— Справлюсь, Ваше Сиятельство, — заверил меня парень. — Коле, я так понимаю, и в Велье будет, чем заняться. Вон вы сколько всего нового построить поручили. Кстати, а как я узнаю, что вы прилетаете?
— Дом губернатора по соседству с домом Ганнибалов, а у Бориса Антоновича имеется перл связи. Попрошу, чтобы он послал кого-нибудь предупредить тебя о моём прилёте, — объяснил я Максу свою задумку.
Можно было и самого губернатора попросить, чтобы почистили на реке место для посадки Катрана, но к чему лишний раз быть обязанным, если можно обойтись своими силами. К тому же я думаю, что для Макса столица губернии это не конечная точка путешествия.
— Никифор Иннокентьевич, как там у нас обстоят дела с пополнением складов семенами на предстоящую посевную? — обратился я к управляющему. — Купец держит слово?
— Поставляет всё что обещал, — доложил Селивёрстов. — На прошлой неделе клевер, а на днях горох в новый склад заложили.
— Для капусты место осталось? А то Императрица интересовалась, готовы ли мы принять обещанное ею количество семян, — вспомнил я разговор с Марией Фёдоровной, в котором она убедила меня, что не забыла про капусту. — Так я её четверть часа уверял в том, что у нас склады растут, как грибы после дождя. Надеюсь, я не соврал Её Величеству.
— И вдвое больше возьмём на хранение, Александр Сергеевич, — успокоил меня управляющий. — Ни на йоту вы Императрицу не обманули.
— Рад, что ты так оптимистично настроен, — собрался завершить я беседу, но вспомнил ещё об одном немаловажном событии. — Никифор Иннокентьевич, чуть не забыл. На днях из Москвы в Велье выехало три подводы с большой семьёй крестьян со своим скарбом. Если я к их приезду не появлюсь в имении, то сам встреть и определи им для житья один из пустующих домов в деревеньке Секирино. Ну и с обустройством помоги — досок с гвоздями подкинь, если попросят, да дров с продуктами. Главу семейства, Савву Васильевича, постепенно в курс дела на ткацкой мануфактуре вводи, да готовься ему по ней дела сдавать — у тебя и без тканей дел полно.
На моё счастье выкуп семьи Морозова прошёл полностью без моего участия. Как мне потом рассказал стряпчий, изначально Гаврила Васильевич Рюмин просил за всю семью Саввы Васильевича три тысячи ассигнациями. Но стоило помещику узнать, что крестьяне покупаются на вывод, а приобретателем является князь Ганнибал-Пушкин, резко сбросил цену. Что заставило Рюмина пересмотреть свою ценовую политику, я не знаю, поскольку, как уже говорил, в глаза его ни разу не видел. В результате семья Морозова обошлась мне всего в тысячу рублей ассигнациями.
Кто-то может спросить, а что изменилось в жизни Морозова, кроме хозяина? К тому же человеку пришлось пусть и не большую, но свою мастерскую продать одному из местных крестьян, да ещё и земли с домом лишился.
Начну с главного — Морозов со своей семьёй только номинально мой крепостной. Где это видано, чтобы помещик не оброк или барщину с крестьянина требовал, а сам ему платил. Должен заметить, что получать Савва Васильевич будет изначально в несколько раз больше, чем тот же самый Александр Пушкин зарабатывал в Коллегии иностранных дел. К тому же от своего обещания я не отступлю, и через три года вся семья, если пожелает, получит вольную бесплатно.
Земля и дом на первое время у Морозовых будет, а дальше пусть сами смотрят и решают — захотят расширяться или строиться, так я препятствий чинить не собираюсь. Мало того, ещё и со стройматериалом помогу.
— Ну, слава Богу, хоть одной заботой меньше станет, — послышался облегчённый вздох Селивёрстова. — Если семья большая, то и дети, стало быть, есть? В школу их пристроить?
— Там бы и главу семьи не мешало бы за парту посадить, — усмехнулся я, вспомнив о том, что мой будущий топ-менедежер безграмотен. — Но про детей ты правильно сказал — этих в школу обязательно определить нужно. Ты уж извини, Никифор Иннокентьевич, что так сильно тебя заботами нагружаю, но сам понимаешь, что дельные работники нам нужны, а глава семьи, что я приобрёл, в текстильном деле хорошо разбирается.
Чтобы у Селивёрстова не поехала крыша от новостей, я не стал говорить ему, что семья Морозовых это не единственное моё приобретение в Московской губернии. Как заверил меня стряпчий, на днях количество моих людей пополнится ещё одной небольшой семейкой — майор Щукин, владелец подмосковной деревни Духанино, любезно согласился уступить мне всего за триста рублей отца и сына Ветлуевых.
Не скажу, что история семьи Ветлуевых стара как мир, но не такая уж и редкость, а особенно в Московской губернии, где крепостные в большинстве своём платят оброк, а не отрабатывают барщину, как это принято в губерниях с плодородной землёй и развитым сельским хозяйством.
Вот и Григорий Семёнович Ветлуев, а затем и его сын подались в Златоглавую в поисках заработка, да пристроились в одной часовой мастерской на Мясницкой. До двенадцатого года дело шло хорошо и отец с сыном неплохо себя чувствовали в Москве, и даже имели какие-то должности в мастерской, каждый год, выплачивая оброк помещику. Только вот с Наполеоном в страну пришла не только война, но и поток эмигрантов. Благодаря этому количество часовщиков увеличилось, а заработок Ветлуевых начал падать и настал момент, когда они не смогли выплатить оброк. Ну а так как дела у майора Щукина идут ни шатко, ни валко, он, чтобы не платить в казну подать за не приносящих прибыль крестьян, решил их продать.
Зачем мне часовщики? Пока точно не знаю, но есть у меня задумка наладить выпуск швейных машинок.
Глава 6
— Как же вам дворянского звания не хватает, — подосадовал я Екатерине Матвеевне, — Вот бы мы с вами развернулись.
— Так не успел мой муж. Чин он получил прямо перед холерой, а оттуда уже не вернулся. Если бы не это — быть бы мне дворянкой, пусть и не потомственной, — с заметным сожалением заметила Минаева.
Упс-с…
— А расскажите-ка мне всё подробней, начиная прямо с этого места… — чуть ли не встал я в охотничью стойку, как собака, почуявшая след.
Говоря коротко, моя афера, которую я изначально задумывал чисто ради развлечения и небольшой спекуляции, итоги которой должны были упасть на счета ещё не совсем созданной семьи, ушла за свой инвестиционный горизонт, бурно и беспощадно преодолевая все ранее намеченные границы.
Не, понятно, что по своему размаху и беспредельности моя афера бледна, если в качестве примера взять аферу того же Мавроди и его «МММ», которая бурей ворвалась в жизнь граждан одной, отдельно взятой страны. Так у меня и нет таких задач. Всего лишь хочется наказать особо ушлых московских купцов, отучая их шпионить, и подготовить рынок тканей к нашествию новых красителей.
Свою шутку я заранее продумал в деталях и со вкусом, как только у нас появился пурпурный краситель.
А смысл моей шутки до ушлых московских купцов, многие из которых попытались заслать шпионов к Минаевой, дойдёт до них далеко не сразу. Зато когда поймут, то станут уважать тандем купчихи и князя Ганнибала сообразив, в чём соль. Москва в таких делах толк понимает.
Впрочем, стоит объяснить, откуда и что взялось.
Пурпурный шамрез был с восторгом принят при дворе Её Величества. Там даже такие аналогии проводились, как пурпурные ткани Римской Империи, где вес шёлка в этом цвете шёл по цене золота.*
* За первые 300 лет нашей эры, стоимость пурпура в Римской Империи подскочила в 25 раз, а один фунт крашеного шёлка стоил 150,000 денариев (эквивалент $28,000!) В III веке н.э. император Аврелий запретил жене покупать пурпурную шаль, так как её цена была эквивалентна весу в золоте.
После первого же бала, где лишь одна Императрица блистала в платье из пурпурного шёлка, а её фрейлины были отмечены всего лишь такими же нашейными косынками, у москвичей сорвало крышу.
Пурпурный шамрез хотели все, но был он лишь в лавке Минаевой. Дорого. Правильней сказать — сказочно дорого! И его покупали! В десять раз дороже той цены, которую стоила эта же неокрашенная ткань.
И всё бы ничего, но купчихе пришлось завести сначала второго, а потом и третьего приказчика в её лавку, так как один уже не успевал управляться.
Этот ажиотаж не остался не замечен купечеством. Многие солидные купцы в те дни побывали в её лавке лично, чуть ли ни на зуб и не на запах пробуя выяснить причину успеха и завистливо цокали языком, глядя на новомодный цвет шёлка, идущего нарасхват.
Что характерно, ни один из них не попробовал в эти дни подкатить с предложением сотрудничества. Зато шпионы пошли рекой. К той бане, где мы с Петром Исааковичем краситель вырабатывали, целую тропу от частокола к бане по снегу протоптали.
Да и пусть. Специально для них пара здоровенных чугунных котлов около бани выставлена. А там на дне — и покрошенные корни марены, и овсянка, и соль, и скорлупа, и даже бычья кровь, сдобренная уксусом в отдельной плошке оставлена.
Полный набор — «сделай сам». Короче — иди и делай, только руки не забывай менять, чтобы до мозолей не стёрлись за время бесполезных опытов. Не получить из корня марены нужного насыщенного пурпурного цвета, будь ты хоть трижды мастер по краскам. Это моя ловушка, на которую работает антураж и кое-кто из персонала.
Больше всего пострадала пара тех работников, которым купчиха доверила резать и толочь корень марены. Их постоянно пытались споить, и всё время это были разные люди, очень похожие на переодетых приказчиков весьма известных московских купцов.
А я, с тихой грустью, скупал эти корешки. Даже если и не продам их втридорога, а это минимум, то на покраску льняных тканей когда-нибудь пущу. С помощью связи я сначала до Питера дотянулся, а потом и из Велье своего купца-старовера в Новгород за мареной отправил. Ажиотажный спрос, он такой. Надо ковать денежки, пока горячо!
— Виктор Иванович, ты мне честно скажи, из марены хоть можно что-то пурпурное произвести? — досадливо поморщился я, так как поутру меня разбудил громкий шум и ржание коней.