уважающий себя интеллигент, Викт Вас в свободное от работы время читал книгу. Тот факт, что текст вверх ногами его нимало не смущал – начальник сладко дремал – умотали сивку крутые горки. На столе красовалась шахматная доска с каким-то загадочным эндшипилем. Прям Александ Македонский – сразу три дела одновременно делает! Читает, спит и в шахматы сам с собой играет.
Больше в комнате никого не оказалось, пришлось покашлять, чтобы вернуть в реальную вселенную руководителя студотряда.
— А, Саша, проходи, присаживайся. Ты по делу или проведать заглянул? В шахматы играешь?
— Не, в нарды только. Защита Грюнфельда – только от одного названия меня в дрожь бросает.
— Название слышал, а что за дебют, напомни? — тут же заинтересовался начинающий гроссмейстер.
В соответствии с книгой Чипа и Дейла Карнеги, пришлось поддержать тему, интересующую собеседника и углубится в подробности захвата белыми пешками центра и развития коня в русской системе этой защиты, разработанной самим Спасским! Вспомнить бы ещё, кто это?
В конце концов, согласились, что защита Грюнфельда – отстой, и в лучшем случае дает черным шансы на ничью, да и то только если знаешь все варианты ходов до седьмого включительно. Именно поэтому давно охладел к этой игре, поскольку обычный человек проигрывает зубриле третьеразряднику гарантированно даже если айкью у него выше на 20 %. Достаточно одной ошибке в стандартном дебюте. Что впрочем не помешало мне получить первый разряд по шахматам в возрасте одиннадцати лет, после чего интерес угас навсегда.
Окончательно проснувшийся шахматист, наконец, сообразил, что у посетителя может быть и другая цель, кроме изучения творческого наследия великих Корчной/Спасский и Ко. Первый из фамилий – иммигрант и слово ругательное в данном промежутке времени.
— Так какой вопрос у тебя возник? Кто-то проболтался о готовящемся сюрпризе? Вот же люди, просил потерпеть несколько дней и не трепать языком.
— О чем это вы, Виктор Васильевич?
— Ну, так о трансляции матча Карпов-Каспаров! О чем же ещё? Телевизор мы уже привезли, мачту под антенну соорудили. Сейчас определяемся с помещением: в нашем штабе или в столовой? Как думаешь, много желающих будет, все поместимся? Девятого сентября первая партия.
М-да, креативные романтики ещё не перевелись. Лучше бы футбол, тогда желающих посмотреть было бы на порядок больше. Сейчас же и десятка страждущих лицезреть унылую многомесячную тягомотину не наберется.
— Мне кажется, что в штабе места хватит. Поначалу народа будет побольше, а к концу месяца поуменьшится.
— Какому концу месяца? Ты шутишь? Карпов максимум за две недели его обыграет, — искренне возмутился поклонник шахмат.
Насколько мне помнится, они до Нового Года будут тянуть резину, пока матч не прервут без объявления победителя, опасаясь физического истощения претендентов. Но разочаровывать энтузиаста не буду – человек искренне надеется на чудо, зачем разочаровывать.
Пора переходить к делу, хватит уже карнегничать про шахматы.
— Виктор Васильевич, как комсомолец комсом… старшему товарищу, хочу высказать о том, что у меня накипело в душе.
Несколько опешив от такого резкого перехода, Виктор согласился выслушать исповедь пламенного революционера в моем лице.